Эти голубые глаза не говорили ничего, и ничего не ожидали. В них было слишком много мудрости. Они видели слишком многое для его лет — слишком много горя, слишком много боли. Они заглядывали под кровать — и обнаружили, что там, в темноте, действительно прячутся чудовища.
«Итак, молодой человек, готов поспорить, вы хотите стать магом, когда вырастете!»
Это было стандартным началом разговора для Антимодеса, обычной линией поведения в подобных обстоятельствах. У него хватило ума не говорить этого сейчас. Не говорить такого этим знающим глазам.
Архимаг ощутил покалывание в затылке. Он узнал это чувство — прикосновение руки бога.
Подавив свое возбуждение, Антимодес обратился к старшей девушке:
— Я бы хотел поговорить с твоим братом наедине. Возможно, ты и его брат могли бы…
— Конечно, — быстро сказала Китиара. — Пойдем, Карамон.
— Только с Рейстлином, — сказал Карамон.
— Пошли, Карамон! — нетерпеливо повторила Китиара. Схватив его за руку, она с силой дернула его.
Мальчик устоял против рывка. Карамон вовсе не был слабым ребенком. Было крайне маловероятно, что его сестра способна сдвинуть его с места, не прибегая к вспомогательным средствам. Он посмотрел на Антимодеса.
— Мы близнецы, сэр. Мы все делаем вместе.
Антимодес бросил взгляд на другого близнеца, наблюдая за его реакцией. Щеки Рейстлина слегка порозовели; он был смущен, но казался странно довольным. Антимодесу стало не по себе. Мальчик не был похож на брата, радующегося любви и преданности другого брата. Скорее он был похож на человека, который радуется умению любимой выдрессированной собаки.
— Иди, Карамон, — сказал Рейстлин. — Может, он научит меня паре других фокусов. Я покажу их тебе вечером, после ужина.
Карамон выглядел неуверенно. Рейстлин послал ему взгляд из–под густой косматой челки. Этот взгляд нес в себе приказ. Карамон опустил глаза, и неожиданно повеселев, схватил сестру за руку.
— Я слышал, Стурм нашел барсучью нору. Он будет выманивать барсука наружу. Как думаешь, он сможет сделать это, Кит?
— Мне какое дело? — сердито ответила она. Направляясь к выходу, она дала Карамону подзатыльник. — В следующий раз делай как я тебе говорю. Слышишь? Что ты за солдат, если не слушаешься моих приказов?
— Я буду слушаться, Кит, — сказал Карамон, морщась и потирая затылок. — Но ты сказала, чтобы я оставил Рейстлина. Ты же знаешь, что мне нужно за ним присматривать.
Антимодес мог слышать их спорящие голоса, пока они не спустились по лестнице.
Он снова посмотрел на мальчика. — Садись, пожалуйста, — сказал он.
Рейстлин тихо скользнул в кресло напротив. Он был маленьким для своего возраста, и его ноги не доставали до пола. Он сидел абсолютно спокойно. Он не ерзал и не елозил. Он не болтал ногами и не стучал ими по ножкам стула. Он сложил руки вместе на столе и внимательно смотрел на Антимодеса.
— Не хочешь чего–нибудь поесть или выпить? Ты же мой гость, — добавил Антимодес.
Рейстлин покачал головой. Хотя ребенок был грязным и одетым как нищий, он не голодал. Уж близнеца–то его наверняка кормили хорошо. Кто–то следил за тем, чтобы на их столе была еда. Что же до чрезмерной худобы мальчика, Антимодес предположил, что она была результатом огня, горящего глубоко в тайниках его души, огня, потребляющего пищу до того, как она могла напитать тело, огня, который оставлял ребенка с постоянным голодом, который тот еще не мог осознать или понять.
И снова Антимодес почувствовал священное прикосновение бога.
— Твоя сестра говорила мне, Рейстлин, что ты хотел бы ходить в школу, чтобы учиться и стать магом, — начал Антимодес, ища подход к существу разговора.
Рейстлин колебался секунду, затем сказал:
— Да, наверно.
— Наверно? — разочарованно повторил Антимодес. — Ты что, не знаешь, чего хочешь?
— Я никогда не думал об этом, — ответил Рейстлин, пожимая худенькими плечами в точном повторении жеста своего более упитанного брата. — Насчет обучения в школе, я имею в виду. Я даже не знал, что есть школы, в которых учатся магии. Я думал, магия — просто… — он подыскивал нужное слово, — просто часть тебя. Как глаза или руки.
Пальцы бога забарабанили по душе Антимодеса. Но ему нужно было больше сведений. Он должен был удостовериться.
— Скажи, Рейстлин, кто–нибудь в твоей семье обладает магическими способностями? Я не просто любопытствую, — объяснил Антимодес, видя, как боль искажает лицо ребенка, — мне нужно знать, потому что мы обнаружили, что такие способности чаще всего передаются по наследству.
Рейстлин облизнул губы. Он опустил взгляд, задержав его на своих ладонях. Пальцы, тонкие и подвижные для такого малыша, сжались в кулаки.
— Моя мать, — сказал он бесцветным голосом. — Она видит разное. То, что происходит далеко. Видит другие края. Наблюдает за тем, что делают эльфы и чем занимаются гномы под горой.
— Она ясновидящая, — подытожил Антимодес.
Рейстлин снова пожал плечами:
— Большинство людей думают, что она сумасшедшая.
Он поднял глаза, готовясь защищать свою мать. Обнаружив, что Антимодес смотрит на него с сочувствием, мальчик расслабился и слова хлынули из него, как кровь из перерезанной вены.
— Она иногда забывает поесть. Ну, не совсем забывает… Как будто она ест где–то в другом месте. И она не занимается работой по дому, но это потому, что на самом деле она вообще–то не дома… Она бывает в чудесных местах, видит чудесные, красивые вещи… Я это знаю, — продолжил Рейстлин, — потому что, когда она возвращается, то грустит. Как будто она не хочет возвращаться. Иногда она смотрит на нас так, словно не знает, кто мы.
— Она рассказывает о том, что видит? — мягко спросил Антимодес.
— Мне — немного, — ответил мальчик. — Но не все. Это не нравится отцу, а моя сестра… ну, вы видели Кит. У нее не хватает терпения смотреть на то, что она называет мамиными «припадками». Так что я не виню маму за то, что она покидает нас, — продолжал Рейстлин таким тихим голосом, что Антимодесу пришлось наклониться вперед, чтобы слышать его. — Я бы ушел с ней, если бы мог. И мы никогда бы не вернулись сюда. Никогда.
Антимодес осушил свою кружку, используя питье как повод промолчать, пока он пытался сдержать свой гнев. Это не было новой историей, такое ему приходилось слышать. Эта бедная женщина ничем не отличалась от остальных. Она была рождена с необычным даром, но ее талант не признавали, возможно, высмеивали, а ее семья, полагающая, что все волшебники — демонское отродье, наверняка отговаривала ее от использования дара. Вместо того, чтобы развивать талант соответствующими тренировками, которые научили бы ее пользоваться им к собственной выгоде и к выгоде других, его подавляли и отрицали. То, что было даром, стало проклятием. Если она еще не сошла с ума, то скоро сойдет.
Возможности спасти ее не было. Но был шанс уберечь от той же участи ее сына.
— Чем занимается твой отец? — спросил Антимодес.
— Он дровосек, — ответил Рейстлин. Теперь, когда они сменили тему, он немного расслабился. Его руки разжались. — Он большой, как Карамон. Он очень много работает. Мы его нечасто видим. — Ребенок не казался особенно озабоченным этим фактом.
Он помолчал немного, затем сказал, морща лоб из–за серьезности мыслительного процесса:
— Эта школа. Она не очень далеко? Я имею в виду, я не хотел бы оставлять маму надолго. И потом, Карамон. Как он сказал, мы — близнецы. Мы смотрим друг за другом.
«Скоро я покину это место, — сказала их сестра, — и моим младшим братьям придется как–то перебиваться самим в мое отсутствие».
Антимодес обменялся рукопожатием с богом, заключая сделку с Солинари.
— Тут неподалеку есть школа. Она примерно в пяти милях к западу, в укромном лесу. Большинство людей даже не знают, что она там находится. Пять миль — это не слишком долгий путь для взрослого человека, но настоящее испытание для маленького мальчика, туда и назад каждый день. Многие из учеников там и живут, особенно те, кто прибыл из отдаленных краев Ансалона. Советую тебе сделать то же самое. Занятия в школе длятся только восемь месяцев в году. Учитель отсутствует в летние месяцы, чтобы провести их в Вайретской Башне. Ты можешь оставаться со своей семьей в это время. Мне все же нужно будет поговорить с твоим отцом. Он должен подать заявление. Как ты думаешь, одобрит ли он это?