Юлия Бекташева
Глаза демоницы
Сквозь время.
Даре, той, которую я чувствую всегда. Спасибо.
Комната пресветлого инквизитора Одринга. 13 век.
— Богомерзкая тварь — вскричал священник, наотмашь ударив по щеке девушку, — Ведьма, ты смеешь противиться моей воле?
Худенькая девушка, одетая в какой-то бесформенный балахон холодно смотрела в глаза инквизитору. Руки её были исцарапаны, светлые волосы растрепаны, губы разбиты. Тонкая цепь сковывала ноги. Дыханье чуть сбивалось. А перед ней сидел Великий Пресвятой инквизитор Одринг. Богато одетый, сытый, довольный, с сальными глазами и злобным крысиным взглядом.
— Ты готова признать, что ты пособница Дьявола? — инквизитор пристально разглядывал её лицо. Девушка гордо вскинула подбородок и не ответила, лишь презрительно сплюнула на деревянный пол. Одринг поморщился и хлопнул ладонью по столу. Почти сразу откуда-то из угла мрачной комнаты вышел здоровенный детина в черном балахоне, с колпаком на голове. Палач. Дара судорожно выдохнула и сглотнула. Она знала, на что способны эти люди. Инквизитор ласково качнул головой в сторону девушки. Детина подошел и сорвал с неё балахон. Взгляд серых глаз остался таким же холодным и безразличным.
— Обыскать… — Одринг с нежной улыбкой оглядывал ведьму. Детина не очень-то торопясь и церемонясь нагло ощупал девушку. Дара вздрагивала от прикосновения грубых пальцев. Сильные руки подняли её и швырнули на деревянный круг. Дыба… Дара поняла это, когда все тот же палач прикручивал её руки кожаными ремнями к специальным колышкам. Инквизитор нарочито сочувствующе качал головой, подошел к девушке и коснулся пальцем её щеки, пробежал рукой по шее, груди, животу, бедру. Дара передернулась от омерзения. Где-то в другом конце комнаты палач растопил огромный камин.
— Последний шанс, девочка моя… — Одринг почти пропел это, — молчишь? Вот и славно…
Дара отвернулась и уперлась взглядом в рычаг, возле которого уже стоял палач. Инквизитор мягко кивнул. Первые пол оборота Дара не чувствовала боли, так, после долгого сна потягивается проснувшийся человек, когда до полного оборота осталась четверть, ведьма ощутила, как тянет её связки.
— Ты ничего не хочешь сказать, милая…? — инквизитор с усмешкой наблюдал за чуть изменившимся лицом девушки, — Нет? Еще оборот! Палач резко крутанул рычаг, Дара задохнулась болью. Суставы вырывало, связки напряглись до предела. В комнате становилось все жарче. Обнаженное тело на деревянном круге блестело от пота. Только глаза жертвы сияли холодом…
Офис крупной компании. Наше время.
Рыжеволосая девушка в строгом костюме сидела за компьютером. Пальцы её проворно бегали по клавиатуре. Фейоли. Лицо было задумчивым, она покусывала губы, руки чуть застывали, прежде чем опять застучать по кнопкам. Неожиданно её захлестнула волна боли. Девушку согнуло пополам, в висках застучала кровь, перед глазами плотной занавесью лег туман слез. Чашка кофе, задетая локтем, неестественно медленно падала на ковер. Фей тяжело дышала. Она распрямилась и непонимающе огляделась.
Комната пресветлого инквизитора Одринга. 13 век.
…— Не надумала еще признаться в своих связях с Дьяволом? Ведь ты была с ним? Да? Дьявол владел твоим телом, владеет и твоей душой, так? — Дара молчала, лишь закусила губу. Палач повернул рычаг еще на пол оборота. Кости локтя медленно, нехотя, выскользнули из сустава, с губ ведьмы сорвался стон. Мышцы её напряженно дрожали, пот заливал лицо, она чувствовала, как её тело растягивается на дыбе… Инквизитор убрал налипшие волосы с её лба. Заглянул девушке в глаза и поманил палача. Тот, выслушав инквизитора, достал щипцы и опустил их в огонь камина. Дара наблюдала, как языки пламени нежно ласкают железо, прекрасно осознавая, что будет дальше. Инквизитор сам вынул раскаленное железо и поднес его к коже ведьмы.
— Признаешь себя ведьмой, служительницей Сатаны?… — ответа нет.
Одринг обхватил щипцами щиколотку девушки, зашипела кожа, в воздухе заколыхались запах человеческого мяса и эхо крика, пронзившего ткань бытия и времени.
Здание крупной компании. Крыша. Наше время.
Фейоли дышала с трудом. По спине текла кровь. Огромные кожистые крылья трепетали, ловя воздушные потоки. Длиннющие ногти впивались в кожу ладоней. Глаза, оранжевые, с вертикальными зрачками были полны кровью. На губах чувствовался солоновато-ртутный прикус крови. Демоница яростно вскрикнула. Нечеловеческий визг разнесся над безразличным городом. Резкий взмах крыльев и Фейоли понеслась куда-то вдаль, пропав неожиданно на фоне безоблачного спокойного и светлого неба.
Комната пресветлого инквизитора Одринга. 13 век.
Детина палач тем временем вытащил из чехла недлинную деревянную палку, шагнул к ведьме и резким взмахом перебил ей два ребра. Дара поперхнулась кровью. Следующий удар пришелся по колену, девушка почувствовала, как дробится на осколки её кости. Как она хотела потерять сознание… Палач отошел, а Одринг вертанул рычаг дыбы в последний раз, ведьма дернулась, дышать было трудно, неимоверно трудно… Кровь наполняла рот, текла из носа и ушей, заливая доски. Палач засмеялся и, держа в руках все ту же деревянную палку, грубым движением сорвал ремни с её ног и резко раздвинул ведьме ноги. Дара слабо простонала, тело не слушалось её, свежая кровь на губах превращалась в запекшуюся корку.
Стекло разлетелось, демоница влетела в комнату и сшибла детину, схватила выроненную дубинку и с силой ударила его по кадыку, кровь брызнула изо рта палача, глаза его закатились и он медленно осел на пол. Демоница обернулась к инквизитору, который трусливо вцепился в деревянный крест на груди, выставляя его перед собой. Фейоли рассмеялась, тихо подошла к нему и когтями коснулась Одринговой шеи, оставляя на ней глубокие кровавые борозды. Затем демоница, глядя в глаза пресветлому прошептала:
— Искал Дьявола…Вот он!…— демоница легким движением свернула инквизитору шею. Тело рухнула на пол с противным шлепком…
— Милая…, подожди. Милая…сейчас…— дрожащими руками, перепачканными в крови Фей отвязала ведьму, прижала её к себе, чувствуя боль Дары. Окно…Взмыть вверх. Короткий полет. Скала. Черная вершина. Демоница нежно прижала к себе искалеченное тело ведьмы.
— Я здесь, все кончилось. Я чувствовала тебя…
— Я знала, Фей…
— Все ведь будет хорошо? Сваришь пару отваров и… все будет хорошо, так? — демоница глотала слезы…
— Да…
Ночь уходила, уступая место новому дню, месяц стыдливо прятался за облаками от красивого солнца. А где-то на скале Фей сжимала обмякшее тело Дары. Сжимала и верила, что все будет хорошо…
Глаза демоницы
… Где-то в недрах темного замка за Инферно, где живет Хозяин Тьмы, на каждого из его слуг… или подданных, как Вам больше нравится, хранятся сотни, нет, тысячи, нет, десятки или даже сотни тысяч папок. Темные сероватые листы будто сами заполняются событиями жизни каждого демона, каждой высшей ведьмы, каждого черта. Нельзя оспорить то, что появляется на этих страницах. И только Великий Хозяин может прочесть их. Он любит иногда, вальяжно раскинувшись у камина, полистать папку— другую. Так, среди этих папок есть и моя. Не самая толстая, но и не самая тонкая. Так же запечатанная для всех. И есть в этой папке такая страница…
Солнечные лучи пробивались сквозь густую изумрудную листву эльфийского леса. Демонесса, конечно, рисковала, следуя этим путем, зато она могла быть уверена, что хотя бы челы— охотники не будут преследовать её. Фей обычно не обращала внимания на природу вокруг, особенно днем. Как и любое порождение Истинной Тьмы, она предпочитала ночь. Но сейчас демонка не смогла удержаться от созерцания леса. Вековые деревья, не знавшие топора, открывали чудную тень. Золото солнца плавилось и лилось на широкие листья, подсвечивая их сверху. Удивительно, но человские барды все врут. В эльфийских лесах не поют птицы, они благоговейно молчат; и не бегают безбоязненно звери — они чинно мелькают шкурками за стволами дерев. И наемники— челы врут. Не летят тут стрелы во всех подряд. Фейоли спокойно миновала где-то половину леса, когда с дерева были скинуты веревки и несколько красиво сложенных мужчин быстро спустились на землю. Травы, казалось, они не касались, они не помяли ни одного цветка, не треснуло ни одной ветки. Демонка спешилась, взяла под уздечку коня и шагнула вперед. Конечно, отсутствием помятой травы под своими ногами она похвастаться не могла.