В тот момент, когда я хотел начинать пятую кафизму, дверь в храме открылась, вошел сторож. Мы удивленно обернулись. "Ребята, у вас тут всё в порядке?" – робко спросил он. "А что?" Сторож попросил меня выйти на улицу. Сергей начал пятую кафизму, а я снова вышел.

"В чем дело?" – спросил я. Сторож показал на храмового сторожевого пса Мишку: "Гляди ка, что с ним делается!" Мишку и в самом деле было не узнать. Здоровенная, всегда веселая дворняга дрожала всем телом и старалась плотнее прижаться к нашим ногам, словно искала спасения от какого-то врага. "Может, он заболел?" – предположил я. "Заболел бы, так в тепле бы лежал, а он от меня на сантиметр не отходит. Кто-то здорово его напугал. Не залез ли кто на территорию? Давай вместе обойдем все, посмотрим".

Мы отправились гулять по церковным владениям. Я и представить себе не мог, что огромный Мишка мог так сильно кого-то испугаться. Это был настоящий боец-гладиатор. На протяжении последних месяцев мы несколько раз наблюдали, как, прибегавшая с пустыря, свора бездомных собак поднимала вдруг громкий лай у храма, пугая людей, и нарушая церковное благолепие. Тогда Мишка бросался в бой один на целую стаю, а потом, словно испугавшись, бежал назад на территорию храма. Преследовавшие его собаки на территорию не забегали, а останавливались у забора, поднимая еще более громкий лай. Тогда Мишка делал резкую вылазку, хватал вожака за ухо и подтаскивал к забору. Никто из более мелких собак стаи не решался подойти, а Мишка, задав «командиру» нарушителей спокойствия хорошую трепку, отпускал его. Морду и шею Мишки украшали шрамы от многочисленных стычек. Но теперь этот смелый «воин» бежал рядом с нами, дрожал всем телом, жался то к моим ногам, то к ногам сторожа и тихо скулил. Лишь иногда он делал отчаянную попытку гавкнуть куда-то в сторону, но тут же снова прижимался к нам, и, как мне показалось, даже отворачивался от кого-то, стараясь закрыть глаза, чтобы не видеть что-то ужасное. Но все было тихо. Выпавший снег лежал ровным слоем у внутренней части забора по всему периметру. Двери всех подсобных помещений были закрыты, да и перед ними был ровный слой снега. Калитка закрыта на замок, ворота заперты.

"Знаешь, что"… - сказал я сторожу – " Давай верить своим глазам. Все в порядке кругом. А Мишке дай сосиску, он и успокоится". На том и порешили.

Когда я снова вошел в храм, то еще из притвора услышал, что Сергей читает необычно громко. Я вошел, встал рядом. Дождался окончания кафизмы, а потом спросил: "Чего ты так орешь?" "Шорохи какие-то" – ответил Сергей – "Как мыши скребут. Прямо жуть! Вот и читаю громко, чтобы их не слышать". "Иди, чайку попей, отдохни. Я три кафизмы прочитаю" – предложил я. "Нет, уж!" – возразил Сергей – "Я с тобой побуду".

Я встал у аналоя, отыскивая глазами нужный текст псалтири, и уже собрался произнести первые слова, как дверь храма резко скрипнула, в притворе послышались быстрые шаги сторожа. "Что опять не так?" – спросил я, когда на пороге показался перепуганный сторож. "Идемте со мной!" – только и сумел он промолвить.

Мы вышли из храма и окунулись в тишину ясной ночи. Ни ветра, ни посторонних звуков. "Вот!" – сказал сторож, показывая на стальные ворота при въезде на территорию храма – те самые, которые остались еще от фабрики и автосервиса. Эти ворота когда-то во время молебна чудесно открылись, не смотря на то, что были заперты на множество замков. И сейчас они тоже были распахнуты настежь.

"Не подходите!" – предупредил сторож, – "Смотрите отсюда". Стальной засов ворот был изогнут, погнулся и нижний запор-уголок. Одно ушко для висячего замка было вырвано. Ничего не запиравший теперь замок, висел на оставшемся ушке. А на снегу чернела вырванная в местах сварки скоба засова.

"Пьяный шофер, небось, подъехал на грузовике, да, разворачиваясь, ударил по воротам" – предположил я.

"Смотри внимательно!" – сказал сторож, и только теперь я заметил, что снег у ворот и далеко за ними лежит совершенно ровным слоем, на нем нет никаких следов. Это означало, что за последние часы к воротам ни стой, ни с другой стороны никто не подходил. Мы вопросительно посмотрели на сторожа. И вот что он нам рассказал:

"Пришли мы сейчас с Мишкой в сторожку. Дал я ему, как ты и советовал, сосиску, а он не то чтобы есть, даже на коврик свой не лег, сел в угол и завыл. Никогда не слышал, чтобы так страшно собака выла, аж мурашки по спине. А тут, как раз и громыхнуло так, что сторожка затряслась. А этот друг сразу перестал выть, сожрал сосиску и улегся на коврик спать. Я вышел, а тут… Чего делать-то будем? Я настоятелю звонить не стал, а старшему сторожу позвонил, сейчас приедет".

"А что тут делать? Приедет, так дежурьте вдвоем до утра, а нам читать надо".

Мы читали псалтирь до 9 часов утра, и никаких шорохов больше не слышали.

Утром мы подробно рассказали настоятелю о ночных событиях. Он выслушал нас молча.

Когда пришли родственники усопшей, настоятель совершил отпевание. Крышку гроба заколотили прямо в храме, гроб вынесли в притвор. Ритуальный автобус немного запаздывал, и родственники в ожидании его стояли в храме, некоторые молились, ставили свечи у икон. Настоятель спросил у кого-то из них: "А чем при жизни покойница занималась?" И получил откровенный ответ: "Да она колдуньей была. Перед смертью, правда, покаялась. Даже вот просила, чтобы псалтирь по ней читали".

Вот так!