Если бы наука способствовала так просто находить ответы на старые, как наш мир, вопросы, мы были бы, без сомнения, куда счастливее… Но жить было бы уже не так интересно. Я хочу сказать Вам в дополнительство, что на протяжении нескольких лет имею честь состоять в переписке с достойным немецким ученым — фольклористом и геологом господином Джозефом (Йозефом) Риемом, который готовит к изданию труд „Земные катастрофы в сказаниях и в науке“. По той куче писем, которые я получил, и по той множественности вопросов, которые господин Рием задал мне, можно без труда составить представление об авторе. Это, как и все немцы, усидчивый и добросовестный исследователь, которому можно, без сомнения совести, доверять. Вам, возможно, будет интересно узнать, что у Джозефа Риема есть несколько самостоятельно собранных им баскских легенд, которые отличны от приведенной мною лишь самыми незначительными деталями. Нам остается удивляться, с какой точностью, с какой упрямой точностью пересказывают современные баски легенды далеких предков. А еще нам остается глубоко сожалеть, что до наших дней не дошло письменных источников, письменных документов иберов. Возможно, Вы слышали о металлических пластинках на неведомом (возможно, иберийском) языке, обнаруженных под Бильбао. Если это не миф, то расшифровка письмен могла бы дать поистине безграничный материал. Имея фотокопии текста, я как прилежный ученик положил язык на край губы и начал делать попытку расшифровать».

Я прочитал первую половину письма и, чтобы продлить удовольствие, сделал небольшой перерыв. Подумал о Петрэ: что это — раскаяние человека, ощущение вины перед памятью погибшего брата или более прозаическое желание приблизить к себе взрослого племянника, когда катит в глаза старость.

— Почему покраснел? — спросил Петрэ. — Что-нибудь интересное?

— Послушай, дядька. Я продам тебе душу, понял меня, я забуду все, что было раньше. Но ты обязан разыскать письмо деда, разыскать ответ деда на это письмо. И вспомнить все, что было связано с ним. Не может быть, чтобы не оставалось ответа, понимаешь, не может быть.

— Глупые слова говоришь. Отец уезжал не торопясь. У него было время все хорошо собрать. Он оставил многое из того, что было дорого ему, даже семейные фотографии, семенное серебро и картины, которые перешли от деда. Но все, что было связано с басками, он взял с собой. Я думаю, что он хотел поразить Грузию издалека. Увы, он рано ушел из жизни и довести до конца работы не сумел. Говорят, что свое наследство он завещал грузинской колонии во Франции. Ну а ответ его, без всякого сомнения, должен был получить этот, как его, профессор Харрисон… Почему бы тебе не написать ему? — криво усмехнулся Петрэ. — Когда-то при проклятом прошлом это было проще, чем сварить лобио… Ну умолкаю, умолкаю, не смотри на меня так. Что, не правду говорю?

Кто и как мог помочь мне разыскать Харрисона?

Я взял в руки второй лист письма.

«Сделав столь длинное отступление, я имел бы желание сказать Вам об одном своем убеждении. Я верю, что в далеком прошлом иберы оставили свои следы во многих географических названиях не только Иберийского полуострова. Следы их пребывания запечатлены в имеющих протобаскскую основу названиях многих горных поселений Франции и Северной Италии. Значит, не таким уж мимолетностным было пребывание здесь переселенцев. Значит, шли они не торопясь, пока не обосновались в Пиренеях.

Одно предположение, связанное с этой догадкой, я выскажу позже, пока же перейду к делам топонимическим, которые, возможно, заденут Ваше внимание. Эта работа была проделана мною сравнительно быстро при любезном содействии Королевского альпийского клуба, предоставившего в мое распоряжение крупномасштабные карты горных районов Грузии.

На небольшом квадрате территории Сванетии есть названия, которые никак не дают покоя.

Я хочу сказать Вам, глубокочтимый коллега, что очень трудно думать о том, будто эти совпадения имеют одну только случайность. Теперь я много читаю о Сванетии и мечтаю, как совсем молодой человек, побывать там. Я бы с удовольствием побывал в Сванетии вместе с моим сыном, который считается сравнительно неплохим альпинистом. Лазить по горам так, как Стивен, я бы, наверное, не мог, немножко не те годы, по думаю, что эта экспедиция не была бы бесполезной и для меня. Я бы собрал местные сказания и постарался бы сравнить их с теми, которые слышал в Басконии. Но это путешествие, я жалею, приходится немного перенести, так как Стивен приглашен в армию и готовится стать офицером альпийского отряда, Ему служить еще целых восемь месяцев, но я пока официально обращусь с помощью нашего института к Российскому послу с просьбой содействовать нашей поездке.

Буду чрезвычайно рад переписываться с Вами. Если Вам это не покажется скучным и бесполезным занятием, напишите мне, пожалуйста.

С пожеланием счастья Джекоб Харрисон,

Кингстоун, 12, Лондон, Англия».

— Лиана хотела все это выкинуть, — сказал Петрэ, — как-никак переписка с заграницей: мало ли что подумают, если найдут. Но я запретил. В таких делах мое слово закон, всегда будет так, как я захочу, — торопливо продолжал Петрэ, пользуясь тем, что Лиана задерживалась на кухне. — Ну что, прав я был, когда говорил — не годится забывать родственников и воротить от них нос при встрече? Молодой ты еще, горячий, многого не понимаешь.

— Ты всегда был любвеобильным родственником.

Всегда было приятно знать, что ты где-то рядом и чувствовать твое тепло.

— Ладно, ладно, знаешь поговорку — кто старое помянет, тому глаз вон.

— А я и не собираюсь вспоминать старое. Ты мне можешь помочь, а я в долгу не останусь. Поищи в своих шкафах и комодах, вдруг осталось что-нибудь от переписки деда.

— Приходи, приходи, может быть, найдем, — загадочно сказал Петрэ.

— А это письмо я могу взять с собой?

— Лучше бы снял копию, вдруг пригодится… А впрочем, бери.

Несколько следующих дней мы с Шалвой занимались топонимикой. Мы взяли большую карту Испании и большую карту Грузии и положили их на пол, и маленький круглый Шалва, то и дело поправляя очки, шариком медленно-медленно передвигался по карте Испании, время от времени называя местности, реки и поселения, которые казались ему заслуживающими внимания.

Мы взяли большую карту Испании и большую карту Грузии и положили на пол; и маленький круглый Шалва шариком передвигался по карте Испании, время от времени называя местности, реки и поселения…

— Река Арагон, — говорил он.

— Есть, — отвечал я, как на перекличке. — Арагви. Подойдет?

— Весьма возможно. Кстати, если мне не изменяет память, Страбон называет Арагоном одну из рек Кавказской Иберии. Не имеет ли он в виду Арагви?

— Гениста, — продолжал Шалва, мусоля карандаш. Карандаш был химическим, губы у Шалвы стали синими-синими, я несколько раз просил его не брать карандаш в рот, он обещал и тут же забывал. Тогда я легким усилием вытянул карандаш из его руки и заменил простым — пусть сосет себе на здоровье.

— Что ты там даешь взамен Генисты?

— На карте у меня ничего похожего нет. Но рядом с Сухуми есть местечко Гумиста. Сгодится?

— Предположим. Поехали дальше. Называю: горное плато Месета, высшая точка 2316 метров.

— Ну тут вполне достаточно иметь даже такую сообразительность, как у тебя, чтобы назвать хребет Месхети в южной Грузии.

— Возбуди свою единственную извилину и припомни что-нибудь похожее на Рио-Тинто, реку в Андалузии.

— Рио… рио… Риони.

— Браво, старикашка, а теперь что-нибудь похожее на Эбро, реку, омывающую с юга землю басков.

— Эбралидзе Арчил, — в темпе блица назвал я чемпиона Грузии по шахматам и получил линейкой по затылку.

— Ты когда-нибудь научишься заниматься чем-то серьезно более пятнадцати минут? — менторским тоном спросил Шалва, Его медом не корми, дай только порассуждать о ближнем и его недостатках.