— Я не буду это носить.

Он делает шаг вперед, и ухмылка исчезает с его губ.

— Я дрался с четырьмя парнями и двумя женщинами, чтобы достать для тебя одежду. Ты будешь носить ее, даже если мне придется самому одеть тебя, — Джай кивает на одежду. — Ты выглядишь здесь как идиотка в своей форме. Она слишком сдержанна. Тебя не примут за своего человека.

— Я…

— Надень это, — приказывает он, становясь сторожить меня у входа спиной ко мне. — Они начинают первый раунд боев.

Презрительно усмехнувшись, я роняю кусочек ткани, и хлеб выскальзывает из моей руки.

Не буду врать, воспоминание о вчерашней клетке не приводит меня в восторг. Мои пальцы на ногах сжимаются, когда просто думаю об этом, но я не надену эту одежду. Ни за что. Я всегда была консервативной девушкой. Называйте меня старомодной, но прикрытое влагалище и незаметный пупок сексуальнее.

— Срань Господня, — стонет Джай, проводя рукой по лицу. — Это, должно быть, гребаная миссия для тебя? Боже. Тогда не надевай этот топ, уверен, можно найти что-то в той куче, которую я принес.

Когда я не двигаюсь в сторону одежды, Джай сжимает челюсть и устремляется вперед. Его большие руки разбрасывают одежду по всей комнате, пока, в конце концов, он не кидает в меня пару джинсовых шорт и белую борцовку. Я ловлю их. Я не особо люблю джинсы... и открываю рот для протеста, но Джай быстро сокращает расстояние. Я пищу от неожиданности и отталкиваю тяжелые руки, хватающие мои плечи, но не могу остановить это. Его огромное тело припечатывает меня к раскладушке. Каким-то образом он умудряется поймать мои запястья и плотно сжать, занося их над моей головой.

— Слезь! — рычу я, пытаясь отчаянно бороться за свободу.

Мои легкие с трудом наполняются воздухом. Весь его вес на мне, и я уверена, что задыхаюсь.

— Одно слово, — предупреждает он меня. Его тихий голос низкий и грубый, и он посылает волну мурашек вниз по моей спине. — Если еще хоть одно не понравившееся мне слово вырвется из твоего хорошенького маленького ротика, я сам сброшу тебя в тоннель.

Я слышу его четко и ясно, но «хорошенький», «маленький» и «рот» — естественно, только те слова, которые анализирует мой мозг, и мой взгляд падает на его губы. Я никогда не видела более заманчивых губ. Мои внутренности превращаются в жидкость, и я чувствую легкость, будто плыву по воде. Я чувствовала это раньше. Мне двадцать один, и я провела свой день рождения, потащив свою задницу пить в новый бар, который только открылся в трех кварталах от мотеля, в котором я жила. Длинная история коротка — я встретила парня и почувствовала это же чувство. После, мы занимались сексом в подворотне, а когда все было кончено, я его больше не видела. Нелегко признать, но это случилось.

— У папочки случится сердечный приступ, если он увидит, как прямо сейчас ты пялишься на мои губы, Котенок.

Огонь вспыхивает в моих венах и попадает в сердце в рекордно короткие сроки, заставляя перекачивать кровь быстрее. На этом расстоянии он и его потемневшие зрачки завораживают меня. Я думаю о том, что у меня нет отца, хотя где-то есть, наверно. Так же, как и мать, но я никогда не встречала ни ее, ни его. Такое происходит только в моем мире. Ни в каком другом.

— Мой отец последний человек, о котором тебе стоит беспокоиться.

Сейчас он улыбается мне, но в его глазах скрыто что-то холодное и голодное.

— Тогда старший брат?

Я качаю головой. Предполагаю, что не смогу скрывать эту часть моей жизни от него.

— Я сирота.

Сексуальный знойный взгляд, что делает стеклянным все черты лица Джая, исчезает. Его хватка на моих запястьях ослабевает, и давление его тела уменьшается. Все равно, ощущение вибрации в нижней части моего тела по-прежнему ощутимо.

— Черт. Прости.

Я нервно смеюсь.

— За что?

Он склоняет голову.

— Что поднял эту тему.

Я пожимаю плечами как можно беззаботнее.

— Рано или поздно это должно было раскрыться. Если беспокоишься, ты не огорчил меня. Нельзя обижаться на то, чего никогда не было.

Это ложь. Я думаю о своей несуществующей семье каждый день. Что значит материнская любовь, или даже на что это похоже? Каково это — быть послушной перед своим отцом или поддразнивать братьев и сестер? Я не знаю. Мне хочется этого, несмотря на то, что я не знала своих родителей, беспокоящихся обо мне. Ведь эта женщина была в состоянии вынашивать меня в своем чреве девять месяцев, пройти через столько боли, чтобы привести меня в этот мир, и держать мою руку, увидев меня. Неужели я настолько невыносима? Была ли я такой, даже будучи младенцем?

Я защищаю свою долго отсутствующую маму. Когда я чувствую себя особенно огорченной своей жизнью, мой разум начинает издеваться над ней, но недолго, потом мое сердце бросается на ее защиту. Может быть, она была слишком молода? Может, она была вынуждена родить меня? Возможно, было просто не подходящее время или от нежеланного человека? Когда я мыслю рационально, то все понимаю, но когда нет, это подавляет меня.

В это время взгляд Джая падает на губы — мои губы — и я неосознанно облизываю их. Когда он изучает каждую их часть, мое сердце приятно вздрагивает в груди. Это, должно быть, самая странная ситуация в мире. Я имею в виду, он практически похитил меня, и вот мы здесь. Ко мне очень давно не прикасались. На самом деле, настолько давно, что я уже начала думать, что никогда не буду заниматься сексом снова. Я не жажду его. Даже не думаю об этом, но я прижата телом мужчины, который смог бы, вполне возможно, свести меня в могилу, и все, о чем я могу думать — прикосновение его губ. Здесь нет двери, чтобы оградить нас от проходящих мимо людей, и меня это не волнует, но всего лишь десять минут назад мне бы это не понравилось.

— Ты будешь носить шорты? — спрашивает он, его тихий голос мягкий и ровный.

Я киваю, ориентируясь больше на тон его голоса, чем на вопрос, отчего мне хочется вкусить теплого шоколада. Я моргаю несколько раз, а он просто отпускает меня и вновь становится охранять дверь.

— Подожди, — говорю я, приподнимаясь на локтях. — Что это было?

Глядя на него, я вижу тень улыбки на его губах, но он не поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Одевайся, Эмили. У нас всего несколько минут до начала сражения.

Ошеломленная и слегка смущенная от использования моего настоящего имени, я перекатываюсь на раскладушке и встаю, игнорируя боль в спине. Раскладушка — не лучшее место для сна, но это лучше, чем матрас, раскладывающийся из стены у меня дома. По крайней мере, здесь нет никаких пружин, колющих, словно ножом, мои органы.

Я опускаю взгляд на джинсовые шорты и белую майку в своих руках. Я буду выглядеть нелепо в этом. Слава Богу, здесь темно, и каждый будет видеть просто белый цвет, а на самом деле, когда в последний раз я брила ноги? Я съеживаюсь от этой мысли.

В рекордные сроки я стаскиваю свою форму и бросаю ее в углу комнаты. Я борюсь, пытаясь спустить штаны через черные кроссовки, но к счастью, когда сажусь на край своей раскладушки, успеваю через обе ноги снять все без особых препятствий. Большинство людей снимают обувь, прежде чем надеть брюки, но нет никакого гребаного способа, чтобы я стояла босыми ногами на влажной земле.

Удивительно, но кнопка на джинсовых шортах легко застегивается. Я провожу пальцем по краям шорт и заглядываю на свою задницу через плечо. Не похоже, что нижняя часть моей задницы выглядывает. Я провожу ладонями вниз по нижней части трусиков, чтобы подтвердить это. Моя задница не выглядывает. Кто бы мог подумать, что до сих пор производятся короткие джинсовые шорты, прикрывающие задницу? Это чудо. Когда я оглядываюсь назад, вижу пару синих глаз, смотрящих на мой живот и грудь. Я замираю, мои брови сходятся вместе. Хотя, пойманный с поличным Джай, не отворачивается. Вместо этого его взгляд следует по невидимой линии от моего декольте к горлу и лицу. Конечно же, я ношу свой наименее привлекательный бюстгальтер. Почему не кружевной? Почему выбрала тот, что из хлопка? Мое горло пересыхает, щеки горят, а пальцы подрагивают, но я не закрываюсь. Я пытаюсь проанализировать его выражение лица, но он не дает никаких признаков того, что мое тело ему нравится. Не то чтобы я хочу этого... или, может, хочу. Я не знаю. Я никогда не была так смущена в своей жизни.