Он поднялся по ступенькам, сделанным из каменных плит, вдоль которых с обеих сторон находились цветущие растения в полном цвету. Джан остановился в середине лестницы.

– Ты это полюбишь, Cara.

– Что?

– Закрой глаза.

 Она послушалась его. Он продолжил подниматься по ступенькам и, наконец–то, остановился.

– Открой глаза.

 Она медленно открыла глаза и была встречена самым великолепным закатом.

– Ох, Джан. – она втянула в себя воздух и с трепетом выдохнула, ее горло сжималось от волнения.

 О, почему она внезапно была такой эмоциональной? Ей с ним было так весело. Он просто был самым клевым. Валенна никогда не представляла себе, что потеряет свою девственность таким удивительным образом, с таким внимательным любовником. После их первой интимной близости в его апартаментах, она почувствовала некую близость с ним, которую никогда не чувствовала ни с одной из своих бывших.

 Может быть, это было тем, что первый раз делал со всеми женщинами. Первый мужчина, который подарил женщине плотский экстаз, всегда будет особенным. Это было ориентиром в жизни каждой женщины. Но, на самом деле, она не знала. Все, что она знала, это то, что этот захватывающий закат давал ей все слащаво–сентиментальные чувства, которые она обычно ощущала при написании действительно хорошей песни.

– Ты стала такой тихой, Piccola.

– Потому что это так красиво. Настолько совершенно. Хотела бы я заморозить время прямо в этот самый момент. Этот красивый закат ... и нас.

– Возьми мой телефон.

– А?

– Из моего кармана. Спереди, ​​слева.

 Она пощупала между ними и достала его телефон.

– Теперь, сделай наше селфи.

 Она хихикнула.

– Что…?

– Это звучит действительно странно, когда ты говоришь «селфи».

– Разве не так, как вы, женщины это называете?

 Он отвернулся от заката.

– Давай, заморозить этот момент.

 Она включила телефон в режим камеры и направила его на них.

– Хорошо, готов? Скажи «фрик»!

 Он поцеловал ее в щеку.

РАЗРУШЕННЫЕ ДО ОСНОВАНИЯ

У них был роскошный ужин, подготовленный поварами шале. они ели на балконе и смотрели, как солнце полностью исчезало на западе.

 Бездельничали на креслах с откидной спинкой с бутылкой вина.

– Оно такое хорошее. – прокомментировала Валенна вино.

– Рад, что тебе оно нравится. Я купажировал его сам.

 Она бросила на Джана скептический взгляд.

– Это? Неа.

– Я это сделал. У меня есть виноградник в Тоскане.

– Ты шутишь! Ты гоняешь, словно тебя преследует куча демонов, а еще ты делаешь вино? Как химик? Это странное сочетание.

– Как так?

– Это как быстро и медленно. Горячо и холодно. Это словно выстрел адреналина и выстрел морфина. Высоко и низко.

– Разве это не идеальное сочетание природы? Точные противоположности.

– Нет. Не с людьми. Это рецепт катастрофы. Люди должны быть совместимы друг с другом в отношении к работе. Они должны купажировать. В гармонии.

– Я не имею отношений с самим собой.

 Она рассмеялась.

– Окей, у тебя здесь есть я. Но действительно? Ты это производишь? Это ... – Она подняла свой бокал и чокнулась с ним. – Эпически. Я собираюсь заполнить этим свой подвал. Оно доступно в Северной Америке, не так ли?

 Он улыбнулся.

– Нет.

– Ох, облом.

– Но я могу отправить тебе тонну.

 Это было первое упоминание о связи между ними после этой недели. Валенна отвернулась, чувствуя себя неловко. Она не хотела видеть большего в его легкомысленном замечании, но не могла не почувствовать семя надежды, которое сразу расцвело внутри нее.

 Нет. Просто нет. Рецепт катастрофы. Она должна придерживаться их сделки. Неделя плотских исследований без–всяких–условностей. Больше ничего. Никаких ожиданий по прошествии этой недели.

– Благодарю. Я бы этого хотела. – тихо сказала она. – Как долго ты владеешь этим местом? – спросила она, меняя тему.

– Может быть, лет шесть. Я люблю эту страну. Австралийское Супер Гран–При – это моя любимая гонка. Я никогда не проигрывал в Альберт–Парке, а за свою пятнадцатилетнюю карьеру я участвовал в разных лигах.

– Твой проигрыш несколько дней назад был первым проигрышем в Альберт–Парке?

 Он кивнул.

– Мне очень жаль. Не удивительно, что ты был таким чертовски подавленным, что купил мою «вишенку». Я имею в виду, только человек, в такой страшно–отчаянной депрессии будет предлагать такую сумму, как эта.

 Он посмотрел на нее. Она ему дразняще улыбнулась.

– Ты всегда такая?

– Какая?

– Такая сообразительная.

– Да? Благодарю. Это одна из моих причуд, которая всегда приводит меня к неприятностям с прессой.

– Я могу представить. Твоим публицистам, должно быть, каждый раз снятся кошмары. Как и моим.

 Она хихикнула.

– Но если подумать об этом. Если бы ты не проиграл, то не сделал бы ту ставку. И мы бы не лежали здесь под самым красивым звездным небом за бокалом купажрованного тобой вина.

– Как вы, американцы это называете?

– Нет худа без добра.

 Он кивнул, затем протянул ей руку.

– Иди сюда. – он похлопал по своим коленям.

 Она перебралась к нему на колени, находя довольно знакомую прямо сейчас позицию. С ним было так легко привыкнуть к этим вещам. Джан был настолько большим, что она могла использовать его в качестве кровати. Он был сплошными твердыми мышцами, но их конечности могли переплетаться в таких позициях, как если бы они были одним телом, их тепло просачивалось в кожу друг друга. Просто божественно. Он чувствовался убежищем.

Боже, она не могла остановить себя, чтобы не звучать поэтично.

 После этого опыта она могла бы написать целый альбом. Нет, на этот раз, не разбивающий сердце текст, а сексуальные слова и доводящие до озноба мелодии, которые могут быть использованы парами в качестве фоновой музыки во время занятий любовью. Это было бы для нее чем–то новым.

– Мой публицист позвонил мне. Мы у всех на языках. – сказал Джан.

– Да. Нуша мне тоже звонила.

 Молчание.

– Мне очень жаль, Cara. – тихо сказал он.

– За что?

– За то, что ворвался на пресс–конференцию.

– Ты прикалываешься надо мной? Если бы ты этого не сделал, то у меня не было бы прямо сейчас самого удивительного времени в моей жизни. Никаких сожалений.

– На самом деле?

– На самом деле. После того, как я выставила на аукционе свою «вишенку», то стала самой горячей новостью. Естественно, что они до последнего следуют за исходом моего безумия. Я этого ожидала.

– Безумие.

– Да. Двойное безумие. Типа, кто бы сделал ставку в 50 миллионов долларов ради переспелой «вишенки»? Только ты.

– Перезрелая. – Он усмехнулся.

– Перезрелая, просроченная, переоцененная.

– Определенно не переоцененная.

– Так и было. Когда я впервые надела кольцо чистоты, я была провозглашена моделью для подражания молодежи. Когда мне минуло восемнадцать лет, а я не потеряла свою девственность, они хвалили мое чувство морали, и я даже представляла сенатора–республиканца в его кампании, и он выиграл. Но когда у меня появился мой первый парень в возрасте восемнадцати лет…

– В восемнадцать? Что ты делала в старшей школе?

– Я была очень поздним цветком, и я училась на дому. Виноваты мои чрезмерно опекающие родители и моя требовательная карьера. Трудно было иметь отношения, когда тебя повсюду преследовали папарацци. Я была в ужасе от того, что в конечном итоге, окажусь на слуху из–за компрометирующей ситуации, и буду выглядеть в ней некрасиво, и это навсегда будет в архивах в сети.

 Он рассмеялся.

– Я сомневаюсь, что у тебя бы там были какие–нибудь уродливые фотографии. В тебе нет ничего некрасивого.

– Ты такой большой лжец, ты знаешь об этом?

– Я говорю правду.

– У меня уродливые пальцы. Они немного перепончатые.