Ник Винсент

ВОДОВСТВО

Элодия проходила мимо Гола Колеа по сходному трапу в паре сотне метров от каюты Тоны Криид. Он стоял, опустив голову, и, когда она попыталась его поприветствовать, оказалось, что он ее не заметил. Она продолжила идти. Наверное, у него было, о чем задуматься. У нее тоже. Как и у всех.

Элодия провела день, сидя с Баном так долго, насколько позволили Курт и Лесп. Уже шесть дней прошло с провала Избавления. Шесть дней с операции на его ногах и брюшной полости, которые спасли капитану жизнь.

Сегодня Бан сделал первые шаги. Это было чудо. Доктор Курт также сообщила Элодии, что были и травмы другого характера. Бан Даур сможет снова стать солдатом; он будет сражаться в рядах Имперской Гвардии столько, сколько от него потребуется или же до тех пор, пока он не отдаст свою жизнь за Императора. Но был всего лишь крохотный шанс, что муж Элодии сможет стать отцом. Ничтожный шанс на то, что он сможет подарить ей ребенка.

Элодия осторожно постучалась в дверь каюты Тоны Криид. Далин открыл люк.

— Мам, — позвал он, делая шаг в сторону, чтобы Элодия могла войти. — Тут к тебе.

— Кто там? — раздраженно спросила Тона. Она делала подтягивания на вентиляционном канале, проходящем через всю длину узкой жилой комнаты. Женщина повисла на одной руке, чтобы, повернувшись в воздухе, она могла разглядеть, кто входит в ее апартаменты. Увидев Элодию, она подтянулась на одной руке и спрыгнула на пол.

— Элодия, — сказала она с удивлением и сожалением в голосе. — Прости, я не ждала, что ты придешь.

— Нет, извини, — ответила гостья. — Мне не стоило. Ты занята, да и уже поздно.

— Нет, я рада что ты все-таки здесь. Присаживайся.

Она открыла бутылку амасека, которую Гол принес к ужину и взболтнула ее. — Похоже гвардия задолжала тебе пару рюмашек. Мне вот точно.

— Спасибо, — ответила Элодия, впервые улыбнувшись.

— Я принесу стаканы, — сказал Далин, — а затем мне надо обратно в койку.

— Жилые палубы не так уж и плохи, как говорят? — спросила Элодия.

Далин рассмеялся.

— Мы же из Имперской Гвардии, — сказал он. — А жилые палубы для офицеров тоже плохи, как и говорят?

— Не говори Бану, но если бы была возможность там пожить, то я бы не стала ждать от него предложения, а сама бы встала перед ним на колено, — ответила Элодия.

— И это меня они называют корыстной наемницей, — сказала Криид.

Далин пожелал доброй ночи и оставил женщин одних.

— Как там Бан? — спросила Тона.

— Он сегодня сделал несколько шагов, — ответила Элодия.

— Это хорошие новости. Для нас, по крайней мере.

— Да, — согласилась Элодия. — Для всех нас. И для него. Но я не об этом хотела поговорить. Ничего, что так?

— В чем дело, Элодия? — спросила Криид обеспокоившись тоном собеседницы.

— Просто… Я не уверена. Я вообще-то я пока ничего не знаю. Кроме того, что что-то происходит.

— И ты не можешь обсудить это с Баном, потому что он все еще выздоравливает?

— Я не могу это с ним обсуждать, потому что он мужчина. И солдат.

— Но я тоже солдат, — возразила Тона.

— Да. Но можем мы об этом забыть хотя бы сейчас?

— Что-то действительно тебя беспокоит, Элодия. Думаю, тебе надо начать рассказывать, — ответила Тона.

— Сэр, это по поводу наказания? — спросил Харджеон.

— А тебе что, уже не терпится? — спросил капитан Мерин. Ему не дали побыть наедине в каюте; на корабле было полно народу и даже капитанам приходилось с кем-то делить рабочее пространство. К тому же, он хотел скорее с этим покончить.

— Нет, сэр, — ответил Харджеон.

— Я потерял половину роты Е. Если я потеряю еще одного пехотинца, как ты думаешь, буду я по тебе скучать, Харджеон?

Это задело его. Он был человеком нервным и так и не научился вести себя в обществе, что так с легкостью удавалось остальным. Его нельзя было назвать забавным, с ним не о чем было поговорить. И это его злило.

Харджеон слишком легко прогибался под чужим авторитетом, а потом выносил свое раздражение и злобу на тех, кто ниже его по рангу. Но он был среди всех младшим по званию. Он никогда не получал званий, не был карьеристом. Его едва ли можно было назвать квалифицированным солдатом.

— Я был помощником адвоката, — сказал рядовой. — Первое, что я усвоил — это конфиденциальность. Сэр, я знаю, как держать рот на замке.

Он еще и знал, как подделать бумаги на пособия для вдов. Если бы он оказался полезным, возможно к нему относились бы лучше.

— Если дело не закроют, — сказал Мерин, — если Комиссариат снова начнет задавать вопросы, просто вспомни, кто подделал все документы на эти выплаты. Я за это отвечать не собираюсь.

— Вам и не придется, сэр, — ответил Харджеон.

— А теперь прочь с глаз моих, — скомандовал Мерин.

Харджеон ненавидел неуважение своего капитана. А еще он презирал это чувство неуважения, которое испытывал сам к себе.

Рядовой отдал капитану честь и покинул кабинет, закрыв за собой люк.

Была уже пятая склянка[1], время для его обеда в столовой, но у него кишки скрутило в узел и ком застрял в горле. Он спустился на две палубы ниже и срезал путь через вентиляционные отсеки. Харджеон проделывал это уже не одну сотню раз на дюжинах кораблей. Всем хотелось найти укромное место. Не трудно было придумать оправдания за то, что ты находился не там, где нужно, особенно если ты был слишком стар для рядового, но был все еще жив. Особенно, если ты мог изобразить тупицу.

Харджеону нравились жилые палубы, нравился их хаос. Гвардейцы были тут в почете. Все они. Любой из них. А ему нравились женщины. Не такие жесткие, не убийцы вроде Криид или слишком умные, как доктор Курт. Ему нравились грустные, спокойные и одинокие женщины.

Таких женщин он презирал. Даже больше, чем самого себя.

— Это по поводу женщин, — сказала Элодия.

— А что с ними не так? — спросила Тона. — Ты так ничего и не рассказала. Выкладывай уже хоть что-нибудь, если хочешь, чтобы я помогла.

— Всякие мелочи, — ответила Элодия. — Я знаю многих из них. Это жены, подруги и просто женщины рабочие.

— Конечно ты их знаешь, — сказала Тона. — Именно по этой причине они и уважают тебя, приходят к тебе. У тебя есть среди них положение, и ты относишься ко всем как друг. Ты не должна позволять им тебя использовать, Элодия.

— Нет, не в этом дело, — ответила она. — Они обсуждают всякое в основном между собой, но я слышала такое… Такое, что заставило меня забеспокоиться.

— И что же это? — спросила Тона.

— Там много бедных женщин. Они живут сообща и стараются друг за другом присматривать. Но многие женщины в одиночку пытаются воспитать своих детей. У кого-то уже есть взрослые дети в рядах гвардии. Некоторые уже потеряли мужей и детей в кампаниях.

— Так было всегда, — ответила Тона. — Я не знаю, как они справляются, но им всегда приходилось так жить.

— В этом и дело, — парировала Элодия. — Что-то происходит. И они уже не могут сводить концы с концами.

— О чем ты? — спросила Криид.

— Они напуганы. Они прячутся, запираются. Также были и происшествия.

— Они как-то себе навредили? — спросила Тона.

— Об этом и болтают молодые девушки.

— Но это все слухи?

— Женщины болтают всякое, и они все взволнованы. Но что-то точно происходит.

Тона ударила о стол бутылкой амасека.

— В Проливе Избавления было жарко. Мы понесли огромные потери. Половина роты Е погибло. После такого всегда неспокойно.