Белинский
Растет на тротуарах лебеда.
Лик белокаменной Москвы спокоен:
Вокруг пасутся тучные стада,
Слетают стаи галок с колоколен.
Спешат студенты в университет,
Люд разночинный и мелкопоместный…
Один недоучившийся студент
Живет на чердаке в каморке тесной.
Как землю новую, он открывает стих,
Не посчитавшись с мненьем эрудитов.
Пред Пушкиным ничтожен Бенедиктов
И Кукольник нисколько не велик.
Не всякий, кто сегодня знаменит,
И завтра сохранит свою известность.
Не всякая печатная словесность,
Как колокол во времени, звенит!
Дождь 16-го августа
От дождя асфальт из черного стал белым,
Дождь хлестал, струился и стучал
По спервоначалу оробелым,
Ко всему привычным москвичам.
Началось такое половодье,
Что достигло глубины колес.
Может быть, во всем водопроводе
Столько бы воды не набралось.
Шел троллейбус, образуя волны,
Эти волны тоже не пустяк,
И дождем, наверно, недовольны
Милиционеры на постах.
Сразу в подворотнях и подвалах
Стало тесно от промокших толп.
Был такой волшебный беспорядок
И очаровательный потоп.
С крыш с
р
ы
в
а
л
и
с
ь водопады, струйки,
Дождь резвился, как никто иной;
Это к нам протягивает руки,
Пальцы растопыря, водяной.
И бегут без цели по панели
Через мимолетные струи
Те, что всех моложе и умнее, —
Может быть, читатели мои.
«Для меня каждый день последний…»
Для меня каждый день последний,
Каждый день — это первый день,
А для Вас каждый день — это средний,
Заурядный и серый день.
Чтоб задуманное исполнить,
Не хватает мне дней моих,
Ну а Вы, чтобы дни заполнить,
Ерундой заполняете их.
Я отважный и доблестный витязь,
Полководец своих стихов;
Ну а Вы — Вы меня боитесь,
И меня, и моих стихов.
Если даже и есть у Вас юность,
Вы стремитесь ее погубить.
Я при всех недостатках люблю Вас,
Потому что умею любить.
Вы пойти мне навстречу могли бы,
Я бы смог Вас воспеть как поэт.
Только Вы не полюбите, ибо
Дарованья любви у Вас нет!
Вступление в поэму
Темнотою и светом объята
В ночь июля столица Родины.
От Таганки и до Арбата
Расстояние было пройдено.
Очевидно, очередная
В личной жизни ошибка сделана.
Ветер выл, смеясь и рыдая,
Или время было потеряно,
Или так начинается повесть,
Или небо за тучами синее…
Почему ты такая, то есть
Очень добрая и красивая?
Почему под дождем я мокну,
Проходя по пустынным улицам,
В час, когда беспросветным окнам
Непрестанно приходится хмуриться?
Никого нет со мною рядом
На пустынном мосту Москва-реки,
Где чуть слышно ругаются матом
Электрические фонарики.
Не имею ста тысяч пускай я,
Но к чему эти самые ребусы?
Почему я тебя не ласкаю
В час, когда не идут троллейбусы?
Москворецкие тихие воды
Заключают какую-то заповедь…
Все равно ничего не поймешь ты
Из того, что, наверно, нельзя понять.
Это я изнываю от жажды,
В чем нисколько меня не неволишь ты.
О любви говорили не дважды
И не трижды, а миллионожды!
Мне нужна от тебя не жертва,
А сама ты, хоть замуж выданная.
Если жизнь у меня бессюжетна,
Я стихами сюжета не выдумаю!
Эта мысль, хоть других не новее, —
Непреложная самая истина,
Ибо если не станешь моею,
То поэма не будет написана,
А останется только вступление…
Надо быть исключительной дурой,
Чтоб такое свершить преступление
Пред отечественной литературой!
Волшебник
Человек, достойный вполне
Аплодисментов всех,
Пришел в ресторан и пошел по стене
Вверх.
Потом прошелся несколько раз
По потолку, не падая вниз, —
И люди, великому чуду дивясь,
Научно его объяснить не брались.
А впрочем, резво о гравитации
Заговорили два знатока,
Когда человек, достойный овации,
Спустился по стене с потолка.
Сидела женщина у окна,
В обычное платье одета, —
И к ней он направился, ибо она
Его вдохновила на это!