Мы с Хазановичем пригласили Канабиевского, Коршунова, Собецкого, Шикина и других товарищей участвовать в разработке плана вооруженного восстания.

На днях в лагерь должна была возвратиться большая группа пленных красноармейцев, вывозимая на работы в местные хозяйства. Есть смысл дождаться их. Во–первых, бойцы были физически крепче, во–вторых, численность отряда после объединения увеличится до пятисот человек. А это уже сила, способная на серьезные дела.

Полковник Хазанович и я долго стояли у перил коридора тюрьмы. Отсюда открывался хороший обзор окрестностей лагеря. Мы уже знали, что на запад от города на многие километры тянется лес, где можно будет некоторое время укрыться, но плохо то, что все сосредоточивалось в Бухаресте. Следовательно, для побега лес не имел значения. На востоке — деревни, перелески и пересеченная оврагами и речушками местность, ведущая в сторону моря.

— Нам надо двигаться только на север, — сказал полковник, — двигаться к нашей границе. Туда все наши будут рваться, потому что впереди Родина.

— Значит, решено? — обратился я к нему.

— Конечно. Только надо еще раз все уточнить.

Расходясь, решили утром обсудить конкретный план действий.

Теперь мы с особым вниманием присматривались к складу с оружием, стоявшему в двадцати метрах от здания тюрьмы, за проволокой.

Овладеть складом с оружием охраны тюрьмы и лагеря, а затем в бою завоевать свободу — дело рисковое.

Ведь если восстание окажется неудачным, то нас будут судить по всей строгости законов военного времени, как партизан. А это значит… Следовательно, мы должны подобрать таких командиров и политработников, которые бы сочетали в себе знание военного дела, личную смелость, умение поддерживать боевую дисциплину бойцов. Сам же командир при всех случаях не должен терять хладнокровия, решительно выполнять задания.

Как–то в августе в санчасть тюрьмы прибыл из Бухареста румынский военный врач. Прочитав списки заключенных, он через санитара вызвал к себе капитана медслужбы Гетмана. Познакомившись, врач предупредил его, что вызван в санчасть как врач. В беседе один на один румын долго выяснял общее настроение заключенных и сообщил, что является представителем бухарестского Красного Креста. Затем высказал свои симпатии к Советскому Союзу и в заключение заявил, что ему поручено связаться с узниками слобозиевской тюрьмы.

— Среди заключенных, конечно, имеются коммунисты и старшие офицеры, — сказал врач, — есть товарищи, которым вы доверяете?

Гетман пожал плечами и ничего не ответил. Тогда врач вытащил из портфеля несколько пачек ассигнаций.

— Вот здесь пятнадцать тысяч лей. Это наша организация передает вам как первую помощь. Спрячьте их, чтобы не заметили сантинелы.

Гетман с трудом рассовал под белье объемистые пачки денег.

— Кроме того, — продолжал врач, — мы постараемся помочь вам и другими средствами. Румыния сейчас на грани выхода из войны. В армии брожение… И последнее: передайте своим товарищам, что мы помешаем учинить над ними суд.

Полученные деньги решили беречь для разных непредвиденных расходов.

Санчасть лагеря и тюрьмы размещалась на другой стороне двора. Однажды санитар пришел к нам и пригласил в санчасть кого–нибудь из пленных, знающих румынский язык. Послали Леонида Мельника. Вскоре он возвратился, загадочно улыбаясь:

— Товарищи, — начал Леонид, — мне удалось поговорить наедине с шофером, привезшим продукты. Кокош его звать. Он сказал мне: «Товарищи, многие у нас сочувствуют вам, верят, что скоро наступит конец разбою… Красная Армия подошла к границам Румынии… Мы, антифашисты, тоже ее ждем. Скажите, чем вам помочь?» Он обещал установить с нами контакт и передал вот эти листовки.

Мы смотрели на Мельника и радовались, что у нас и в Слобозии появились соратники по борьбе. Но особенно сильное впечатление на нас произвело содержание воззваний Коммунистической партии Румынии к народу своей страны. В полученных от Кокоша листовках говорилось: «Солдаты, унтер–офицеры, офицеры и генералы! Отказывайтесь воевать и умирать за преступников Гитлера и Антонеску! Фронтовики! Переходите со всем своим вооружением и боеприпасами на сторону Красной Армии, которая поможет вам бороться за освобождение нашего отечества!»[16] «Патриот! Борьба идет не на жизнь, а на смерть! Цель немцев ясна: они хотят потопить в крови жителей столицы, как сделали это с жителями других городов»[17].

Эта встреча придала нам бодрости на несколько дней. Спустя некоторое время мы получили передачу, в которой оказались галеты, сахар и медикаменты. И снова недоумение, доброе доверие и надежда. Через две недели поступила еще одна посылка.

Как–то в самые жаркие июльские дни в тюрьме вышел из строя водопровод. Мы возмущались, требовали у тюремного начальства исправить его. Нам объяснили, что подача воды временно прекращена из–за нехватки ее на городской станции, и велели ждать. И вдруг на следующий день водопровод начал действовать. Спустя неделю через Кокоша мы получили записку на румынском языке. Леонид Мельник перевел ее. Теперь стало ясно, что советским пленным помог комендант железнодорожной станции, давший указание отпускать воду для узников тюрьмы из резервуаров станции.

Искреннюю дружбу и симпатии румынского народа к нам мы особо ощутили, когда с автоматами в руках вместе гнали фашистов с румынской земли.

ЗНАМЯ ПОДНЯТО 

Уже вторые сутки мы ведем в городе непрекращающийся бой с немецким гарнизоном. Мы с Хазановичем только что возвратились с передовых позиций, где провели ночь в напряженном ожидании возможного появления вражеского подкрепления. Но у немцев явно спала активность сопротивления. Наши позиции, занятые еще вчера по линии первых кварталов города, прочно удерживаются.

Восстание началось вчера, 25 августа[18].

По заведенному порядку день в тюрьме начинался с завтрака. Так было и в этот раз. Ровно в 7 часов утра два сантинела в сопровождении сержанта принесли кофе — бадью с темно–мутной безвкусной жидкостью и поставили ее у выхода из камер. Солдаты беспечно вытащили из карманов табак и неторопливо стали закуривать цигарки.

Заключенные с котелками и баночками потянулись к бадье с кофе, но становились не как обычно, в очередь, а полукругом. Вскоре сантинелы и мажор были в кольце. В один миг винтовки солдат и пистолет сержанта оказались в руках заключенных. Обезоруженные охранники не успели одуматься, как их решительно втолкнули в одну из камер. Звякнули дверные запоры.

Около двух десятков заключенных во главе с майором М. В. Новиковым досками, сорванными с нар, разорвали проволочную ограду, отделяющую здание тюрьмы от склада с оружием. В несколько минут его двери были разбиты, и три станковых пулемета с коробками патронов выкачены во двор. Около двухсот винтовок французского образца, десятки автоматов быстро нашли своих новых хозяев.

Капитан–лейтенант Шикин с группой бойцов бросились к лагерю красноармейцев:

— Товарищи, выходите!

Старший политрук Коршунов, майор Лысенко и лейтенант Добровольский с пулеметными расчетами заняли запланированные позиции.

Г. К. Гармаш

В. В. Хазанович

Появление красноармейцев во дворе тюрьмы вызвало шумный восторг товарищей. Шикин, вскинув руку к правому виску, вымолвил:

— Разрешите доложить, товарищ полковник, боевая группа красноармейцев прибыла. Вся охрана лагеря бежала, комендатура пуста.

С этого момента В. В. Хазанович — командир, А. Е. Рындин — комиссар, И. Е. Канабиевский — начштаба отряда вооруженного сопротивления военнопленных.