Средний бизнес может играть в политику только при относительном паритете сил с бизнесом крупным. Большинство ниш масонов — на уровне "город-местность". Их же стихия — местное самоуправление, мэрии, префектуры и т. п. А играть в крупную политику они даже если не желают, то вынуждены, иначе центр сократит местные свободы и лишит низы части дохода.
После того как ушли в прошлое дьяволизм, иудаика и мистика, масонская традиция продолжилась в самом главном, чистом виде — коммутации. Структуры трансформировались к варианту клубной системы средней буржуазии. Возникла сетка местных клубов и руководяще-направляющих центральных. Профкорпоративный элемент — отбор достойных — позволяет привлекать талантливых людей к руководству. Во Франции, например, большинство руководителей страны вышло из клубов — как элитарных, так и не очень. Высшие клубы — это уже истеблишмент.
Одно из направлений деятельности масонских структур — средства массовой информации (масс-медиа). Они не рассматриваются как ниши жизненного пространства, они — оружие в борьбе за ниши иные. И потому клубно-масонские масс-медиа часто выигрывают у корпоративных, что заставляет сильных мира с клубами считаться. Здесь оружие масонов — сенсационные разоблачения, нарушающие корпоративное равновесие.
Для характеристики общественно-политической структуры западных демократий часто употребляется термин "гражданское общество". Обычно "общество" совпадает со "средним классом". Не совсем так. "Общество" — это врачи, журналисты, юристы, средние предприниматели, средние служащие — имеющие 3-5 средних доходов. Но инженеры и ученые, имеющие примерно такой доход, к нему редко относятся. У них — профкорпоративная, а не родокорпоративная система, иначе бы они не выжили. У инженеров нет клубной системы, нет клубной сетки. Соответственно гражданское общество — это клубная сетка и есть. Но клубы формируют общественное мнение — и с ними опасно не считаться — можно представить какой-либо протест интеллигенции — а он будет всеобщим. Вот и получается, что есть гражданская система интеллигенции, а никак не гражданское общество, часть общества, но никак не все. И строить гражданское общество — наибредовейшая задача, пропагандируемая в чьих-то интересах, ловушка для неокрепшего массового сознания.
Собственно масонами сейчас именуются очень и очень немногие. Да и эти не масоны в классическом контексте. Современное масонство — что-то среднее между охотой и фуршетом. Но иных сейчас нет, и потому термин остается свободным. Суть масонства — клубная коммутация. Современные масонские ложи —- «Ротари», «Львы» —- не играют на уровнях выше городского, причем присутствуют только в городах-миллионерах. Клубы в России — это теннисный и охотничий правительственные, футбольный картельный, любителей конного спорта для наемников-псевдооппозиционеров. От заговора остается только «жидо-», но уже не «масонский».
Масонские структуры — явление сложное и неоднозначное. На Западе они дают дорогу в свет лучшим представителям среднего бизнеса. В азиатских странах они выступают проводниками прогресса и социализации — против феодальных пережитков их идеология — национал-прогрессизм. В современной России они представляют в большей степени досужие интересы крепко сидящих кланов и корпораций.
Еврейские структуры
Еврейские структуры простираются по всем социально-политическим этажам, от главных компрадоров до нищих кланов.
Основа заговора — корпорации сырьевиков. Но они только контролируют сырье. При всем желании продать его не очень просто. Во всем мире вопросы купли-продажи поручаются посредникам. И чем крупнее партия товара — тем высокопоставленнее этот посредник должен быть. Это одна сторона, с другой — в страну нужно что-то ввозить, иначе обстановка может стать совершенно нездоровой. Опять необходимы посредники. В современном мире посредники обязаны располагать большими деньгами, в том числе и теневыми капиталами. За посредниками должен кто-то стоять — иначе их самих обманут. Гарантии дают крупнейшие мировые банки. В качестве агентов по переговорам используются местные представители.
Кто-то должен решать вопросы переправки денег, заключения гарантированных контрактов, вопросы политической и информационной безопасности — так образуется второй круг, низший, но без которого сырьевикам не обойтись. Мир так устроен, что ценности должны двигаться сразу в двух направлениях.
Сырьевики не могут обойтись без компрадоров и наоборот. Две стороны одной монеты. С одной — уральцы, газовики, нефтяники. С другой — Внешторг, иностранные банки, иностранные специалисты. Эти силы — контрагенты, все хотят покупать дешевле и продавать дороже.
Другая известная традиция, связанная с евреями — откуп. Например, финансовые дела московского картеля отданы на откуп Мост-банку во главе с Гусинским. Но крайне сложно сказать, кому принадлежит сам Мост-банк и кому его деньги, равно деньги самого руководителя — ведь без картеля никакого банка не могла бы возникнуть, без картеля он не мог бы функционировать. В эту связку обычно попадает канадский миллионер Эдгар Тронфман, одновременно президент ВЕК, но вряд ли его отношения с Московским картелем иерархичные. Здесь Гусинский — скорее посредник между группами транснационального капитала. То же и с Березовским — он начинал с автовазовских финансовых операций.
Еврейский вопрос представляется действительно наболевшим. На Руси он стоит со времен иудейского полководца Песаха и решается со времен Святослава, разгромившего Волжскую Хазарию. Решается с успехом, переменным, с потерями с обеих сторон. А если вникать в суть самого вопроса, то русские о евреях просто ничего не знают. Играют роль позитивное и негативное отношения, но истина вне эмоциональных оценок по делу не раскопана.
Евреи могут быть враждебны или нет русским, но они имеют представление о себе как нации. Они резко отличают своих от чужих — можно уверенно говорить о национальном самосознании. В странах Европы и Азии еврейские общины объединяют почти всех евреев; наличие общин — не секрет, их руководители открыто выступают на телевидении "от имени нации". Община — мощная социальная структура, объединяющая множество корпораций, защищающая общекорпоративные интересы и интересы каждой корпорации в отдельности. Но община — корпоративное объединение, сталкивается в жизни с точно такими же корпоративными объединениями, пусть даже себя национально не осознающими. Корпорации своих знают, и борьба на корпоративном уровне сводит роль национального самосознания к нулю. Здесь из общей массы евреи не выделяются. Да, у них сильное лобби во всех руководящих структурах — но ирландское лобби сильнее. Евреи не доминируют в Америке. Структуры американского общества — корпорации, а, еврейская община — только союз нескольких из них. Учитывая, что евреев там всего около 7 млн, а корпоратистов — не меньше 150, то даже располагая непропорционально большими средствами, они не могут определять американскую политику.
Еврейское бытие — корпоративное с древнейших времен. В их самосознании незыблема твердая и неразрывная цепочка: семья — род — племя/корпорация (старая община) — союз корпораций (современная община) — нация. Нация есть союз корпораций.
Будучи во враждебном окружении, евреи веками вырабатывали механизмы защиты. Пространство сокращалось — шла корпоратизация; расширялось — евреи увеличивали население, но корпоративных связей не рвали, чтоб не пропасть поодиночке. И так сложились не только корпорации, под этой нагрузкой выросло национальное самосознание. Евреям легче создавать устойчивые группы — корпоратироваться. В России это люди образованные, с исторической уникальной религией, со своей системой родства — по линии матери, часто со взаимной антипатией с другими народами. Ко всему этому — самосознание. Самосознание — грозное оружие. Если у русских "свои" не числятся дальше семьи, в лучшем случае — рода, в исключительном — корпорации, то у евреев понятие нации — сразу за корпорацией. Русские могут консолидироваться вокруг врага, "чужих" они выделяют, но вот своих выделить никак не получается: ведь "не враг" — это не обязательно "свой". Самосознание и есть первоисточник национального конструктивизма, и русские решения неконструктивны в отличие от еврейских, да и прочих земляческих. Евреи знают, что есть жизненное пространство, что оно состоит из конкретных ниш, за которые стоит бороться.