Тур Тереза

Мой ректор военной академии

ГЛАВА 1

— Уважаемые, мне как-то странно озадачиваться вопросами дисциплины. Вы, похоже, не совсем осознали, куда поступили! Это Академия МВД, если кто еще не понял. Вы поступили, чтобы учится — вот и учитесь!

Моя мама называла подобный тон голоса «специальным, учительским» и кривилась, если слышала его в моем исполнении. А что — получалось весьма и весьма мерзко, кто ж спорит. Все во имя педагогического процесса!

Первая лекция по истории России, которую я преподавала в нашем замечательном вузе, проходила классически — первый курс традиционно пытался кому-то что-то доказать, а преподаватели, в том числе и я, их традиционно строили. Как говаривал мой научный руководитель в Большом Университете, который я заканчивала:

— Аспирант — это зародыш специалиста, а вы, студенты первого курса… Я даже боюсь предположить, кто вы относительно разумности и специалитета.

Но мы в свое время хотя бы добровольно признавали свое несовершенство. А эти красавцы и красавицы. Личности… Мало знаем, практически ничего не умеем… А гонору…

Вообще, никто особо не любит брать первый курс… Как выражается мой папенька: «И тут каждый суслик начинает из себя агронома корчить». Так что строить их приходится жестоко, чтобы потом не отчислять. Хотя некоторые экземпляры попадаются на редкость не понятливые — и, кстати, искренне считающие, что им кто-то что-то должен. Казалось бы, должны понимать, куда поступили — название вуза Академия Министерства внутренних дел — говорит само за себя. Не… Не говорит.

Вот на лекции по истории родной страны, которую я преподаю здесь, в Академии, девушка-красавица явилась с баночкой лака для ногтей. Ну, еще бы — когда же ей их красить. На мое возмущение мне высокомерно ответствовали, что она же меня слушает…

Это она зря. Преподаватель — он ведь тоже человек. Злонравный и злопамятный. Когда его вынуждают — он старательно и умеючи выносит мозг студентам… Вот у меня и кандидатка на отчисление появилась…

Первое сентября, однако…

И так сколько лет подряд? Одиннадцать уже… Ох, люблю я свою работу. Ладно, вдохнули — и поехали дальше сеять разумное, доброе, вечное…

Откуда там есть пошла земля русская?..

В этом году у меня все так же, все те же, все то же. Первый курс нескольких факультетов — у будущих, теперь уже полицейских, следователей и экспертов, традиционно много русской истории — у меня, соответственно, часов. И мои любимые заочники — уже трудящиеся на ниве правопорядка товарищи, которым резко понадобилось высшее образование. У них сейчас установочная сессия — у меня по пять пар на этой неделе. И все лекционные.

Домой я ехала, ощущая себя тем самым бессмертным пони, образ которого так любят тиражировать в Интернете. Поэтому машину вела аккуратно — наверное, излишне. Все знакомые мужского пола меня критикуют за стиль вождения — не резко трогаюсь, стараюсь всех пропустить.

Перед самым поворотом на родную улицу, у меня из-за спины выскочил черный грязный УАЗ патриот. Резко взвизгнув тормозами, водитель вывернул руль — и выставил машину мне наперерез.

Я даже тронуться не успела на светофоре.

Сердце клокотало где-то в области горла, руки потряхивали.

Заглушила мотор, достала ключи из замка зажигания — достала телефон — если что, позвоню знакомым ДПС-никам.

В окно моего небольшого и уютного пыжика постучали.

— Денис Юрьевич! — разозлилась я. — Что за шутки?!

И я выскочила навстречу своему старому-старому знакомому. Давно это было. Первые заочники в первый год работы. И я, искренне считающая, что важнее хороших знаний по истории родной страны быть ничего попросту не может. А еще у меня есть одна отличительная черта — если я волнуюсь, или переживаю, или просто чувствую себя дискомфортно, то поток слов из меня идет… Нескончаемый, и частично не осознанный…. На той приснопамятной лекции чувствовала я себя, понятно, не очень уверенно. — А что? — Целый поток — человек девяносто — взрослых дяденек и тетенек — смотрящих на мои словесные экзерсисы широко открытыми глазами, в которых читалась тоска и раздражение. От этого я начала злиться — и под конец лекции вспомнила, что не проверила присутствующих и отсутствующих. Подняла старосту — выяснила, что в аудитории нет трех студентов, и впала в окончательную патетику.

— Как можно! — возопила я. — У вас первая лекция!!! Я не могу понять, что может помешать прийти на лекцию, если уж вы решили учиться?! Я требую серьезного отношения к учебе. И передайте, пожалуйста, тем, кого сегодня не было, что зачета по своему предмету я им не поставлю! Ни при каких условиях!!!

На этом я удалилась к первокурсникам.

Посредине лекции раздался осторожный стук. Я распахнула дверь.

— Вероника Евгеньевна… Там — к вам, — со странными интонациями проговорила наша лаборантка — и припустила по коридору прочь.

Я вышла, огляделась — и обомлела. В нашем достаточно узком и неярко освещенном коридоре обнаружились люди, размером с мой двухстворчатый шкаф. В количестве трех штук. С автоматами, в бронежилетах. С черными, закрученными шапочками на макушке. Несколько долгих-долгих секунд я смотрела на них в священном ужасе. И вдруг поняла, что они смотрят на меня с теми же чувствами. Потом один из них решился — и шагнул вперед. Я с трудом удержалась от визга.

— Вероника Евгеньевна! Что нам делать с зачетом? — очень жалобно протянул самый смелый.

— А?! — на редкость умно получилось у меня.

— Нам староста позвонила. Сказала, что нам зачета не видать. Мы к командиру подходили еще утром — а у нас охранение… И мы ему говорим — у нас история. А он нам и отвечает…

— Денис, заткнись… — вмешался еще один шкаф.

— Нет, мы вам не скажем, что он говорил про вашу историю… А потом староста позвонила — и мы к нему опять пошли. И он говорит…

— Денис, — снова остановил оратора сослуживец.

— Да понял я, понял, — отмахнулся от него тот, кто говорил. — Мы все-таки отпросились — и к вам!

— Это хорошо, что ко мне…, - я по-прежнему была в прострации, но кажется, поняла — своей историей я напугала сотрудников доблестных правоохранительных органов так же, как они меня своим явлением с автоматами…

— А вот что нам теперь с зачетом делать?

Эта история отучила меня говорить слово «никогда». И фразу: «Ни при каких обстоятельствах». Эти самые обстоятельства — как я уяснила с тех пор для себя, бывают очень и очень разные.

И вот сейчас один из этих бывших заочников внимательно и печально смотрел на меня.

— Ника… Вот ты… Ты во что вляпалась? — спросил у меня начальник РУБОПа одного из районов нашего города. Непривычно серьезно. Таким серьезным он был только на той самой встрече в коридоре нашего учебного заведения. Потом — сколько себя помню — он все время улыбался, когда видел меня.

Он стоял передо мной — рослый, сильный. Черноглазый, темноволосый, с резкими чертами лица, классически-перебитым носом боксера и… замечательным, компанейским характером. С особой нежностью очень сильного человека ко всем, кого он считал «своими».

Я посмотрела на него внимательно и недовольно поджала губы. Как-то я не привыкла, чтобы мои студенты — пусть даже и бывшие, пусть и нынче занимающие такой пост — называли меня на «ты» и по имени.

— Хмуришься?

— Злюсь, Денис Юрьевич. Вы же знаете, как я аварий боюсь. И знаете — почему. Так весь этот цирк — к чему?

— До меня дошли слухи. Нехорошие такие слухи. Очень авторитетные люди — нашим они точно не по зубам, разыскивают в нашем городе женщину, у которой внезапно появился мальчик лет четырнадцати. Мальчик светловолосый, сероглазый. Ведет себя очень серьезно, из-за этого кажется старше своего возраста. И, самое главное, примета есть — небольшой шрамик над верхней губой. Слева.

Я молчала, судорожно соображая, что же мне делать дальше.

— Мальчишку и всех, кого обнаружат рядом, приказано убрать. Да так, чтобы никаких следов… Ничего мне не расскажешь?