— Яснее нельзя?

— Нет, нельзя.

На этом и расстались.

17 марта

Сегодня я снова позвонил Петрило. Произошел примерно следующий разговор:

— Сегодня мы можем встретиться?

— По какому вопросу?

— Я раньше объяснял. Речь идет о мальчике, который по вине…

— С ним все в порядке. Мне доложили, что он зачислен в интернат.

— Да, но могло быть все иначе, если бы не случай…

— «Если бы, да кабы»… Мне некогда раскладывать пасьянсы. А редакция что, более серьезных дел не видит?

Разгневанный товарищ Петрило повесил трубку. Как же дальше действовать? Этот вопрос я задал Виктору.

— Плюнь ты на это дело, — посоветовал он. — заместитель председателя горисполкома тебе не по зубам. Успокойся и читай письма. Когда у тебя появится имя, тогда сможешь замахиваться и на людей, занимающих определенный вес в обществе. А пока… Чиновника, друг мой, голыми руками не возьмешь!

— Но я не могу, не имею права молчать!

Рождение журналиста

Герасим Кузьмич медленно поднялся из-за стола.

— Товарищ Ткаченко, руководство вами недовольно. Что это вы сочинили?

— Статью, Герасим Кузьмич, о нелегкой судьбе мальчика и тех, кто…

— Пасквиль, — нетерпеливо перебил молодого журналиста заместитель главного редактора, — грязный пасквиль на советских людей. Как вам не стыдно, комсомолец, сын коммунистов, клевещете на наших советских работников, членов великой партии…

— Уверяю вас, каждый факт мною проверен.

— Не перебивайте. Умейте слушать, когда вам старшие объясняют. Научитесь делать выводы из критики. Совсем недавно на летучке вас принципиально критиковали за легкомысленное отношение к важному материалу о наших героических воинах, а вы что?

Анатолий чувствовал, что начинают дрожать пальцы рук, пересохло во рту. Только бы не сорваться, не потерять самообладания. Стараясь говорить как можно спокойнее, попросил объяснить, в чем существо ошибок, допущенных в статье «В защиту Сергуньки».

Никогда еще Анатолий так серьезно, тщательно не готовил статей, как эту. Он говорил со многими людьми, прежде чем сесть писать — все продумал. Писалось легко, находились нужные слова, не требовалось рыться ни в сборниках афоризмов, ни заглядывать в труды великих педагогов. Перед глазами все время стоял Сергунька, видел он и равнодушные лица — молодые и старые, приветливые и озлобленные, угодливые и высокомерные — тех, кто обязан был, но не помог мальчику в беде. Статья написана сердцем. Он несет ответственность за каждое слово. И без боя не сдастся. Он будет за нее бороться сколько сил хватит и даже больше.

— В редакции должны работать политически зрелые люди, а вы этой писаниной доказали свою полную политическую несостоятельность.

— Хватит! — не выдержал Анатолий, — я требую разбора статьи и не желаю выслушивать демагогические…

— Мальчишка! — вскипел заместитель главного редактора. — Ты требуешь, ты желаешь. Да какое ты имеешь право, мальчишка!

Анатолий повернулся спиной к Герасиму Кузьмичу, медленно пошел к двери.

— Постой, куда, вернись!

— Прошу говорить со мной уважительно.

— Извольте… Уважительно? Прикрываетесь именем отца, вот и позволяете себе…

— Ничего я не позволяю. Статья перед вами. В чем ее порок?

— В кривом зеркале показываешь наше советское общество… Это самое… Сами понимаете… Берете частный факт, так сказать, отдельное упущение, и на основании этого самого факта выливаете ушат грязи на ряд наших уважаемых работников. Товарищ Петрило, заведующий гороно — да вы знаете, что они члены горкома партии, депутаты горсовета, облечены доверием народа. А вы их мещанами обзываете. На каком, я вас спрашиваю, основании?

— Об этом написано в статье.

— Я вам как отец, как старший товарищ, наконец, как коммунист, советую, одумайтесь. Возьмите свою пачкотню и напишите короткую заметку о судьбе мальчика. Покритикуйте школу, в конце концов, инспектора гороно. Не делайте из мухи слона. Да вы знаете, что если бы мы напечатали такую статью, то дали бы оружие в руки врага. Ее охотно перепечатали бы буржуазные газеты…

— Нет, — упрямо сказал Анатолий, — покрывать мещан я не стану. Не хочу замазывать критику…

— Это выходит — я замазываю критику? — удивился Герасим Кузьмич. — Да ты знаешь, что за эту самую критику в меня кулаки стреляли? Селькором я был, когда колхозы создавали. Малограмотный, а классовое чутье имел, написал заметку в областную газету, разоблачил кулачье. Такое потом было, а ты говоришь — замазываю критику. Обидел ты меня, Ткаченко. Иди и сделай выводы.

— Я прошу поставить статью на обсуждение редколлегии.

— Иди и подумай, о чем я с тобой тут беседу вел.

Анатолий несколько раз просыпался ночью: что решит редколлегия? О том, что статья «В защиту Сергуньки» вынесена на заседание редколлегии, ему сообщил сам Герасим Кузьмич. Он позвонил по телефону и официальным тоном предупредил:

— Завтра в 15 часов редколлегия, будет обсуждаться ваша статья, товарищ Ткаченко, — и повесил трубку.

Больше никто из руководящих работников редакции о статье не проронил ни слова. Как относятся к ней Криницкий, Соколов, Яцовский, другие члены редколлегии? Неужели прав Герасим Кузьмич, и Анатолий, увлекшись, попал пальцем в небо?

В отделе писем, узнав о предстоящем обсуждении статьи на заседании редколлегии, Анатолию выразили сочувствие, а Светаев с видом провидца заметил:

— Я тебя предупреждал, старик.

— Не волнуйся, — посоветовала Маркевич, — в редколлегии не один Герасим Кузьмич, там коммунисты заседают, они зря гробить статью не станут.

Дома Анатолий решил ничего не говорить о предстоящем заседании редколлегии. К чему? Отец позвонит Криницкому, опять выйдет, что он опекает «дитятко». Нет, такая поддержка ни к чему. Статью он писал сам, даже не дал прочитать отцу. Значит, и отвечать надо самому. Собственно говоря, за что отвечать? Ни на кого он не возводил напраслины в своей статье. Равнодушие равно преступлению. Тем более это относится к людям, располагающим властью. Так он и скажет на редколлегии. А если… Чего гадать, скоро все встанет на свои места. В крайнем случае… Нет, на этот раз он не собирается уходить из редакции. Нет и нет! Не прав Герасим Кузьмич, просто он видит опасность там, где ее нет.

Сейчас спать, спать, чтобы на редколлегии нервы были в порядке.

Редколлегия прошла на удивление спокойно. Олег Игоревич, начиная обсуждение, сказал:

— Толя Ткаченко попросил, чтобы мы обсудили его статью «В защиту Сергуньки». Все прочли статью?.. Отлично. Тогда нет нужды ее читать на заседании. Может быть, автор что-нибудь хочет сказать?

Анатолий встал, опустил голову и молчал.

— Будешь говорить?

— О чем? Я все написал, что хотел сказать. С мнением Герасима Кузьмича не согласен…

— Подожди, — остановил Анатолия главный редактор, — Герасим Кузьмич здесь присутствует и сам выскажет свое мнение.

Заместитель редактора повторил примерно то же самое, что говорил Анатолию в своем кабинете, но в более мягких тонах. Ответственный секретарь, вспомнив аналогичный случай из своей журналистской практики, посоветовал не торопиться, пусть статья отлежится, «наберется идейности», а там видно будет. Хотя он в принципе и не согласен с Герасимом Кузьмичем, что статья «льет воду не на нашу мельницу».

— Не знаю, как на других, но на меня статья Толи произвела очень хорошее впечатление, — сказал Николай Яцовский. — Во-первых, она правильно поднимает ряд важных проблем. Во-вторых, что не менее важно, это еще один шаг вперед молодого журналиста. У Анатолия начинают проявляться способности публициста. И это должно нас всех радовать. Не понимаю, почему статья привела в раздражение Герасима Кузьмича. У меня лично нет сомнений, что ее надо печатать. Она должна вызвать отклики читателей.

— Ну это уж слишком! — выкрикнул Герасим Кузьмич. — Заведующий партийным отделом должен быть более принципиальным. А не кажется ли вам, товарищ Яцовский, что мы этой статьей ошельмуем много хороших коммунистов?