— Хочу поблагодарить вас за вчерашнее…

— Не стоит, фрау Зиндель. Это был, может, и благой порыв, но не очень-то серьезный. Мы сами чуть не заблудились.

— Это неважно! — воскликнула она. — Главное в том, что ваш поступок стал живым укором совести для всех других. — Она, вздохнув, сказала: — Ах, немцы, немцы…

Мне самому не понравилось, как вели себя жильцы пансиона, но поддержать разговор я не мог, это было бы просто самохвальством. Я заговорил о погоде.

Когда мы вернулись в пансион, фрау Зиндель предложила мне посидеть у камина.

Было уютно, тепло и так приятно смотреть на пылающие поленья.

— Неужели немецкий обыватель неисправим? — спросила фрау Зиндель. — Мой дом, моя семья, а все остальное его по-прежнему не касается. Представьте, они осуждают меня — эти добропорядочные немцы из пансиона «Эльза». За что? За то, что я крепко уснула на воздухе? — Она наклонилась ко мне и, тряхнув головой, ответила: — Нет! Они осуждают меня за то, что эта история раскрыла их друг перед другом, как равнодушных, тупых эгоистов.

— Вы говорите — мой дом, моя семья, но разве не эти же немцы шли за Гитлером, теряя и семьи и дома? — спросил я.

Она с интересом посмотрела на меня и тихо произнесла:

— Это очень сложный вопрос. Я преподаю историю. Ученики часто спрашивают: как могла случиться с Германией такая катастрофа? Что им отвечать?

— Да, что и говорить, Германии не повезло, — сказал я.

Фрау Зиндель смотрела на меня с крайним удивлением:

— Как это не повезло? Что вы говорите? Германия Гитлера навязала миру жестокую и истребительную войну, желая стать владычицей мира, и за это она понесла вполне заслуженную расплату.

— Могло не повезти и русским и американцам, — сказал я, продолжая выкладывать знания, полученные от мистера Киркрафта. — Но повезло именно им. И теперь русские также хотят владеть всем миром.

— Откуда вы это взяли? — спросила фрау Зиндель, и я увидел в ее глазах насмешку.

— Половину Европы они уже захватили? — продолжал я. — Это же они хозяйничают в Восточной Германии, в Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии…

— Что значит — хозяйничают в Восточной Германии? — с учительской интонацией спросила она. — А что, по-вашему, делают американцы и англичане у нас, в Западной Германии?

— Нормальная временная оккупация при одновременной помощи немцам в создании своей демократической власти. А русские сделали Восточную Германию своим военным плацдармом в Европе.

— Откуда вы все это узнали? — спросила она, смотря на меня с улыбкой.

Я промолчал.

— Не обижайтесь, пожалуйста, но вы повторяете зады самой примитивной американской пропаганды, рассчитанной… — она замялась немного, по тут же решительно добавила, — на тупиц и на того печально прославленного немецкого обывателя, который религиозно верит всему, что читает в своей газете или слушает на ночь по радио. Дорогой господин Коробцов, все это далеко не так просто… Вот вам только один факт: почему русские в Восточной Германии устранили нацистов от всякой деятельности, а здесь их подкармливают прославленные своим практицизмом американцы? Почему? Зачем?

— Процесс в Нюрнберге — это, по-вашему, подкормка?

— О, святая наивность! — воскликнула фрау Зиндель. — Да Геринга или Кейтеля просто нельзя было не повесить! Но разве Геринг управлял печами Освенцима? Разве Кейтель убил Варшаву? Вы живете во Франкфурте. Поинтересуйтесь, кто стоит во главе промышленных концернов в вашем городе? И вы узнаете, это те же господа, которые были опорой Гитлера. Только теперь к их сумасшедшим прибылям примазались еще и американские дельцы.

— Вы коммунистка? — спросил я, обрадованный своей догадкой.

Она вздрогнула, как от удара, презрительно посмотрела на меня и сказала:

— Нет, увы, нет. Мой отец был крупным нацистским чиновником. Он не перенес разгрома и застрелился, но меня это ни в чем не оправдывает.

— Говорите вы, как коммунистка… — начал я, но она встала и, смотря на меня с удивлением и брезгливостью, сказала:

— Я очень жалею, что продлила наш разговор. Это испортило все впечатление от вчерашнего. Прощайте.

Вечером она уехала. А я жил там еще три дня, все время думал о ней и продолжал убеждать себя, что она коммунистка. Это немного утешало и помогало считать, что я прав.

4

После возвращения из пансиона до начала лекций в университете у меня было два свободных дня, и я собирался походить по городу — живу в знаменитом Франкфурте-на-Майне и совсем не видел его. Но в день приезда мне вручили записку от мистера Глена. Он просил меня к 10 часам вечера быть готовым к важному разговору. Я заволновался. Еще перед каникулами мистер Глен намекал мне, что в самое ближайшее время жизнь моя изменится, но на все вопросы отшучивался, говорил, что начальство обеспокоено тем, что я увеличиваю армию безработных в Западной Германии.

В половине десятого появился мистер Глен. Мне показалось, что он нервничает. Мы ехали, как всегда, в его машине, и он то и дело посматривал на свои часы.

— С тобой, Юрий, будет говорить сейчас очень большой начальник, мистер Дитс. Ответы свои обдумывай. Но не лебези. Покажи, что у тебя есть характер, — серьезней, чем всегда, говорил мистер Глен.

— А кто этот мистер Дитс? — спросил я.

— Скажу так: если ты ему не понравишься, он тебя, а вместе с тобой и меня может отправить, как говорят у нас в Америке, гладить асфальт пятками, — ответил он без улыбки. — Ты уже столько времени живешь на всем готовом, без забот, учишься, отдыхаешь в горном пансионе и не знаешь, кто устроил тебе этот рай на земле.

- Вы однажды мне это объясняли, — сказал я.

- Вот и прекрасно, — улыбнулся мистер Глен. — И теперь уточняю: платил мистер Дитс. Он все о тебе знает и внимательно следит за тобой. И теперь он хочет посмотреть, во что он вложил деньги. Возможно, он решил, что пришло время тебе поработать.

Сказка подошла к концу. Я это скорей чувствовал, чем понимал. То, что мой бог — мистер Глен — нервничал, пугало. Но я все же сознавал, что как-то расплачиваться за сказку надо.

Мы проехали через центр и вскоре остановились перед большим домом, стоявшим за высоким каменным забором и оттого похожим на тюрьму. Сходство это дополняла будка с вооруженным часовым.

Подойдя к машине и, видимо, узнав Глена, часовой проворно вернулся к воротам и нажал там кнопку. Глухие створки медленно раздвинулись, и мы въехали во двор.

Мистер Глен взял меня под руку и уверенно повел через темный двор к большому зданию.

Когда мы вошли, я невольно остановился — в глаза ударил нестерпимо яркий свет. Два рефлектора были направлены прямо на двери. Молодой человек проверил наши документы и повел по ярко освещенному коридору. У лифта нас встретил другой молодой человек, который вместе с нами поднялся на второй этаж и подвел к двери с табличкой:

— Номер первый предупрежден, входите, — тихо сказал молодой человек и ушел назад, к лифту.

Мы вошли в большой кабинет. Здесь тоже был очень яркий, но в то же время мягкий свет, лившийся из скрытых карнизом светильников.

Из-за стола нам навстречу вышел совершенно лысый мужчина маленького роста — он был ниже меня. На нем — белоснежная рубашка, желтый галстук; отглаженные брюки свисают с круглого живота двумя короткими и острыми клиньями. Таким я впервые увидел всесильного мистера Дитса.

Мистер Дитс жестом пригласил нас сесть около низкого полированного стола. Мы с мистером Гленом сели рядом, мистер Дитс — напротив. С минуту он точно ощупывал меня своими выпуклыми стеклянными глазами из-под черных косматых бровей. Затем спросил что-то у мистера Глена по-английски и обратился ко мне на немецком:

— Нет ли у вас жалоб или претензий?

— Нет. Наоборот, я очень благодарен за все.

Будто не услышав моего ответа, мистер Дитс сказал:

— Мы не загружали вас никакой работой, и у меня была надежда, что вы будете этим недовольны.