Светлой памяти сына моего Димы

Перед Вами — первый опыт сравнительного жизнеописания Александра I и Наполеона. Знаменитый труд А. Вандаля «Наполеон и Александр I» был посвящен исследованию только франко-русского союза 1807–1812 гг., а публицистические (ныне уже забытые) очерки А.К. Дживелегова, В.Е. Романовского и В.И. Герье[1] касались лишь отдельных сюжетов, главным образом вокруг 1812 г. Здесь же предполагается обозреть весь жизненный путь обоих императоров.

Томясь в изгнании на острове Святой Елены, Наполеон однажды воскликнул: «Какой роман — моя жизнь!»

Действительна, нет, пожалуй, в истории человечества другого героя, жизнь которого была бы столь романтична: «первый солдат веков и мира» (по выражению Дениса Давыдова), прошедший огнем и мечом всю Европу от Мадрида до Москвы, Египет и Сирию, Наполеон поднялся со стартовой позиции младшего лейтенанта на недосягаемую в то время высоту французского императора и европейского властелина, рухнул с этой высоты почти в небытие, вновь, на «сто дней», вернул себе прежнее величие и опять был низвергнут, но не забыт, а еще больше (уже посмертно) возвеличен, добавив к своим лаврам гения и тирана еще ореол мученика.

Сегодня о Наполеоне уже написано 400 тыс. трудов. Но по мере их накопления, как заметил более полувека назад автор одной из лучших в мире биографий Наполеона Е.В. Тарле, Наполеон «все более и более выясняется в его неповторимом своеобразии и поразительной индивидуальной сложности». Феномен Наполеона уже всесторонне изучен, но остается неисчерпаем. С одной стороны, появление новых источников и точек (или даже углов) зрения, а с другой — изменение нашего видения мировой истории и, главное, самого мира, в котором мы живем, побуждает нас заново постигать смысл важнейших событий и роль крупнейших деятелей, исправлять старые и обретать новые представления.

В мировой, воистину необозримой литературе о Наполеоне царит хаотичный разброс мнений. Он придает образу императора многоликость, не умаляя, однако, его масштабности. Антинаполеоновский памфлет 1814 г., изданный в Москве, гласит: «Многие мнили видеть в нем бога, немногие — сатану, но все почитали его великим». Единственный в своем роде взгляд на него как на «самонадеянное ничтожество» — взгляд Льва Толстого[2] — воспринимается сегодня как нонсенс, зубоскальство одного гения по адресу другого, хотя именно этому нонсенсу следовали большей частью советские историки (например, Н.Ф. Гарнич, П.А. Жилин и др.) и писатели (В.С. Пикуль, С.П. Алексеев, О.Н. Михайлов), взирающие на фигуру Наполеона, что называется, «со стороны подметок».

Вполне мог сравнить свою жизнь с захватывающим романом и Александр I. Выросший при дворе своей бабки Екатерины Великой на глазах Г.А. Потемкина и А.А. Безбородко, П.А. Румянцева и А.В. Суворова; возмужавший под страхом гибели от рук отца своего Павла I и на всю жизнь запятнанный причастностью к отцеубийству, он тоже, как и Наполеон, познал высочайшие взлеты и катастрофические падения, отомстил за потерю Москвы взятием Парижа и, достигнув невиданного за всю историю российской государственности величия как «царь царей», «Агамемнон Европы», разочаровался в достигнутом, ударился в мистику, идейно захандрил и непостижимо умер в захолустном Таганроге. Литературы об Александре стократ меньше, чем о Наполеоне, но спектр мнений о нем еще многоцветнее — мнений самых полярных, от пушкинского «властитель слабый и лукавый» до таких дифирамбов, как «лучезарное светило» (А.И. Михайловский-Данилевский) и «пастырь народов» (С.М. Соловьев). Все сколько-нибудь серьезные авторитеты признают, что Александр был личностью, несравненно менее крупной, чем Наполеон, но зато гораздо более загадочной.

эти слова об Александре, сказанные П.А. Вяземским еще в 1868 г., звучат и теперь вполне современно. Книга, которую вы держите в руках, представляет собой очередную попытку разгадать «северного сфинкса».

В книге использованы важнейшие памятники мировой наполеонианы, биографии Александра I, труды по истории наполеоновской Франции и александровской России с учетом различных концепций русской дореволюционной (охранительной, либеральной, демократической), советской и зарубежной историографии. Источниковую базу книги составляют богатейшие публикации документов (русские и зарубежные), а также разысканные в архивах новые материалы из фондов Александра I, А.А. Аракчеева, А.П. Ермолова, П.В. Чичагова, А.С. Шишкова, Н.К. Шильдера, К.А. Военского и др.

Свою задачу я вижу в том, чтобы, по возможности, объективно, на современном уровне знаний и требований к исторической науке сопоставить жизненные пути Александра и Наполеона и оценить не только взгляды, деяния, личные качества двух императоров, но и смысл, возможные альтернативы и, главное, уроки противоборства тех сил (социальных, политических, военных), которые стояли за каждым из них и сделали революционного генерала Бонапарта поработителем Европы, а крепостника-самодержца Александра ее «освободителем».

Итак, здесь со всей полнотой, возможной для книги такого объема, обозреваются две жизни — Александра I и Наполеона I, включая пять лет союза между ними с двумя сватовствами Наполеона к сестрам Александра и пять войн, в ходе которых Наполеон занимал Москву и Александр — Париж, а также малоизвестные, спорные и загадочные страницы их биографий, вплоть до смерти каждого — одного на пустынном острове, другого в глухом городке — на разных концах планеты.

Насколько все это удалось, судить — читателю.

Автор

На острове Корсика в городе Аяччо есть площадь Летиции. Угол ее не одну сотню лет занимает дом № 1, точно такой же, как все другие дома, но — с трехцветным флагом над воротами и доской на стене: «Государственная собственность». Здесь 15 августа 1769 г.[3] родился Наполеон.

В тот день родовые схватки у Летиции Бонапарте начались в церкви, на молитве. Ее принесли домой, но не успели даже уложить в постель: она родила будущего императора «в прихожей на старинном ковре, затканном изображениями героев»[4]. «Эту тактику внезапного нападения Наполеон применял потом всю жизнь», — заметит один из его биографов.

Отец Наполеона Карло Бонапарте, местный адвокат, отпрыск древнепатрицианского рода из Тосканы[5], по-французски образованный и воспитанный, красавец и острослов, поклонник Вольтера, вина и женщин, был известен всей Корсике как член Совета 12 ее именитых граждан и депутат от острова во Франции.

Летом 1764 г. 18-летний Карло женился на 14-летней Летиции Рамолино — дочери шоссейного надзирателя, считавшейся чудом красоты, «самой обворожительной девушкой на всем острове». Малограмотная, но житейски умная, с характером героинь Плутарха, эта «дочь гор» родила своему мужу 13 детей, которых воспитывала по-корсикански строго, так что Карло приходилось буквально заслонять их собой от ее гнева. Впрочем, Летиция и заботилась о детях с корсиканской же самоотверженностью. Все они любили и почитали ее, как никого, до конца жизни. Наполеон и на острове Святой Елены будет вздыхать о ней: «Ах, мама Летиция, мама Летиция!»