Карамон повиновался. Он всегда слушался приказов своего близнеца. Он с радостью признавал, что Рейстлин — более умный из них двоих. Карамон постепенно привык полагаться на решения Рейстлина во всех случаях, даже во время игр, в которые они играли с другими ребятами, игр вроде «Гоблинский Мяч», «Кендер, Держись Подальше» и «Король под Горой». Из–за своего слабого здоровья Рейстлин не мог участвовать в таких буйных играх, но он внимательно наблюдал за ними. Его живой ум разрабатывал стратегии для победы, которые он объяснял затем своему брату.

Без руководства Рейстлина Карамон часто забивал голы в свои собственные ворота в «Гоблинском Мяче». Он почти всегда становился кендером в «Кендер, Держись Подальше» и неизменно оказывался жертвой продуманных военных действий Стурма Светлого Меча в «Король–под–Горой». Но если Рейстлин был рядом, чтобы напоминать ему, какой конец поля чей, и давать ему хитрые советы, как ввести противника в заблуждение, то Карамон побеждал чаще, чем проигрывал.

Он еще раз подстегнул лошадь. Повозка катилась по неровной ухабистой дороге. Крики мальчишек затихли — видимо, те заскучали и принялись за что–то другое.

— Я не понимаю, почему ты не позволил мне отколотить их, — пожаловался Карамон.

«Потому что, — мысленно завопил Рейстлин, — я знаю, что бы случилось! Знаю, чем бы все закончилось! Ты бы «отколотил» их, как ты изящно выражаешься, братец. Затем ты помог бы им подняться из пыли, похлопал бы их по спине, сказал бы, что ты знаешь, что они не это хотели сказать, и в конце концов, вы все стали бы лучшими друзьями. Все, кроме меня. Кроме «Хитреца». Нет, я сам их проучу. Они узнают, на что способен «Хитрец».

Он бы так и продолжал сидеть, размышляя об этих несправедливостях и строя коварные планы, если бы не его брат, который без умолку болтал об их родителях, друзьях, и прекрасной погоде. Веселая болтовня Карамона вывела его брата из его мрачного состояния. Воздух был теплым и нес с собой ароматы растущих деревьев, свежей травы и лошадей — гораздо более приятные запахи, чем вареная капуста и мальчики, которые мылись раз в неделю. Если они вообще мылись.

Рейстлин глубоко вдохнул душистый свежий воздух и не закашлялся. Солнечные лучи приятно согревали его, и он обнаружил, что с искренним интересом слушает рассказ своего брата.

— Отца не было дома последние три недели, и он вряд ли вернется до конца месяца. Мама помнит, что ты возвращаешься сегодня. Ей намного лучше теперь, Рейст. Ты заметишь изменения. С того самого времени, как вдова Джудит начала приходить и сидеть с ней, когда у нее были эти припадки.

— Вдова Джудит? — резко переспросил Рейстлин. — Кто такая Джудит? И что ты имеешь в виду — сидеть с ней, когда у нее были эти припадки? А вы с отцом на что?

Карамон нервно заерзал на своем сиденье.

— Это была тяжелая зима, Рейст. Тебя не было. Отцу надо было работать. Когда дом фермера Седжа замело метелью, и я не мог у него работать, я стал помогать в конюшнях, кормить лошадей и убирать навоз. Мы пробовали оставлять мать одну, но… ну, в общем, это было плохой идеей. Однажды она уронила горящую свечу и даже не заметила. Дом чуть не сгорел. Мы старались, как могли, Рейст.

Рейстлин ничего не сказал. Он сидел, храня угрюмое молчание, злясь на отца и брата. Им не следовало оставлять ее на попечение незнакомых людей. Он и на себя злился. Ему не следовало покидать мать.

— Вдова Джудит очень милая, правда, Рейст, — начал Карамон, защищаясь. — Маме она нравится. Джудит приходит каждое утро, помогает маме одеться и причесывает ее. Она напоминает ей поесть, и потом они шьют или что–то еще вроде этого. Джудит много с ней говорит и не дает ей отключаться и погружаться в эти припадки. — Он беспокойно посмотрел на брата. — Извини, я хотел сказать, трансы.

— О чем они разговаривают? — спросил Рейстлин.

Карамон выглядел испуганным:

— Не знаю. Обычная женская болтовня, думаю. Я никогда не слушал.

— И как же мы платим этой женщине?

Карамон ухмыльнулся.

— Мы не платим. Вот что хорошо, Рейст! Она делает это просто так.

— С каких это пор мы живем на милостыню?

— Это не так, Рейст. Мы предлагали платить ей, но она отказалась взять деньги. Он помогает людям, потому что этого требует ее вера — эта новая религия в Гаванях, о которой мы слышали. Бельзориты, или что–то вроде этого. Она одна из них.

— Мне это не нравится, — сказал Рейстлин, мрачнея. — Никто ничего не делает просто так. Интересно, чего она добивается?

— Добивается? Чего она может добиваться? Не похоже, чтобы у нас дома хранились сокровища. Вдова Джудит — просто добрая женщина, можешь ты в это поверить, Рейст?

Видимо, Рейстлин не мог, так как продолжил задавать вопросы.

— Как вы нашли эту «добрую женщину», братец?

— Вообще–то это она нашла нас, — сказал Карамон после минутного раздумья. — Она постучалась в дверь однажды и сказала, что слышала, что наша мать нездорова. Она знала, что мы, мужчины, — Карамон произнес это слово с ноткой гордости, — должны работать, и сказала, что будет только рада присмотреть за мамой, пока нас нет. Она сказала, что она вдова, что муж ее давно умер, а дети выросли и уехали куда–то. Ей самой было одиноко. А Старший Жрец Бельзора повелел ей помогать людям.

— Кто это — Бельзор? — подозрительно спросил Рейстлин.

К этому времени даже Карамон потерял терпение.

— Во имя Бездны, я не знаю, Рейстлин, — сказал он. — Сам ее спроси. Только постарайся быть милым с ней, хорошо? Она была очень добра к нам.

Рейстлин не потрудился ответить. Он снова погрузился в раздумья.

Он и сам не знал, почему это так его расстроило. Возможно, это всего лишь из–за чувства вины за то, что он покинул мать и позволил незнакомой женщине войти в их дом. Но все же что–то еще казалось неправильным. Карамон и отец были слишком простодушны, слишком готовы поверить в добрые намерения других людей. Они оба могли быть обмануты с легкостью. Никто не стал бы тратить время на заботу о другом, если бы не ожидал что–то получить взамен. Никто.

Карамон посылал брату беспокойные, взволнованные взгляды.

— Ты не сердишься на меня, Рейст, правда? Извини, что я нагрубил тебе. Просто… ну, ты же еще не знаком со вдовой, и…

— А ты, похоже, подрос, братец, — прервал его Рейстлин. Он не хотел больше говорить о Джудит.

Карамон приосанился.

— Я вырос на четыре дюйма с осени. Отец замерил мой рост у косяка. Я теперь выше всех наших друзей, даже Стурма.

Рейстлин уже заметил. Он не мог не заметить, что Карамон больше не был ребенком. За эту зиму он превратился в симпатичного молодого мужчину — крепкого, рослого для своих лет, с копной кудрявых волос и широко открытыми, невыносимо честными карими глазами. Он был добродушным и обаятельным, вежливым со старшими, веселым и компанейским. Он от души хохотал над любой шуткой, даже если шутили над ним. Его считала другом вся молодежь города, от сурового и замкнутого Стурма Светлого Меча до малышей фермера Седжа, которые дрались друг с другом за право прокатиться на широких плечах Карамона.

Что касается взрослых, то соседи, особенно женщины, жалели одинокого паренька и наперебой приглашали его разделять обеды и ужины с их семьями. Учитывая, что Карамон никогда еще не отказывался от бесплатной еды, он был самым откормленным парнем в Утехе.

— Есть какие–нибудь вести от Китиары? — спросил Рейстлин.

Карамон покачал головой:

— Нет, ничего. Мы уже год о ней ничего не слышали. Как ты думаешь… я имею в виду… Может быть, она умерла?

Братья обменялись взглядами, и сходство между ними, обычно незаметное, стало просто очевидным. Оба покачали головами. Карамон рассмеялся:

— Хорошо, значит, она не умерла. Тогда где она?

— Соламния, — сказал Рейстлин.

— Что? — Карамон был потрясен. — Откуда ты знаешь?

— А куда еще она могла отправиться? Она ищет своего отца, или по крайней мере его семью, ее родственников.

— Зачем бы они ей понадобились? — удивился Карамон. — У нее есть мы.