Достал из кармана бутылку водки, опустился на колени:
— Ну, Назар и Иван! За упокой!
Прямо из горлышка отпил одну треть, а остальную водку вылил в изголовье могилы:
— С победой!
Поднялся, вынул пистолет и три раза выстрелил в воздух. Звуки выстрелов раскатисто пронеслись по спокойной глади реки, отозвались в низовых лугах. Из ближайшего куста выпорхнула птица и прочертила косую линию над песчаной кромкой берега.
— Спите спокойно, друзья! Дело сделано! Прощайте! Теперь уж навсегда!
Сбежал с холма. «Оппель», как гнедой конь, стоял в молодой траве…
Когда гвардии младший лейтенант Карайбог на «оппеле» без пропуска проскочил КПП и умчался по шоссе, часовой, стоявший на посту, позвонил дежурному по части и доложил о случившемся.
И пошло по цепочке:
— Товарищ майор…
— Товарищ подполковник…
— Товарищ полковник…
К утру все офицеры, посланные на розыски неизвестно куда уехавшего командира взвода, вернулись ни с чем.
И полк был поднят по тревоге! Приказ один:
— Найти Карайбога во что бы то ни стало. Не сквозь же землю он провалился, черт его подери!
Вот почему, когда загнанный «оппель» с Семеном Карайбогом за рулем подкатил к проходной, часовой бросился к телефону. Увидев, как бежит к проходной всегда спокойный, выдержанный и невозмутимый начальник штаба полка подполковник Черников, Карайбог впервые ясно понял, что натворил в радостную победную ночь. Сидел сгорбившись над баранкой: что будет, то будет!
Запыхавшийся подполковник Черников не мог произнести и слова. Его душило бешенство и негодование. Сейчас он вытащит из машины младшего лейтенанта и тут же на глазах у всех покажет ему, как марать честь прославленного полка. И когда! В первый день Победы!
Но, глянув в почерневшее, мрачное лицо Карайбога с дикими глазами, потрескавшимися запекшимися губами, испугался. Знал бешеный характер гвардии младшего лейтенанта. Приказал:
— Младший лейтенант! За мной!
Карайбог с трудом — так утрясла дорога и затекли ноги — вылез из машины. Черников на всякий случай приказал:
— Дайте пистолет!
Криво усмехнувшись (вот и довоевался!), Карайбог расстегнул кобуру и вынул парабеллум. Молча протянул подполковнику. С этим парабеллумом Семен не расставался всю войну. Еще в декабре, под Михайловом, когда они с Назаром Шугаевым подорвали два гудериановских танка, он взял пистолет у убитого немецкого танкиста. Хотел сдать — не положен тогда ему был пистолет. Но командир полка сказал:
— Носи, сержант. Заслужил!
И вот теперь он отдал парабеллум. Молча. Без звука. Как обыкновенную ненужную вещь. Только прикусил задергавшуюся губу.
— За мной. К командиру! — И Черников быстро зашагал по асфальтовой дорожке к штабу.
И снова полетело по цепи:
— Товарищ подполковник…
— Товарищ полковник…
— Товарищ генерал…
Командир дивизии, худой и высокий генерал, казалось, еще больше вытянулся от гнева: давно в соединении не было ЧП. Удручен и начальник политотдела. Всего месяц назад он лично вручил молодому коммунисту Карайбогу партийный билет. Спросил уныло:
— Что же будем делать?
— Как что? Судить! Судить, и никаких разговоров. Разжалуем — и в штрафную. Или, может быть, вы другого мнения, товарищ полковник? — И генерал, подняв бровь, вопросительно посмотрел на начальника политотдела.
— Нет, почему же! Случай безобразный.
— Дальше ехать некуда. Разболтались! Сегодня же подготовьте материал. Нянчиться не будем. Хватит!
Заметив на лице начальника политотдела неопределенное выражение, командир дивизии ожесточился:
— А вы его не защищайте, товарищ полковник. Адвокаты в таком деле не нужны.
— Да я и не думаю защищать. Виноват Карайбог. Дело ясное.
— Еще бы! — буркнул генерал и полез в карман за портсигаром. Но, не обнаружив его на привычном месте, вспомнил, что врачи категорически запретили курить, и снова завелся: — Черт знает что! В дни победы приходится с ЧП возиться. Награды у него есть?
— За Вислу получил орден Красного Знамени. Красная Звезда есть. Три ордена Славы. По приказанию маршала присвоено звание — младший лейтенант. В партию недавно приняли.
— Вот видите! — сердито посмотрел на начальника политотдела генерал, словно тот был виноват в случившемся. — Видно, Карайбог решил, раз войну выиграли, Гитлера разбили, славу победителей завоевали, значит, теперь все дозволено. Наплевать на уставы, на дисциплину. Анархия — мать порядка! Опасный симптом. Если вовремя не пресечь — потом наплачемся. Маршал командующему армией звонил, предупреждал о необходимости крепить воинскую дисциплину, решительно бороться с малейшими нарушениями порядка. Он, наверно, и пьян был.
— Пьян. Победу отмечал.
— А за руль сел. О чем он только думал! — снова взорвался генерал. Вспомнил, что в радостный день Победы он только и выпил стакан минеральной воды. И надо же было дурацкой немецкой пуле угодить в живот. А врачи рады стараться: ни капли спиртного.
Командир дивизии хмуро смотрел в светлый квадрат настежь распахнутого в весну окна. Молчал. Только теперь начальник политотдела с горестной ясностью заметил, как осунулся и постарел после ранения командир дивизии. А каким молодцом был совсем недавно, когда с боями шла дивизия по городам и весям Восточной Пруссии!
Больное, угрюмое выражение не сходило с лица командира дивизии. За окном весна, цветущие сады, мирное безмятежное небо, победа, а тут…
Проговорил устало, переходя на «ты». Это означало, что разговор становится дружеским, неофициальным.
— Ты поговори еще с Карайбогом, Иван Федорович. Дернула же его нелегкая такую штуку выкинуть. Да и я хорош, поспешил командующему доложить…
— Я уже вызвал Карайбога. В политотделе ждет. — И про себя, как бы между прочим, добавил: — Хороший он все-таки парень…
Вернувшись к себе, начальник политотдела застал гвардии младшего лейтенанта Карайбога в той же позе: стоял посреди комнаты по стойке «смирно». Окаменевшее хмурое лицо изредка дергалось. Карайбог не жалел о случившемся. Не беда, что все теперь идет насмарку. И награды, и офицерское звание. Он не боялся и штрафной: и там люди. Если бы снова вернулся тот праздничный вечер, он все равно поступил бы так же: иначе не мог. В день Победы он должен был быть с Назаром…
Начальник политотдела угрюмо посмотрел на провинившегося офицера. Сел. Закурил.
— Что же нам с вами делать, товарищ младший лейтенант? — Впрочем, обращался он скорее к самому себе, чем к стоящему перед ним командиру взвода.
— Что заслужил, то и давайте!
Полковника передернула такая покорность. Проговорил с раздражением:
— Почему разрешения не попросили?
— А вы бы, товарищ полковник, разрешили мне одному, ночью, выпившему, да почти через всю Германию ехать?
— Не разрешил бы!
— То-то и оно!
Что-что, а резон в словах младшего лейтенанта был.
— Ну, через несколько дней поехали бы. Не на пожар.
— Так победа, товарищ полковник. А друг-то один…
— Выпить надо было на могиле? За упокой?
— За упокой! — подтвердил Карайбог. — Под одной смертью стояли!
Что мог ответить полковник? Вспомнились ему все друзья, товарищи, однополчане, что остались лежать на подвижническом пути от Москвы и Сталинграда до Берлина. Никогда он их больше не увидит, не посмотрит им в глаза, не поздравит с великой победой.
А гвардии младший лейтенант Карайбог поздравил!
Неожиданно для самого себя, ради тех, кто не дожил до этих дней и навсегда остался лежать в земле, сказал:
— Я нарушаю порядок, превышаю свои полномочия и не знаю, как посмотрит на это командир дивизии (слукавил, был уверен, что генерал одобрит), но в отношении вас ограничиваюсь объявлением строгого выговора. — Помолчав, добавил горько: — Дай только бог, чтобы нам не пришлось больше пить за упокой!
Глава девятнадцатая
КСЮША