Но вот все остальное так и осталось выше понимания Тору.

— Чем выдумывать план, который начнет работать после смерти… почему он просто не предотвратил ее?

— Он говорил так, словно у него была на то какая-то причина, но… прости, брат. Я так и не смогла полностью понять смысла их разговора, — ответила Акари.

— Не вини себя, — Тору покачал головой. — Наверное, я бы тоже ничего не понял, окажись на твоем месте. Когда у тебя на глазах кто-то ест останки, а потом рожает Проклятого Императора, тут точно перестанешь понимать, что к чему.

Как только одна из Чаек собрала все останки, в ней тут же пробудилось сокрытое в глубине души понимание своего истинного долга. А именно: съесть труп Проклятого Императора, переработать его внутри себя и воскресить… точнее, переродить императора.

Разумеется, незрелое тело Чайки не может вынести роды более-менее взрослого человека. Таким образом, выполнившая свою миссию Чайка погибает во время родов от разрыва плоти, а все «запасные», не добившиеся цели Чайки превращаются в бесполезный мусор и теряют смысл жизни.

Так или иначе, каждая Чайка — лишь расходный материал.

Более того, они даже не люди.

Если верить словам мага из отряда Жилетта, они — просто бесплотные «маски», внедренные в головы детей-сирот по всему континенту. Вся сущность Чайки сводится к минимальному набору воспоминаний, необходимых для формирования личности, и на деле они — только копии личности и воспоминаний настоящей принцессы Чайки, погибшей во время штурма столицы Империи Газ.

Нет ничего удивительного в том, что Роберт Абарт при виде Чайки воскликнул: «Мы же убили тебя!» — ведь это действительно произошло.

Все нынешние Чайки — лишь призраки той. Вернее, клоны призраков.

— Ну и наворотил же он… — пробормотал Тору и посмотрел на свесившую голову Чайку.

Она сидела неподвижно и смотрела в пустоту.

Зная, что она лишь одноразовый инструмент.

Что она даже не человек.

Что она потеряла даже данную свыше цель.

Поэтому…

«Расходный материал», — всплыли слова в сознании Тору, словно подшучивая над происходящим.

Ведь они должны описывать образ жизни диверсантов.

Сильные мира сего расходуют диверсантов на свои нужды. Поэтому у диверсантов нет собственных целей.

Диверсант Тору считал такое положение дел благом, а потому не имел права ругать императора Газа за его методы. В каком-то смысле ему удалось сделать на основе Чаек идеальных «людей-инструментов».

Но…

«Но я неудавшийся диверсант», — подумал Тору с толикой самоиронии.

Он не смог вынести мысль о том, что его жизнь бессмысленна, что он просто родится и исчезнет.

Он не смог смириться с жизнью человека, живущего в плену обстоятельств ради того, чтобы умереть.

Подобно… ребенку Хасумин, которому она даже не успела дать имя.

Тору до сих пор помнил, как стоял посреди дождя, прижимал к себе тело младенца и чувствовал, как оно остывает. Хотя, быть может, то тепло даже не принадлежало ребенку. Может, он погиб еще до этого, а Тору только чувствовал тепло Хасумин, долгое время прижимавшей младенца к себе. Сейчас правду уже не узнать.

Она передала ребенку жизнь… но та не пошла дальше и угасла.

Так неужели они, неужели все их предки рождались ради того, чтобы поток жизни иссяк?

Неужели их жизнь, их гнев, их смех, их слезы — все было напрасно?

Раз так, уж лучше бы он родился травой.

Раз так, уж лучше бы он родился камнем.

Но поскольку людям не удалось родиться кем-то еще, они…

— Брат, — обратилась к Тору Акари.

Похоже, она тоже не понимала, что сейчас делать с Чайкой.

Сколько бы двоих диверсантов ни убеждали в том, что Чайки — расходные материалы и вообще не люди, они видели в них все тех же девушек. Конечно, они сочувствовали им в том, что те оказались личностями, насажденными сиротам, и что всех их с самого начала просто использовали, но ведь Чайки не выбирали этот путь самостоятельно.

Дети не выбирают, у какого родителя им рождаться.

Люди вообще не приходят в этот мир по собственному выбору.

А значит…

— Чайка, — Тору встал на колени перед Чайкой и обратился к ней.

Но та не ответила.

Ее фиолетовые глаза даже не посмотрели на Тору.

Чайка потеряла цель в жизни, ее смысл существование вырубили под корень. Она превратилась в живой труп.

Наверняка она смутно подозревала, что вся ее жизнь просчитана заранее.

Однако мысли эти привели к эффекту совершенно противоположному — она считала, что кто-то «рассчитывает» на нее, «нуждается» в ней. Она цеплялась за эту мысль и двигалась дальше благодаря ей.

Но…

Если верить словам Акари, Чайки лишь подстраховывают друг друга.

Их создатель отнюдь не «надеялся» на них. Он не испытывал по отношению к ним никаких чувств. За их численностью стоял расчет человека, подбрасывающего сразу несколько монет, чтобы хотя бы одна из них упала орлом.

Никакой «надежды» на каждую в отдельности, один только «расчет» на всю группу.

Именно поэтому Чайки даже не инструменты, а именно что расходные материалы.

Сколько же Чаек он заготовил?

Вряд ли десяток. Может, сотню? Тысячу?

И скольким из них… удалось выжить? Наверняка и эта Чайка где-нибудь погибла бы, если бы не пересеклась с Тору и Акари. И даже такой вариант входил в изначальные планы.

В отдельно взятой Чайке Трабант нет смысла.

Лишь одна из них смогла бы выполнить их предназначение. Всем остальным суждено было стать бесполезным запасом…

— Чайка.

Тору протянул руку и коснулся ее щеки. Ее тело слегка дрогнуло.

Убедившись, что она как минимум слышит его, Тору продолжил:

— Хозяйка моя. Помнишь ли ты нашу первую встречу?

— …

— В тот раз ты заблудилась в лесу. Мне нечего было есть, и я пришел в лес собирать дикие растения. На нас напал единорог. Мы бежали… но не смогли сбежать.

Сейчас уже казалось, что они познакомились давным-давно.

Все потому, что время, которое они провели вместе, оказалось настолько насыщенным.

— Я подумал было сдаться без боя, и тогда ты сказала мне, — Тору закрыл глаза и прокрутил в голове воспоминания. — «Найди. Еще одну. Цель». Помнишь свои слова?

— … — Чайка снова вздрогнула.

Но продолжала свешивать голову и на Тору не смотрела. Ее фиолетовые глаза все изливали пустой взгляд, не обращенный к чему-либо.

— Вот и возьми себя в руки, хозяйка, — Тору схватил ее за щеки и силой повернул к себе.

Не отрывая взгляда от глубин ее подрагивающих глаз, Тору приблизился на такое расстояние, что их лбы едва не соприкоснулись.

— Разве не ты меня этому научила?!

На такое расстояние, что они чувствовали дыхание друг друга. На такое, что чувствовали тепло.

Тору не отпускал ее и продолжал говорить.

— Цели в жизни всегда, с самого начала были ерундой! — чуть ли не пролаял он ей в лицо.

— То… ру…

Чайка моргнула очень медленно, очень неуверенно. Она словно лишь сейчас заметила его.

Быть может, его слова хоть немного пробивались сквозь стену отчаяния, что окружала ее?

Тору не знал. Не знал, но… пока что ему оставалось только верить.

— Смысла нет! Причин нет! И не надо!

— …

— А поскольку их нет, ты сама можешь выбирать те, что тебе нравятся… а потеряв, выбрать новые.

— …

— Мы не инструменты, чтобы нами управляли! — крикнул Тору немного раздраженным тоном.

Он не просто обращался к Чайке. Тору Акюра оглашал тот самый вывод, к которому в конце концов сам пришел.

— Ты не инструмент для достижения какой-то там цели! Если ты для чего и инструмент, так это для своей собственной жизни! Выбрасывай из головы все цели, которые никак не помогают ей! А когда их не останется, можешь найти новые! Так же, как это сделал я!

— Тору… — Чайка несколько раз моргнула и продолжила смотреть на него.