Во-вторых, эти мониторы. Изображение на них было черно-белым, но картинки получались очень четкими и ясными. Хорошо просматривалось, как люди ходят из одного помещения в другое, и даже можно разглядеть их лица. И я знал, что такое же изображение на шести мониторах дублируется, вероятно, в трех-четырех помещениях на этом этаже: в кабинете босса, у начальника охраны, в каморке перед хранилищем, может, где-то еще.

И скорее всего, все происходящее в конторе записывалось на видеопленку. Теперь многие перешли на видеопленку, с которой можно стереть ненужную запись и снова пустить ее в дело, как обычную магнитофонную ленту. Хозяева конторы могут хранить запись неделю, месяц или еще дольше, так что если позднее выяснится, что кто-то провернул грязное дело, они могут прокрутить пленку и определить, в какое время где кто находился.

– Я могу вам помочь?

Это спросил у меня тот охранник, который работал с посетителями, сейчас он смотрел прямо на меня из-за стойки. Голос у него был резким и нетерпеливым, но в нем не ощущалось подозрительности. Стараясь по возможности выглядеть невинно и туповато улыбаясь, я показал на монитор:

– Неужели это я там?

Бросив на экран раздраженный взгляд, он сказал:

– Да, это вы. Чем вам помочь?

– Я еще никогда не видел себя на экране, – простодушно ответил я.

Я смотрел на экран как завороженный, и, по правде говоря, так оно и было. Для этого случая я снова нацепил фальшивые усы и теперь поражался своему виду. Я стал совершенно другим человеком, едва себя узнавал.

Охранник начинал терять терпение. Он смотрел на меня через кипу толстых пакетов и снова спросил:

– Вы посыльный?

Я не хотел слишком долго болтаться здесь и надоедать ему, опасаясь, что меня могут запомнить. Кроме того, я уже видел все, что нужно, и не собирался проникать сегодня в служебные помещения.

– Нет, – сказал я. – Я ищу кабинет начальника кадров. Мне предлагают здесь работать.

– Это на восьмом этаже, – сказал охранник и ткнул пальцем, указывая на потолок.

– О! Значит, я не там вышел из лифта.

– Да, вы ошиблись.

– Спасибо, – сказал я, вернулся к лифту и нажал кнопку. В ожидании лифта я еще немного огляделся. Да, охраной можно было только восхищаться. И все-таки эта контора подавала нам самые большие надежды.

Не очень-то мне хотелось навещать Пола в больнице. Я вообще терпеть не могу больницы и госпитали, а особенно когда там лежит наш брат офицер полиции. Не нравится мне этот намек, что такое может случиться с каждым из нас.

Вы наверняка видели трансляцию футбольного матча по телевизору, а случалось вам обращать внимание на то, что происходит на поле, когда кто-нибудь из игроков получает травму? Он катается по земле, схватившись за коленку, и, может, один-два игрока подойдут посмотреть, что с ним, а остальные расходятся и делают вид, что у них какие-то проблемы с бутсами. Я-то точно знаю, что они испытывают. Их поведение вовсе не значит, что все они равнодушные и бесчувственные люди, просто это напоминает им, как легко они могут оказаться на месте травмированного игрока.

То же самое происходит и со мной. У меня было полно возможностей навестить Пола, но, пока я не успокоюсь и не перестану чувствовать себя виноватым перед ним, я не пойду к нему, хоть убей. Но вот я наконец тащусь в больницу, а говорить нечего, и мы все, друзья раненого, сидим у его постели и смотрим какую-нибудь мыльную оперу по телику. Удивительно, что в машине во время дежурства у нас всегда найдется о чем поболтать, но только не в госпитале. Госпиталь – совершенно безнадежное место для разговора.

И вот я снова в больнице и хожу туда-сюда около кровати. Пол лежал в палате на двоих, но сейчас вторая койка пустовала. Из окон открывался роскошный вид на глухую кирпичную стену. Если подойти ближе, к самому окну, внизу можно увидеть зеленый газон. Но если бы Пол мог стоять у окна, то не лежал бы сейчас на койке, а так он только и мог видеть эту мрачную кирпичную стену.

Укрепленный на стене телевизор работал, но звук был выключен. Пол сидел на кровати, окруженный газетами и журналами, и украдкой посматривал в сторону телевизора.

Я силился придумать тему для разговора. Просто не выношу неловкого молчания.

– Слушай, Джо, – сказал Пол, – если хочешь идти, не стесняйся, все в порядке.

Я перестал расхаживать и притворился заинтересованным:

– Нет, нет, все нормально. Какого черта! Пусть Лу покатается один.

Лу был новичком, которого мне дали в напарники вместо Пола.

– Ну как он? – спросил Пол.

– Нормально, – сказал я и пожал плечами. Лу меня мало интересовал. Затем, чтобы оживить разговор, я добавил:

– Только он слишком серьезно относится к работе. Хорошо бы ты поскорее вернулся.

– Мне бы этого тоже хотелось. – Пол усмехнулся:

– Ты не поверишь, но мне хочется на работу!

– Я бы поменялся с тобой местами пару раз.

Он вдруг начал скрести больную ногу через простыню:

– А говорили, что больше она не будет зудеть.

– Я еще не видел доктора, – сказал я, – который что-нибудь понимал бы в своем деле. – Кивком я указал на пустую кровать. – Хорошо еще, что этот старый зануда больше не скрипит здесь. Его выписали?

– Нет, – ответил Пол. – Он умер.

Пол продолжал с ожесточением чесать ногу.

– Интересно, наверно, было.

– Среди ночи. – Пол перестал скрестись и зевнул. – Взял и упал с кровати. Разбудил меня и до черта напугал.

– Веселый у тебя получается отдых, – сказал я и подумал:

"А у нас получается веселенький разговор”.

– И не говори!

Больше мне нечего было сказать о старике, замертво упавшем с больничной кровати, поэтому в комнате опять повисла давящая тишина. Я поднял голову посмотреть на экран, там показывали парня, который плавал в цистерне с фекалиями. По телевизору часто показывают невероятную гадость.

Пол ерзал на постели, не зная, куда приткнуть больную ногу, и несколько журналов соскользнули и с шумом шлепнулись на пол. “Как этот старик”, – подумал я.

– Ну, парень, у меня совершенно затекла задница, – сказал Пол. Он никак не мог устроиться поудобнее. – Прямо всю колет, представляешь?

– Представляю, – сказал я, поднял журналы и сунул ему на одеяло. – Попробуй перевернуться на другой бок. Еще здорово помогает, когда лежишь на медсестре.

– Ты хоть заметил, какие они здесь все страшные?

– Да видел уже.

Вот и весь разговор. Я снова посмотрел на экран, реклама уже закончилась – я надеялся, что кадры с тем парнем были рекламным роликом, – что там еще показывают? Больничная палата, один парень лежит в постели, а другой ходит, разговаривая с ним.

– Смотри, мы с тобой на экране, – сказал я.

– И у парня, что в кровати, амнезия. Я воззрился на него:

– Откуда ты это взял? Он усмехнулся:

– Я забыл.

Больше просто не о чем было говорить. Господи, я же знал, что разговаривать в больнице просто невозможно. Пол задумчиво смотрел на пустую кровать.

– Знаешь, что мне приходит в голову, когда я думаю о нем? – спросил он.

– Что, старина?

– Он всегда говорил, что еще ничего не успел сделать. – Пол взглянул на меня с кривой улыбкой. – Он считал, что попусту прожил свою жизнь. Вообще-то он был очень старым, но мечтал только о том, чтобы поскорее выздороветь и выписаться отсюда, чтобы начать что-нибудь делать.

– Что именно?

– Он не знал, старый бедолага. – Пол пожал плечами. – Думаю, просто что-нибудь другое, не то, чем он раньше занимался.

Я смотрел на пустующую кровать и ясно представлял себе, как старик падает с нее на пол. Интересно, кем он работал.