Подойдя к нам, Иваныч распустил нас:

– А теперь ребята, сходите к воде, да покурите, пока есть время, – а сам отправился собирать запрещенные вещи в мешок.

Мы вышли прямо на пляж. Кто-то спустился к самой воде, кто-то, прогуливаясь по песку, осматривал стоявшие грибки.

Муромчане, оставшись без присмотра и спустившись к реке, стали обливать друг друга водой. А после, изрядно намочившись, они травили байки про Иваныча, громко смеясь, они напоминали девятиклассников, которые вышли на большую перемену во двор школы.

Утренний ветер стих, их громкий смех эхом доносился до противоположного берега. В свою очередь отдыхавшие там горожане, с удивлением наблюдали, как на крошечном пятачке спасательной станции, одетые не по погоде, прогуливались молодые парни. Знали бы они истинную цель нашего пребывания здесь. Громадные тучи, низко склонившись над Доном, медленно уплывали на запад, как будто пытаясь рассмотреть внизу тех, кто ещё не был террористами…

Микроавтобусы заехали прямо во двор лагеря, мы уже были во дворе и успели перемешаться с другими отделениями. Впереди колонны остановился легковой автомобиль с украинскими номерами, из него вышли двое мужчин. Не успели они сделать несколько шагов, как мы сразу окружили их. Первый был с большой и пышной бородой, и напоминал бурого медведя, только с добрым лицом. Он застенчиво здоровался с ребятами, которые уже тянули к нему свои руки. На левом рукаве у него была пришита пыльная георгиевская ленточка. На правом рукаве был зеленый шеврон: на нём был изображён щит и меч, с надписью «Народное ополчение Донбасса». Второй был щуплый и выглядел лет на сорок пять, на нём была обыкновенная чёрная футболка и джинсы. Поздоровавшись почти со всеми, он направился к Иванычу.

– Ну, что грузимся? Сколько человек? – тихо спросил он.

– Сорок пять, – ответил Иваныч,

– Могут все не поместиться.

– Поместятся… – сухо ответил Иваныч и вошёл в центр толпы.

– Грузимся, ребята, – крикнул Иваныч. – Первое и второе отделение – в первую машину, остальные – во вторую и третью.

Мне досталось место в самом конце микроавтобуса, те, кому не хватило места, стояли, бросив свои сумки под ноги.

Спустя несколько минут машины тронулись, посмотрев в окно я последний раз взглянул на Катю, которая стояла рядом с Казаком. Он что-то говорил ей, но она, не обращая на него внимания, махала рукой проезжающим мимо неё автобусам.

«Ну, вот и всё», – откинувшись на сидение, подумал я и закрыл глаза. Автобусы, набирая скорость, уносили нас прочь, туда, куда мы рвались без оглядки…

* * *

Набрав приличную скорость, мы довольно быстро покинули пределы города. Перед нами расстилались широкие донские степи, дорога была великолепная. Над золотистыми полями простиралась темно-синяя артерия из нового асфальта. Кто-то из ребят поинтересовался у водителя, сколько ехать до границы. Узнав, что дорога займёт несколько часов, автобус сразу же наполнился гулом недовольства. Все сетовали на то, что воды и сухих пайков никто не выдал. Спустя час, парень, который сидел в салоне, сразу после водительского сидения, обратился к водителю:

– Послушай дружище, передай по рации Иванычу, чтобы он сделал остановку, у нас воды нет…

После переговоров по рации, водитель объявил:

– Парни, на следующей остановке можно будет выйти.

Подъехав к заправке, мы высыпали из микроавтобуса, и устремились в магазин. Иваныч конечно пытался на входе давать какие-то руководства, но его уже никто, не воспринимал всерьёз. Вырвавшись из толпы после покупки нескольких бутылок, и, отойдя метров пять от заправочных колонок, я присел на газоне. Ко мне подошёл паренёк и виновато попросил воды. Сделав несколько глотков, он вытер пот со лба и тихо проговорил:

– Иваныч гад приказал все продукты оставить в лагере, а я последние деньги потратил на упаковку воды и несколько банок тушёнки, говорил что выдадут «сухпайки» и воду. И где они?

– Наверно в продуктовом магазине под названием: «У Иваныча».

Парень, улыбнувшись, вытащил из кармана пачку «Донского табака», и, раскрыв её предложил: «Будешь?»

– Я не курю, – вырвалось у меня по-привычке, но через несколько секунд, подумав о том, что здоровья мне на мой век хватит, я согласился. – А впрочем, давай.

Мы закурили, а потом, оглянувшись по сторонам, я смутился: «Ведь мы же на заправке!» – подумал я.

Мой собеседник, будто прочитав мои мысли сказал:

– Да ладно, вон, смотри, все дымят!

Перед стоявшими автобусами возле пластиковых полупустых бутылок стояли довольные привалом парни. Смачно делая затяжки, они будто не замечали развешанных повсюду знаков запрещающих курение. Некоторые из них закуривали второй раз, и только Иваныч с хмурым видом сновавший между ними призывал, всех к ответственности.

– Ребята, тушите сигареты – подорвёмся, колонки же рядом!

– А я из Ростовской области, – повернувшись ко мне, сказал парень. – Я здесь несколько раз проезжал. Я на ферме комбайнёром работаю, только мы проезжали здесь ночью. Своим ходом к полям следовали на комбайнах, жалко – через месяц ребята в поля поедут, уборочная начнётся, работы столько.

– У тебя тоже через несколько дней в полях своя жатва будет, тебе повезло – на танк попадёшь, – усмехнулся я.

– Д-а-а? На танк – это хорошо. Только плохо, что мать у меня болеет. Я когда сказал ей куда еду, она и слегла. Я весь день возле её постели сидел. А она всё причитала: «На кого же ты теперь меня, сыночек, больную оставишь?» – Той же ночью долго уснуть не мог, вышел на кухню покурить, и долго сидел в тишине, слышу, а она по комнате ходит. Тогда я понял – обманывает, чтобы не отпускать. Я на утро собрался, сунул денег ей под подушку (сколько за месяц заработал), и только за дверь, а она приподнялась с кровати и кричит: «Сынок ты куда?» – А я ей: «Мама, я за сигаретами, скоро вернусь»,– и, не обернувшись, ушёл. – Иду, а у самого слёзы на глазах – матери перед отъездом в глаза не посмотрел, нельзя мне было, понимаешь? Поняла бы она, что не вернусь.

– Ну, ты даёшь, кто же такие вещи родным говорит, я за неделю собирался, достал свой армейский камуфляж, и повесил в кладовой, как назло, маман там уборку затеяла. Я с работы прихожу, а она стоит в коридоре и камуфляж в руках держит.

– Ты что, дурак? На войну собрался? – сама кричит и рыдает.

– Я ей, ты что, на какую войну? А она: «Я же всё чувствую, к тому же я не дура, телевизор смотрю иногда, знаю, что на Украине творится.

– Пришлось ей соврать, что я на Байкал еду дикарём с ребятами в палатках жить. А было это за два дня до отъезда.

– Да уж, материнское сердце не обманешь, – с горечью в голосе проговорил парень.

– Ребята, бросай перекур, в машины! – крикнул Иваныч.

Все засуетились и стали заскакивать в микроавтобусы. Мы встали, и парень весело сказал:

– Ну что, до следующего привала?

–Ты возьми воды, мало ли, когда теперь остановка будет, сказал я, протягивая ему бутылку.

Он протянул загорелую от солнца руку с перевязанным указательным пальцем, и широко улыбаясь, ответил: «Спасибо».

– На здоровье,– ответил я и направился к своему микроавтобусу.

Подходя к машинам, я заметил парня в тельняшке, который озадаченно смотрел на наш автобус. Из окна ему кричали муромчане.

– Кобра, давай к нам!

Но в микроавтобусе все места были заняты, и, заходившие внутрь ребята, вставали возле поручней. Кобра, заглянув в салон, крикнул им:

– Ладно, на границе встретимся, перекантуюсь как-нибудь в первой машине.

Спрыгнув с подножки, он поспешил к микроавтобусу.

– Я же из «ВДВ», так-то вообще по-фигу, прорвёмся…

После того как Иваныч пересчитал всех, автобусы тронулись.

Снова впереди одно пшеничное поле сменялось другим, казалось, не было этому золотому великолепию ни конца, ни края.

Через проход, слева от меня, на двойном сидении, сидели Паша и парень в камуфляже. На вид собеседнику Павла было около тридцати лет. Маленького роста, загорелый, с начисто выбритой головой. Несмотря на зрелый возраст, по нему было видно, что он поддерживает себя в хорошей физической форме. Паша что-то очень бурно рассказывал ему и постоянно улыбался. Может причиной его веселья стала общая тема, а может бутылка пива в руках Павла.