Я должна была оставить Энтони в прошлом – не получилось. Я пыталась вспомнить о муже, но воспоминания о лорде Бестерне поблекли и осыпались пеплом под яростным ревом пожирающей меня изнутри ревности. Женщины они такие, глупые и непоследовательные.

Бросила Энтони, чтобы защитить себя от возможной боли и дать ему шанс на счастье. А боль не стала меньше, не смотря на расстояние и на присутствие мужа.

И вдруг я поняла.

Я хочу настоящего. Искренней любви и уважения, заработанных своими силами. Они не даются легко и уж точно не приходят сразу.

Из забытья меня вывело осторожное прикосновение к плечу. Сзади стояла обеспокоенная Роуз.

- Что с вами, леди? Могу ли я чем либо помочь?

- О нет, Роуз, спасибо за заботу. Я совсем скоро буду в порядке.

- Кто вас обидел, леди?

- Роуз, обижаются те, кто не в силах принять собственное несовершенство. Я же прекрасно сознаю то, что недостойна называться леди. Впрочем, лорда Бестерна это не остановило, вот и переживать не о чем.

- Я не знала, говорить ли вам… Но теперь вижу, что время пришло. Моя прежняя хозяйка, леди Линда Бэрроуз, считалась первой красавицей и почти невестой лорда Бестерна, но я никогда не видела, чтобы он смотрел на нее так, как он смотрит на вас. Он мог остановить свой выбор на любой, но выбрал вас и что-то подсказывает мне, - Роуз трогательно улыбнулась. – Не только по расчету.

Горничная поправила выбившийся локон из моей прически, оправила рукав платья и всплеснула руками.

- Вы красавица, леди. Но некоторым мужчинам нужно не только это. Они смотрят еще и в сердце.

- Ты слишком добра, Роуз.

- Я всего лишь всю свою жизнь наблюдаю за благородными леди и джентльменами. Вы другая, это правда, но вы еще всех удивите.

Я покорно дала приготовить себя к обеду. С тоской вспомнила лабораторию. К сожалению, мне удавалось выкроить для нее не слишком много времени. Только глубоким вечером я спускалась туда, вместе с визом лорда Бестерна. Оказалось, что я забыла попросить колбы Эрленмайера, термометр, приспособление для медленного огня. Виз записывал мои требования с невозмутимым видом. В лаборатории на данным момент был готов только пол – его покрыли плотно прилегающей плиткой и готовились позвать алхимика, чтобы как следует заварил швы. Столы ожидались через пару дней и уже после установки мебели должны были привезти колбы и приборы.

Вниз к обеду я спустилась уже полностью владеющая собой и занималась даже с большим рвением, стараясь не вспоминать о словах леди Уиндхем. Я не должна нравиться ей, достаточно того, что сама леди мне симпатична.

После обеда, я направилась навестить Пруденс, но сиделка загородила телом двери художественной комнаты и сказала, что сестра мужа заболела.

- Передайте Пруденс пожелания о скорейшем выздоровлении, - дежурно ответила я, стараясь заглянуть за плечо сиделки. – Но если она больна, то должна лежать в своей комнате, а не в мастерской.

- Леди Пруденс не меняет свои привычки даже во время болезни, - с нервным смешком ответила сиделка.

Ко мне подошла одна из горничных и попросила пройти в бальный зал, где ждал учитель танцев. Я удалилась со стойким чувством, будто меня стараются не подпустить к Пруденс.

Учитель танцев оказался томным молодым человеком, который за большие деньги был способен восхищаться мастерством даже такого медведя как я. Он мне не понравился своей манерностью и излишними комплиментами. К концу урока, я чувствовала себя облитой липкой патокой. Между тем, замечаний было не мало – фигур танцев я не знала, а тут каждое движение должно было быть доведено до совершенства.

Вышла оттуда совершенно выжатой и за меня сразу принялась леди Уиндхем.

Три дня я терпела пытки под названием этикет, лишь под покровом ночи убегая в лабораторию. Та уже приняла довольно приличный вид, пол отремонтировали, привезли высокие столы, теперь укладывали печь. Руки чесались отправиться по деревням, посмотреть, от чего страдает люд, что нужнее всего.

Оглядывая просторную лабораторию с низким потолком, я мучительно вспоминала, какое медицинское изобретение спасло больше всего человеческих жизней? На память пришла знаменитая история эпидемии холеры в Лондоне. Тогда считалось, что болезнью заражаются через поветрие, но анестезиолог Джон Сноу по карте вычислил колодец на Бродвик стрит, из которого пили больные, одним движением перекрыл воду и остановил эпидемию.

Начинать нужно с простого. Роженицы в нашем мире перестали умирать после того, как хирурги догадались мыть руки между пациентами. До того, почтенные мужи ходили в измазанных сюртуках, и чем грязнее манжеты, тем опытней считался эскулап.

Вот, чем хотелось бы заняться, вместо придирок леди Уиндхем или вязких комплиментов учителя танцев. Тут, в уединении своего уголка, я чувствовала себя на месте. Странно, что подобного чувства я не ощущала во время аспирантуры. Наверное потому, что тогда разрабатывала идеи научного руководителя, вместо того, чтобы задуматься, что интересно мне самой.

На пятый день отсутствия лорда Бестерна пришла короткая записка. В Агнессии до сих пор пользовались голубиной почтой для длинных посланий, но короткие сообщения алхимики придумали передавать через устройство на подобие телеграфа – металлический шнур пролегал между городами, на обоих концах дежурили алхимики и передавал буквы слабыми электрическими импульсами на подобие азбуки Морзе.

В записке значилось: «Свадьба принца. Готовьтесь».

Я выслушала новости с каменным лицом, безучастно наблюдая за суетой объявшей дом словно коллективное безумие. Бегали горничные, нося на показ возможные наряды, которые леди Уиндхем отвергала с едкими ремарками. Свекровь, не пряча более чувств, причитала о близящимся крахе семьи на королевской свадьбе. С прямой спиной, заострившимися скулами, заведенными назад плечами, я сидела безучастной куклой.

В груди плескалась горечь.

Я должна была оставить Энтони в прошлом – не получилось. Я пыталась вспомнить о муже, но воспоминания о лорде Бестерне поблекли и осыпались пеплом под яростным ревом пожирающей меня изнутри ревности. Женщины они такие, глупые и непоследовательные.

Бросила Энтони, чтобы защитить себя от возможной боли и дать ему шанс на счастье. А боль не стала меньше, не смотря на расстояние и на присутствие мужа.

Свадьбу принца я не переживу.

Глава 19. Пророчество

По широкой дороге, меж ухоженных лужаек с пожелтевшей травой, приближалась карета. У дверей особняка хозяина встречали мать, жена, виз и новые гости, включая леди Уиндхем и учителя танцев. Дворецкий почтительно стоял в стороне, двое лакеев посильней были готовы по первому зову принять багаж.

Осеннее солнце пряталось за облаками, дул пронзительный ветер, пробирающий до костей, но никто из присутствующих не жаловался на отвратительную погоду. Леди Уиндхем заставила меня, дабы порадовать мужа, выйти в платье с открытыми плечами и низким декольте, кожа в котором, на данный момент, приобрела синеватый оттенок.

Я мужественно переносила холод. Вчерашняя вспышка чувств опала, оставив после себя щемящую грусть. Не все истории любви должны оканчиваться хорошим концом. Уходя – уходи. Я сбежала от Энтони, он отпустил меня.

Карета остановилась, серые в яблоках кони замерли, переминаясь и выпуская облачка пара. Кучер спрыгнул с козел и подошел ко двери кареты. Распахнул, встал в стойку с протянутой вперед рукой, готовясь помочь хозяину выйти из кареты.

Сердце замерло в груди. Я надеялась и боялась. В последние дни, я все чаще думала о Мэй. Если честолюбивые планы с лабораторией провалятся, то хотелось бы совершить хоть одно доброе дело. Мэй достойна лучшей доли, чем проводить целые дни в прачечной. Я очень боялась, что у лорда Бестерна не получилось ее вызволить, потому что в присланной записке о Мэй не было сказано ни слова.

Из темноты зева кареты на протянутую ладонь кучера легла тонкая рука женщины. У меня вырвался то ли стон то ли вздох, а уже через мгновение я неслась по ступенькам вниз, чтобы крепко обнять удивленно оглядывающуюся подругу с копной медных кудряшек.