Даже когда происходит скопление мигрантов-одиночек на окраинах городов, расположенных в сельских местностях, легко ошибиться относительно их численности. Можно проехать через такой типичный трущобный район и не получить никакого представления о том, сколько человек слоняются по улицам, торчат в игорных домах и пивных, ждут работы возле контор по найму или же находятся в дешевых меблированных комнатах и гостиницах. Поздно вечером трущобы оживают, тысячи людей, не знающих куда себя девать, заполняют улицы. Но чтобы составить себе правильное представление о жизни этой окраины, надо быть там в 5 час. утра, когда туда подкатывают грузовики для вербовки поденных рабочих прямо на улице. Когда какой-либо грузовик набирает полную партию рабочих (от 50 до 60 человек), он снимается с места и отправляется в поле. После 7 час. утра улицы снова пустеют. Рабочие возвращаются с полей лишь после заката солнца. Днем на окраине можно увидеть лишь отдельных рабочих, вернувшихся раньше с полей, да новое пополнение, прибывшее из сельских мест. На окраине никто не имеет адреса и никого не называют по имени. Людей знают лишь по кличкам: «Тонкий», «Сам», «Толстяк» и т. д. Около полудня можно увидеть пьянчуг, отправляющихся в центр города выпрашивать медяки, пока их не погонит полиция. Все же, если вы не посетили окраину в 5 час. утра, вы никогда по-настоящему не видели всех этих тенеподобных существ — безыменных, обезличенных, оборванных людей, которые то появляются из трущоб, то снова пропадают в них.
Сельскохозяйственный мигрант не только почти не видим, он к тому же безгласен. Если вы прочитаете протоколы прений в конгрессе по сельскохозяйственному законодательству, то не найдете в них нигде даже упоминания о сельскохозяйственных рабочих. Если же взять социальное законодательство, то можно подумать, что сельскохозяйственные рабочие вообще не существуют: они ведь не имеют политического влияния, и поэтому никто не интересуется их судьбой. Если же кто-либо и выступает в защиту их прав, то это обычно человек, не имеющий решающего голоса. Все попытки помочь им носят столь же неорганизованный характер, как и сама жизнь этих людей. Сами же они редко когда имеют возможность лично высказаться, описать свой печальный опыт и рассказать об истинной причине своего плачевного положения.
Все же за последние 2 года эта возможность была им предоставлена, и вряд ли следует говорить о том, что они ничего не утаили. Когда в Калифорнию начали прибывать десятки тысяч джоудов (за 3 года их появилось 350 тыс.), они привели в движение целое колесо событий, заставивших общественность обратить внимание на проблему сельской миграции. Обнаружив появление сельскохозяйственных мигрантов, мы сделали открытие, что в сельском хозяйстве происходит революция. К тому же мигранты нашли себе союзника в лице Джона Стейнбека, который в 1939 г. с такой силой описал их печальную участь, что всколыхнул всю Америку. После опубликования им «Гроздьев гнева» в Калифорнию была направлена комиссия Ла Фоллета, которая, расследуя случаи нарушения гражданских свобод, более или менее случайно открыла существование индустриализированной фермы и вскрыла процессы, быстро преобразующие сельское хозяйство Соединенных Штатов. Вслед за комиссией Ла Фоллета последовало создание в 1940 г. комиссии Толана. Затем Временная национальная экономическая комиссия провела исследование технологических изменений в сельском хозяйстве, Администрация общественных работ издала ряд монографий по вопросу о вытеснении в сельском хозяйстве, а сельскохозяйственные колледжи и правительственные организации наводнили страну множеством специальных исследований и статей.
Волна обследований прокатилась по всей стране. Вскоре жителям Флориды, Мичигана, Техаса, Огайо и Колорадо начали доказывать, что у них тоже существует проблема мигрирующих рабочих и что в их сельскохозяйственных районах происходят перемены. В ходе своей работы комиссия Толана установила, что в сердце таких сельскохозяйственных «империй», как Айова и Иллинойс, промышленная революция вызывает столь же разрушительные последствия, как и в Техасе, где тысячи фермерских семей были согнаны с земли и превратились в мигрантов.
В этой книге повествуется о двух типах мигрантов: о «вытесненных» мигрантах и о «постоянных» мигрантах. В первом случае речь идет о фермерах, которых разорил кризис. Эти фермеры оказались, подобно Джоудам в «Гроздьях гнева», вытесненными из сельского хозяйства и стали кочевать. Во втором случае имеются в виду «привычные» мигранты, или сезонные сельскохозяйственные рабочие, из года в год совершающие свой обычный маршрут в поисках работы по сбору урожая. Тесно связанные и часто переплетающиеся друг с другом, обе эти группы в конечном счете являются жертвами промышленной революции в сельском хозяйстве. На протяжении всей книги я пытался уделять основное внимание этим людям и их печальной участи, а не процессам, превратившим их в мигрантов. Но для того чтобы понимать этих людей, необходимо знать кое-что об их окружении, об их жизни до того, как они стали мигрантами, и о процессах, приведших к их вытеснению. Материал расположен в хронологическом порядке и соответствует основной линии обследований, проводившихся комиссиями Ла Фоллета и Толана.
Понять и разрешить проблему миграции можно лишь, как сказал Джонатан Даниэльс, «беспрерывно следя за ней. Эти люди не перестанут умирать с голоду или же кочевать, если мы предадим их забвению». Тысячи обнаруженных в Калифорнии мигрантов заставили говорить о себе. Их не замечали в родных местах и не обращали на них внимания, когда они превратились в кочевников, но зато их быстро обнаружили, когда они, приехав в Калифорнию, очутились в вопиющем противоречии с развитой системой индустриализированного сельского хозяйства. Незаметные в ходе передвижения, они стали чересчур заметными, когда начали скопляться в поселенческих лагерях, где их нищета служила молчаливым доказательством процесса вытеснения фермеров из сельского хозяйства, а также провала концепции, идеализирующей фермерский образ жизни. Однако, к сожалению, существует опасность, что мигранты не будут продолжать пользоваться тем вниманием, которое совершенно необходимо ввиду чрезвычайной важности проблемы, трагическим порождением которой они являются. Ведь в прошлом их уже «открывали» лишь для того, чтобы снова затем о них забыть. Комиссия по вопросам промышленных отношений обнаружила их в 1915 г. так же, как их обнаружили — в 1939 г. комиссия Ла Фоллета и в 1940 г. комиссия Толана. Кроме того, проведенные этими комиссиями обследования совершенно не коснулись тысяч мигрантов, о которых страна никогда ничего не слышала или же, услышав однажды, давно об этом забыла. Речь идет о тысячах фермерских семей, которых сейчас вытесняют с земли и которые через несколько лет последуют за Джоудами.
Для большинства американцев «проблема мигрантов, — сказал д-р Пол Тэйлор, — кажется очень далекой. Но они глубоко заблуждаются. Переселение на тихоокеанское побережье не является лишь следствием великой засухи на равнинах. Этот поток человеческих страданий представляет собой не что иное, как конечный результат длительного процесса, охватившего наши земледельческие районы от Нью-Джерси до Калифорнии, от Северной Дакоты до Флориды. Американцы в своем большинстве не имеют даже представления о том, какие огромные силы вызвали столь трагические последствия. Они не осознают всей разрушительной мощи этих сил и не понимают, что и к ним приближается гроза». В этой книге преследуется цель описать действие этих сил и те трагические последствия, которые они вызывают; показать, что на землю действительно пала тень.
Дороти Брюстер отметила, что когда Оливер Гольдсмит написал свою поэму «Заброшенная деревня», все восторгались красотой его стихов, но скептически относились к приводимым им историческим фактам. Джонсон считал, что Гольдсмит нарочно сгустил краски, чтобы придать поэме драматическую силу. Маколей высказал предположение, что Гольдсмит сознательно подменил английскую деревню ирландской. Но через 142 года после выхода в свет этой поэмы Дж. Л. Хаммонд и Барбара Хаммонд в своей книге «Английский крестьянин» описали на основании фактических данных, что произошло с сельскохозяйственным населением Англии в период «огораживания» и начала промышленной революции. В ходе своего исследования они столкнулись с большими трудностями. Им пришлось самим разыскивать фактический материал, так как на все, что касалось «деревенских революций», была наложена печать молчания. «Класс, — писали они, — оставивший столь блестящий след своей деятельности в литературе, искусстве и политике, оставил лишь тусклые и скудные сведения об обездоленных крестьянах, бросающих тень на его богатства, об изгнанных батраках, бросающих тень на его развлечения, и о нищих деревнях, бросающих тень на его силу и гордость». На наши богатства и развлечения, на нашу силу и гордость тоже падают тени. Мы тоже имеем свои «заброшенные деревни», своих «обездоленных крестьян» и своих «изгнанных батраков». Мы даже имеем собственное движение «огораживания». Снова промышленная революция подрывает сельскохозяйственную экономику, но на этот раз идет революция не в промышленности, а в самом сельском хозяйстве. В то время как раньше тень, падавшая на наше богатство и роскошь, сливалась с землей и была почти невидимой, сейчас, когда людей оторвали от земли, она поднялась вместе с ними и стала заметной. Я попытался в этой книге обострить наше восприятие этой тени, которую бросают на американскую землю тысячи кочующих мигрантов.