Кимрачонок заметался:
— Ты это, не умирай. Я же тебя воскресить не сумею.
Он попытался поднять меня, потянув за руку, но я сидела, как приклеенная, и он окончательно перепугался:
— Давай я тебя на руках понесу!
На то, чтобы усмехнуться, моих сил ещё хватило:
— Как? Ты ж маленький, я свисать буду. Разве что — волоком.
— Нет, волоком нельзя, — рассудительно сказал мохнатик. — Тебе больно будет. Вставай, я помогу тебе идти. А будешь сидеть — совсем поджаришься. Обопрись об меня.
Я вцепилась в его руку, заставляя себя подняться. С трудом встала… и тут перед глазами у меня всё поплыло, и я потеряла сознание.
Очнулась я от того, что кто-то лил на меня воду. Лил струёй — холодной, сильной. Не открывая глаз, я начала глотать эту изумительно вкусную живительную влагу, потом умылась, снова напилась — и только тогда решилась оглядеться, боясь, что этот ручей — только сон, который исчезнет сразу, как я открою глаза. Но ручей не исчез.
Я сидела на траве возле родника, бьющего прямо из скалы на уровне моего лица. Сзади меня поддерживал Фэррыхтин, всё ещё пытающийся засунуть меня под мощную родниковую струю. Увидев, что я очнулась, он облегчённо вздохнул:
— Слава Древним Богам! А то я думал, что ты и вправду умерла.
Не отвечая, я снова погрузила лицо в холодную воду и опять начала пить. Я пила до тех пор, пока в животе булькать не начало. И только после этого у меня хватило силы воли оторваться от этого увлекательного занятия и осмотреться.
Мы находились на небольшой полянке, окружённой высокими горами. Возле родника, защищая его от палящего солнца, высились два могучих дерева, в тени которых я сейчас и сидела, наслаждаясь прохладой. Быстрый и довольно широкий ручей пересекал полянку и, провалившись в небольшую расщелину, заполнял её водой, образуя крохотный прудик. Увидев его, я сразу поняла, что хочу в нём искупаться. Нет, не так. Что мне просто необходимо в нём искупаться и смыть с себя накопившиеся на мне за день пыль и пот.
Покряхтывая от боли в спине и натруженных ногах, я добралась до прудика и, скинув одежду, погрузилась в него чуть не с головой. Прудик оказался довольно глубоким и, несмотря на то, что находился на солнце, очень холодным. Поэтому я не стала в нём долго сидеть. Быстро смыв грязь, я выскочила, клацая зубами, и поспешно оделась. И снова пошла к роднику — пить.
Кимрачонок мрачно смотрел на мои передвижения, но молчал. Напившись, я растянулась на траве и, наконец, посмотрела на него:
— Спасибо, Фэррыхтин. Ты меня спас.
— Нам идти пора, — в ответ выдавил он. — Здесь нельзя оставаться.
— Почему? — удивилась я. — Такое место хорошее, ровное. И вода рядом. Давай здесь заночуем. Уже темнеет, куда мы сейчас пойдём. Я, в отличие от тебя, в темноте не вижу. Запросто в какую-нибудь пропасть свалюсь.
— Связался я с тобой, — проворчал кимрак. Почему-то перспектива переночевать на этой чудесной полянке его не вдохновила. Вздохнул тяжело:
— Ладно. Всё равно попадёт.
И начал разводить костёр. А я смотрела на заходящее солнце, просвечивающее сквозь листву деревьев, на темнеющее небо, и не заметила, как уснула.
Утром я проснулась от пения птиц. Голосистые певцы выводили заливистые рулады, солнечные лучи пробивались сквозь густые кроны стоящих неподалёку деревьев, а под ухом звонко журчал бегущий по камушкам ручеёк.
Я открыла глаза и потянулась:
— Хорошо-то как!
Фэррыхтин уже кашеварил: от костра доносились очень вкусные запахи.
— А я завтрак приготовил, — радостно сообщил он. — Рыбы в озере наловил.
— В каком озере? — не поняла я. Вроде, вчера озёр поблизости не наблюдалось.
Кимрак заметно смутился:
— Тут озеро есть неподалёку. Я тебя вчера просто не довёл до него. Там мошкары много по вечерам, закусали бы.
И поторопил:
— Иди есть, пока не остыло.
Я встала, намереваясь умыться, и удивлённо огляделась. Почему-то показалось, что место, где я вчера устраивалась на ночлег, было немного другим. И ручей был пошире, и запруда побольше. Вчера я в ней даже выкупаться смогла, а сегодняшняя еле до колена доходит. Да и деревья росли у самого родника, а не в отдалении. Или мне вчера это с усталости почудилось?
— Фэррыхтин, мы на том же месте находимся, где вчера спать ложились? — с сомнением спросила я.
— А ты думаешь, я тебя всю ночь на себе таскал и с места на место перекладывал? — проворчал кимрак, не поворачиваясь. — Ты вчера устала очень, ничего и не рассмотрела толком, спать завалилась.
— Ну, да… — с сомнением выдавила я. Наверное, он прав. Я вчера действительно была не в себе. Вот и почудилось невесть что.
Позавтракав, мы затушили костёр и двинулись в путь. Кимрак бойко топал впереди, постоянно оглядываясь и принюхиваясь, как гончая, бегущая по следу зверя.
— Ты что так спешишь? — поинтересовалась я.
— Надо успеть… — начал, было, Дух, но тут же замолчал, прервав себя на полуслове.
— Чего успеть? — спросила я. — Ты куда-то торопишься?
Кимрак не ответил. И вообще, он был сегодня какой-то странный. У меня создалось ощущение, что он что-то от меня скрывает. Словно ночью произошло нечто такое, чего мне знать было не желательно. Интересно, какое же событие я проспала?
Мы дошли до обрыва, и я охнула от восторга. Мы стояли на высокой скале. Перед нами, сколько глаз хватало, простирались заросшие лесом горы, уступами спускавшиеся к большому ярко-голубому озеру. По нашей скале к нему тоже вела тропинка, серпантином извивающаяся по склону. И по этой тропинке шёл…
— Стэнн! — заорала я, и мой крик отозвался эхом, зазвучавшим со всех сторон, отражаясь от окружающих гор, не давая любимому сообразить, с какой стороны раздался мой зов.
Стэнн остановился и начал оглядываться, выискивая меня взглядом среди нагромождений скал.
— Подними голову! Я прямо над тобой!
Стэнн задрал голову, а я запрыгала на месте, размахивая руками:
— Я здесь! Здесь!
И, наконец, он меня заметил, и тоже радостно замахал:
— Подожди, я сейчас поднимусь!
— Нет, лучше ты жди. Нам — туда, к озеру.
— Хорошо! — отозвался Стэнн, но не вытерпел и заторопился мне навстречу. А я, соскальзывая и спотыкаясь, побежала к нему. Мы то были прямо друг над другом, то разбегались в стороны, лавируя по узкой тропинке, и, наконец, столкнулись под нависшим над тропой козырьком. Я с разбегу уткнулась в грудь любимого, обняла его, а он схватил меня и так прижал, что дыхание на миг перехватило:
— Селена, — выдохнул он. — Селена.
И мы замолчали, вжавшись друг в друга, чувствуя тепло наших разгорячённых пробежкой тел.
— Как ты здесь оказался? — по-прежнему прижимаясь к нему, спросила я, не в силах ни на миг оторваться от любимого.
— Пошёл тебя искать, — Стэнн тоже не мог выпустить меня, держал так, словно боялся, что, если он ослабит хватку, я немедленно исчезну.
— Глупый! — сквозь слёзы улыбнулась я. — Горы большие, их много. Как ты надеялся меня найти?
— Но ведь нашёл как-то.
— Это я тебя нашла. Чуть бы попозже сюда пришла, и мы бы разминулись.
И — вспомнила. И отодвинулась от Стэнна, глазами отыскивая кимрака:
— Где он?
— Кто? — не понял Стэнн.
— Кимрак.
— Кто?! — Стэнн посмотрел на меня, как врач из психиатрической клиники, мол, говорите, больной, говорите: — Какой кимрак?
Но я не обратила внимания на его удивление. Мне хотелось получить ответ на свой вопрос:
— Фэррыхтин, ты где?
— Ну, тут я. Чего надо? — проворчал кимрак, усаживаясь на козырёк скалы прямо над нами. У Стэнна сработал боевой рефлекс: в его руках сразу оказался огненный шар, который он настороженно начал перекатывать из одной ладони в другую.
— Убери, — одёрнула я его. — Это свои. Точнее, свой. Не пугай ребёнка!
И, задрав голову, спросила:
— Ты сказал по дороге: надо успеть. Это ты меня на встречу со Стэнном вёл? Ты знал, что он где-то здесь бродит, меня ищет?
— Ну, знал, — неохотно согласился Дух гор. — Подумал: сейчас он тебя ищет, потом ты его искать пойдёшь, если вы не встретитесь. А мне бегай за вами, следи, чтоб в пропасть не свалились. Я уж лучше один раз вас обоих провожу, и буду своими делами заниматься.