Однажды ночью Соломон проснулся в полнейшей темноте. И независимо от того, сколько бы он ни пытался проморгаться, темнота не исчезала.

- Свет, - проскрежетал он. - Где чертов свет!

Раздался чиркающий звук в темноте, и вскоре забрезжил желтый огонек света, принося с собой желанное облегчение.

- Больше не гаси его, пожалуйста.

- Прости, - шокировано прошептала Хаос. - Они сказали, что мы должны экономить свечи, а ты так крепко спал, и я подождала, пока ты не провалишься в по-настоящему глубокий сон.

Слыша, что она вот-вот расплачется, он придвинулся к ней ближе.

- Эй, - прошептал Соломон негромко, протягивая руки, чтобы взять фонарь и поставить его рядом с собой. Повернувшись к Хаос, он заключил девушку в объятия.

- Прости. Ты не сделала ничего плохого, - Соломон прижался поцелуем к ее щеке, затем к виску, сжимая ее сильнее. Она захныкала и прижалась к нему еще теснее, и в это мгновение он осознал, насколько Хаос была напугана

- Я с тобой, - прошептал он, повалив ее на матрас, чтобы быть еще ближе. Соломон задался вопросом, ответ на который было сложно определить: как долго он не обнимал ее подобным образом? И обнимал ли он ее вообще? И тогда он вспомнил дни тепла и ее пения. Ее запах и нежность, ее бесконечную заботу. Она оберегала его, защищала. Это заставило его тело испытать болезненное желание заняться с ней любовью.

- Как дела у моей красивой девочки?

Она уткнулась лицом в его шею и крепче сжала его в своих объятиях, затем всхлипнула.

- Нет, нет, только не это, - торопливо проговорил он. Его отчаянное желание успокоить ее заставило испытать внезапную боль каждой частичкой своего тела.

- Не стоит. Что это на тебе? Ты что-то сшила? Это, что, твоя свадебная пижама? - поддразнил он ее. Казалось, будто она сшила себе штаны и простую рубашку из простыни. Его тело внезапно испытало прилив желания избавить ее полностью от этой одежды, чтобы он смог вновь увидеть ее обнаженное тело.

Раздался приглушенный смешок, и он притянул ее лицо для нежного поцелуя. Она издала негромкий стон, и ее губы задрожали под ним, вызывая в нем еще больше ненасытного желания. Затем на смену этим ощущениям пришли отчаянно-болезненные.

- О, Боже, - прошептал он, - мне нужно в туалет.

Хаос подскочила на ноги и поспешила в угол комнаты, затем вернулась со стеклянной банкой с закручивающейся крышкой. В ту же секунду его член дернулся от невероятного давления противоречивых потребностей, и, прежде чем он успел задаться вопросом, как собирается сделать это здесь, при ней, она опустилась на колени и приспустила его больничные голубые штаны. От вида шрамов от ожогов на своем теле его охватил неистовый страх. И затем она обернула пальцы вокруг основания его члена, и все мысли в одно мгновение улетучились, когда она направила его в стеклянную банку. Его тело облегчилось без единой капли сомнения, в то время пока его разум сосредоточился на кратком ощущении ее пальцев на его плоти.

Его взгляд опустился на грудь Хаос, желая увидеть ее еще раз. Воспоминания о том, как она ощущалась на его языке, заставило его член дернуться. Он поднял глаза на ее лицо, и они встретились взглядами на несколько коротких мгновений. Горячее напряжение проскочило между ними, и девушка издала тихий стон, когда вновь обратила внимание на банку. Когда она извлекала его член из емкости, ее прикосновения были нежнее, чем ему хотелось.

Он наблюдал за тем, как Хаос направилась туда, откуда взяла банку, и вернулась с бутылкой воды и кусочком обрезанной футболки. Хаос вновь опустилась на колени перед ним и открыла бутылку с водой, чтобы намочить тряпку.

Желание заставило его тело ощутить тяжесть, когда она потянулась к его члену с тряпочкой и тщательно омыла его. Как часто ей приходилось делать это?

Она опустила тряпку на пол, взяла другую и намочила ее. Она потянулась к его плечу, и его глаза задержались на ее груди, в V-образном вырезе рубашки. Боже, он хотел вновь ощутить ее вкус.

Она прикоснулась к правой стороне его лица, и паника затопила его тело краткими вспышками воспоминаний об ужасах, что он пережил.

- Ш-ш-ш, ш-ш-ш, - прошептала она.

В ту же секунду успокаивающий тембр ее голоса заставил его желать Хаос сильнее, чем прежде. Соломон сглотнул, сосредотачиваясь на том, чтобы отойти от края этой отвесной скалы ужаса, что в данный момент смешивался с его желанием к Хаос.

Сосредоточив взгляд на ее груди, он старался рассмотреть что-нибудь под тонкой белой материей. Он почувствовал, что она накладывает повязку на его голову, и вспомнил, что его обрили.

- У меня, должно быть, тот еще вид с этой ужасной стрижкой.

- Я побрила тебя более тщательно, - прошептала она. – Ну, насколько у меня это получилось. - Он прикрыл глаза, когда она погладила его по голове, ее прикосновение было нежным, шелковистым, как и ее слова.

– Все почти зажило, – она взялась за край его футболки и потянула вверх. Соломон приподнял руки, позволяя ей снять ее. - Ляг на матрас, чтобы мне было удобнее.

Мягкий приказ сопровождался нежным толчком в его плечи, и Соломон повиновался. Он наблюдал за ее лицом, когда она проводила прохладной тканью по его шее и плечам.

- У тебя кажется достаточно опыта. В омовении меня, - добавил он, замечая приступ страха в ее глазах.

- Я каждый день тебя обмывала.

- Как долго это продолжалось? Я имею в виду, сколько я был без сознания?

- Десять дней.

Его удивление переросло в желание, когда она скользнула тканью по его груди, чуть дольше задержавшись на сосках. Он вновь устремил взгляд на ее лицо и задался вопросом: о чем она думала, когда делала это? Хотела ли она его так же сильно, как и он ее? Скучала ли она по их уединению, как и он? Или ужас, который они пережили вместе, испепелил всё ее желание?

- Приятное ощущение, - прохрипел он, чувствуя отчаянную потребность в ней.

Ее глаза устремились к нему, и его член стал тверже от жара, что излучал ее взгляд. Она понятия не имела, настолько ярко-синими были ее глаза, но возможность лицезреть их приносила ему несказанную радость. Она, казалось, не знала, как реагировать на это, и вернулась к тому занятию, что доставляло ему удовольствие. Его сердце неистово билось в груди, когда тряпочка смело скользнула по его бокам, затем кубикам пресса.

Он старался изо всех сил не издавать неподобающие звуки, волнуясь, что она могла истолковать их как болезненные, но... Боже, ему, правда, было больно. Его ранило, что она прикасалась к нему как медсестра, а не как... жена. Соломон прикрыл глаза в надежде, что это предоставит ей возможность действовать более свободно, чем она могла себе позволить под его пристальным взглядом. Она управлялась с его телом осторожно, избегая ожогов, хотя его кожа жаждала ее прикосновений.

Он приоткрыл глаза, чтобы украдкой взглянуть на нее, и обнаружил, что она находится на уровне его бедер. Он не смог сдержать вздох, когда она спустила его штаны. Но все равно ее прикосновения больше напоминали отточенные действия сиделки, нежели любовницы.

Она обхватила основание его члена и провела по его длине тряпочкой. Желание заставило его испытать состояние головокружения и жара. Он хотел, чтобы она прикасалась ко всему его телу. Соломон медленно раздвинул ноги в стороны, предоставляя ей полный доступ, уповая на то, что она воспользуется этим. Его сердце неистово забилось, ускоряя ритм, когда ее глаза вспыхнули огнем, останавливаясь на его груди, затем возвращаясь к тому, что она делала. Выполняла роль хорошей и милой, подвергающей его тело пытке медсестры.

Напряженное дыхание сорвалось с его губ, когда она неспешными круговыми движениями провела тканью по его набухшему, с выступающими венами члену.

- Могу я тебя увидеть? – наконец, задыхаясь, проговорил он, больше ни о чем не заботясь.

Она взволнованно уставилась на него. Со смесью облегчения, чувства вины, потребности, радости, надежды.

- Если тебе этого хочется, - в конце концов, прошептала она.