Наконец Мириэм обрела дар речи.

— В своей собственной лавке человек обязательно должен быть счастлив, — сказала она, и в ее голосе прозвучали непривычные, теплые нотки.

А она, пожалуй, права, подумал мистер Полли. Человек должен быть счастлив в собственной лавке. Глупо предаваться мечтам о лесной чаще, зарослях папоротника и рыжеволосой девушке в полотняном платье, сидящей верхом на пестрой от солнечных пятен старинной каменной стене и царственно взирающей на тебя сверху вниз своим ясными голубыми глазами. Глупые и опасные эти мечты, до добра они не доводят! Только мука и стыд остаются от них. А вот здесь, рядом с этой девушкой, можно ничего не бояться.

— Своя лавка — это так респектабельно! — мечтательно добавила Мириэм.

— Я уверен, что буду счастлив в лавке, — сказал он.

И, чтобы последующие слова произвели больший эффект, он на секунду умолк.

— Если, конечно, рядом со мной будет хороший человек, — закончил он.

Мириэм замерла.

Мистер Полли чуть свернул с того скользкого пути, на который было ступил.

— Не такой уж я набитый дурак, — сказал он, — чтобы не суметь торговать. Надо, конечно, быть попроворнее, когда едешь за товаром. Но я уверен, у меля все пойдет, как по маслу.

Он замолчал, чувствуя, что стремительно падает все ниже и ниже в воцарившейся предгрозовой тишине.

— Если, конечно, рядом с вами будет хороший человек, — медленно проговорила Мириэм.

— Ну, с этой стороны все в порядке.

— Вы хотите сказать, что у вас есть на примете такой человек?

Мистер Полли понял, что тонет.

— Этот человек сейчас передо мной, — промолвил он.

— Альфред! — воскликнула Мириэм, поворачиваясь к нему. — Вы хотите сказать, что я…

В самом деле, что он хотел сказать?

— Да, это вы, — сказал он.

— Вы шутите, Альфред! — сказала она, стиснув руки, чтобы они не дрожали.

Мистер Полли сделал последний шаг.

— Вы и я, Мириэм, в собственной лавке, с кошкой и канарейкой… — Он вдруг спохватился и решил было вернуться в область предположений. — Только представьте себе это, — сказал он, но было уже поздно.

— Вы хотите сказать, Альфред, что любите меня? — спросила Мириэм.

Что еще, кроме единственного слова «люблю», может ответить на этот вопрос мужчина?

Не обращая внимания на гулявшую в парке публику, на игравших в песке детей, позабыв обо всем на свете, Мириэм потянулась к мистеру Полли, схватила его за плечи и поцеловала в губы. Что-то затеплилось в душе мистера Полли от этого поцелуя. Он обнял Мириэм, привлек к себе и поцеловал в ответ, чувствуя, что все решено бесповоротно. У него было странное ощущение: ему хотелось жениться, хотелось иметь жену, только почему-то он желал, чтобы это была не Мириэм. Но ему было приятно обнимать ее, были приятны ее губы.

Они отодвинулись немного друг от друга и секунду сидели смущенные и красные. Мистер Полли не отдавал отчета, что происходит в его душе.

— Я и подумать не могла, — начала Мириэм, — что понравилась тебе. Мне сперва казалось, что тебе нравится Энни, потом Минни…

— Ты с самого начала нравилась мне больше всех, — ответил мистер Полли.

— Я полюбила тебя, Альфред, сразу, как только мы с тобой познакомились, на похоронах твоего бедного отца. Если бы только я тогда знала… Нет, ты правда меня любишь? — спросила она и прибавила: — Я никак не ожидала, что так все случится!

— И я тоже, — согласился мистер Полли.

— Ты действительно хочешь открыть лавку и чтобы я стала твоей женой?

— Как только подыщу что-нибудь подходящее, — ответил мистер Полли.

— Я даже подумать ни о чем таком не могла, когда мы выходили из дому.

— И я тоже, — ответил мистер Полли.

— Это как сон.

Какое-то время они сидели молча.

— Я должна ущипнуть себя, чтобы поверить, что это не сон, — сказала Мириэм. — Как только они будут без меня обходиться? Когда я скажу им…

Ни за что на свете мистер Полли не мог бы сказать, что его сейчас волнует: сладостное ли предвкушение счастья или раскаяние, смешанное со страхом.

— Мама совсем не умеет вести хозяйство, ни капельки. Энни ни о чем не хочет думать, а у Минни просто не хватает соображения. Что они будут без меня делать, ума не приложу!

— Ничего, привыкнут, — сказал мистер Полли, выдерживая взятый тон.

На городской башне начали бить часы.

— Боже мой! — воскликнула Мириэм. — Мы не встретим Энни, если будем сидеть здесь и любезничать.

Она встала и потянулась было взять мистера Полли под руку. Но мистер Полли почувствовал, что все тотчас догадаются об их намерениях и они станут всеобщим посмешищем. А потому он сделал вид, что не заметил ее движения. Когда показалась Энни, мистер Полли уже целиком пребывал во власти сомнений.

— Не говори пока никому о нашем решении, — сказал он.

— Только маме, — решила Мириэм.

Цифры — это самое удивительное и потрясающее, что есть в мире. Если посмотреть на них со стороны — крохотные, черные закорючки и больше ничего, но какой удар они могут нанести человеку! Представьте себе, что вы возвращаетесь домой после небольшого заграничного путешествия и, листая газету, вдруг видите против далекой железной дороги, о которой имеете самое смутное представление, но в которую вы вложили почти весь свой капитал, вместо привычных 95—96 (в крайнем случае, 93 без дивиденда) более богато орнаментированные цифры — 76 1/2 — 78 1/2!

И вы чувствуете, что под ногами у вас разверзается бездна.

Точь-в-точь то же самое испытал мистер Полли, когда увидел черную вязь трех цифр: «298» вместо «350» — числа, которое он привык считать неизменным показателем своего богатства.

У него вдруг засосало под ложечкой почти так же, как в тот момент, когда он узнал о вероломстве рыжеволосой школьницы. Лоб его сразу стал влажным.

— Попал в водоворот, — прошептал он.

Произведя в уме действие вычитания — беспримерный подвиг со стороны мистера Полли, — он пришел к выводу, что после смерти отца им было истрачено пятьдесят два фунта.

— Поминальный пирог, — прошептал мистер Полли, припоминая возможные расходы.

Счастливая пора, когда он жил, наслаждаясь теплыми летними днями и безграничной свободой, когда все дороги заманчиво расстилались перед ним, когда ему верилось, что он так и будет ездить на своем велосипеде и любоваться окрестностями, — эта пора растаяла, как волшебный замок. И он опять очутился в мире, где царствует суровая экономия, в мире, который заставляет человека трудиться в поте лица, который подрезает крылья мечте, отбивает охоту к праздным, но увлекательным беседам, налагает вето на беспечный смех. Он уже видел перед собой печальную Вуд-стрит и нескончаемый ряд дней, полных беспросветного ожидания.

Ко всему этому он обещал жениться на Мириэм и, в общем, был не прочь совершить этот обряд.

Ужинал мистер Полли в совершенном отчаянии. Когда миссис Джонсон удалилась на покой, сославшись на легкую головную боль, он завел с Джонсоном разговор.

— Пришло время, старина, подумать о деле всерьез, — сказал он. — Ездить на велосипеде и обозревать окрестности в-поисках подходящих заведений очень приятно, но пора и за дело браться.

— А я о чем все время толкую? — спросил Джонсон.

— Во сколько, по-твоему, обойдется тот магазинчик на углу? — опросил мистер Полли.

— Ты серьезно о нем думаешь?

— Вполне. Так сколько, по-твоему, он будет стоить?

Джонсон подошел к шкафу, достал из него какое-то старое письмо и оторвал от него чистую половинку странички.

— Сейчас подсчитаем, — сказал он с явным удовольствием. — Сейчас посмотрим, сколько на него надо как минимум.

Он углубился в расчеты, а мистер Полли сидел рядом, как ученик, наблюдая растущий столбик скучных, ненавистных цифр, затаивших намерение избавить его от наследства.

— Сперва подсчитаем текущие расходы, — сказал мистер Джонсон, слюнявя карандаш. — Это, во-первых, плата за аренду…