— Почему бы вам не довести дело до конца? — с горечью спросила девица. — Или вы хотите, чтобы меня убили ваши дружки?

— Они вовсе не мои дружки, — ответил Гроуфилд. — Если вы говорите о той шайке, которая напала на вашу шайку, то никакие они мне не друзья.

Вивьен молчала. Гроуфилд не видел ее лица, поэтому в конце концов пожал плечами и опять принялся заводить мотор. Но тут девица сказала:

— Я вам не верю.

— Таков уж мой удел — удирать от своих друзей, — ответил Гроуфилд и запустил двигатель.

— Подождите! Прошу вас, подождите!

Он раздраженно повернулся и посмотрел в ее сторону.

— Чего мне ждать?

— Я думала, что они ваши люди, потому и стреляла в вас. Я бы не стала этого делать, если б знала.

— Я это запомню, — сказал Гроуфилд, берясь за рычаг переключения передач.

— Нет! Пожалуйста, выслушайте меня!

И почему он не бросил ее там? Разве она не стреляла в него? Разве не науськала на него этого полковника с жестяными звездами на погонах? Но ему вспомнилось выражение сомнения на лице Вивьен, которое он заметил перед тем, как выпрыгнул из окна, и то, как она неистово махала ему руками, когда он стоял внизу. Гроуфилд заколебался.

Ему пришло в голову, что, если девица влипла и ей не к кому обратиться за помощью, можно заключить с ней сделку. Он ей — защиту, она ему — сведения. Таким образом, он наконец — то узнает, что тут творилось. Разве это не обрадует Кена? Если, конечно, Гроуфилду суждено еще раз встретиться с Кеном и вообще увидеть цивилизацию.

Он запустил мотор и сказал:

— Ладно, слушаю.

Вивьен поднялась и заковыляла к нему, держась за ушибленное колено.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала она. — И дело не во мне одной, а во всех нас.

— Не подходите слишком близко, — предупредил ее Гроуфилд.

— Стойте на месте. Я вас вижу, а вы оттуда меня не достанете. — Я не собираюсь на вас нападать, — ответила Вивьен. — Я думала, это ваши люди. Будь иначе, я бы не стала стрелять.

— Вы это уже говорили.

— Не понимаю, почему американцы так себя ведут. Стреляют, убивают, ни с того ни с сего поджигают дом. Не могу понять. — Они не американцы, — сказал Гроуфилд. — Они вообще неизвестно кто.

— Нельзя допустить, чтобы они захватили… — Вивьен умолкла, в отчаянии качая головой. — Надо их остановить. Вы должны мне помочь.

— Вы хотите сказать, что я многим вам обязан?

— Я никогда не желала вашей смерти. Я думала, они опять вас запрут. Вы сами виноваты. Не захотели сидеть под замком и вынудили полковника принять решение убить вас. А я хотела, чтобы вас просто куда — нибудь упрятали.

— Благодарствуйте.

— Потому что я вам не доверяла, — сказала Вивьен. — И вы должны согласиться, что это справедливо, признав, что я имела все основания не доверять вам. Вы хотели получить возможность все разнюхать и поэтому отказались сидеть под замком. Разве не так?

— Не обязательно было запирать меня, чтобы что — то скрыть.

— Вы слишком пронырливы, — возразила Вивьен. — Видите, я говорю то, что думаю. Мне жаль, что все так вышло. Я не думала, что у вас хватит тупости ставить полковнику ультиматум, и была права, призывая не оставлять вас на свободе.

Гроуфилд покачал головой и усмехнулся.

— Вы так сладкоречивы, — сказал он. — Вы вскружили мне голову, честное слово.

— Но я не хотела вашей смерти, — заявила девица. — Там, в усадьбе, я уже собиралась подать голос в вашу защиту, только это было совершенно невозможно. Вы сами лишили полковника выбора. Он не мог пойти на такое унижение.

Гроуфилд кивнул.

— Я готов признать, что неверно оценил положение, — сказал он. — Я полагал, с ним надо разговаривать уважительно, но на равных.

— Вы спорили с полковником, — произнесла Вивьен таким тоном, словно еще не совсем оправилась от потрясения, вызванного этим воспоминанием.

— Наверное, мне надо было рвать на себе волосы.

— Вам надо было сказать, что без его покровительства вы конченый человек, и умолять его о помощи. Каждый любит щегольнуть великодушием, а полковнику не чуждо ничто человеческое.

— Правда? Значит, вы просто делаете вид, будто он святой?

— Для человека, который плевать хотел на Америку, вы мыслите слишком по — американски.

— Возможно.

Гроуфилд оглянулся и посмотрел на усадьбу, самолет и поле брани. Шум сражения немного поутих. Гроуфилд опять повернулся к девушке.

— Это все, что вы хотели мне сказать? Что в моем поведении прослеживаются национальные черты?

Девица внезапно вспомнила о своем волнении.

— Мы должны как — то остановить их. Если они не американцы, то одному Господу ведомо, откуда эти люди и кто их нанял. Они не должны захватить… — Вивьен осеклась. Казалось, она хочет что — то сказать, но никак не найдет подходящих слов. — Там, в доме, спрятаны четыре железные канистры. Они не должны попасть в лапы к этим людям. Нельзя допустить, чтобы их отсюда увезли.

— Почему? Что в этих канистрах?

— Я… я точно не знаю. Это очень опасная штука. Оружие.

Оно не должно попасть в плохие руки.

— Если это и впрямь опасное оружие, то оно и так было в плохих руках, — ответил Гроуфилд. — Что это за оружие?

— Я и правда не знаю.

— Ну, тогда я и правда не могу вам помочь. Прощайте, Вивьен. С вами было совсем не скучно.

— Погодите!

Гроуфилд сидел и смотрел на девушку. Даже в темноте он видел, как на лице у нее появилось растерянное выражение. Он не понукал ее, просто сидел и ждал, наконец она решилась.

— Это бактерии.

— Что?

— Болезнетворные микробы, выращенные в лаборатории.

— Для использования в бактериологической войне?

— Да, — ответила Вивьен.

— Господи! Какие еще…

— Смотрите!

Самолет разворачивался. Медленно и величественно. Гроуфилд следил за ним.

И тут луч прожектора ударил ему прямо в глаза.