Капитан Нэрс имел приказ достичь наивысшей северной широты, и, как только погода несколько смилостивилась, он организовал небольшие экспедиции, дабы изучить будущий маршрут и облегчить, получив предварительный опыт, путь тем, кто вскоре отправится к полюсу.
И вот 3 апреля, после возвращения отрядов, лейтенант Маркем отважился на труднейший прорыв через ужасающее скопище льдов по прямой линии от «Алерта» к полюсу.
Так как эта дерзкая вылазка на север явилась высшим достижением полярной экспедиции под командованием капитана Нэрса, мы последуем сначала за лейтенантом Маркемом, а чуть позже вспомним об исследованиях, выполненных в то же время его товарищами с «Алерта», которые обошли на санях районы, прилегавшие к неподвижному судну.
Заботясь о снаряжении, приспособленном к движению в конкретных погодных условиях, лейтенант Маркем придумал оригинальное решение проблемы усталости глаз от ослепляющего сверкания снежного покрова, не отказываясь, естественно, от защитных очков. Все члены отряда лейтенанта надевали во время переходов парусиновые плащи, предназначенные для защиты от снега, то есть препятствующие его скапливанию и таянию на одежде. Лейтенант приказал разрисовать все эти парусиновые полотна различными жанровыми картинками, которые веселили глаз, давали ему отдохнуть от снежного блеска, если человек сосредоточивал взгляд на спине идущего впереди. Каждый был волен украшать свой горб, как ему заблагорассудится, и экипаж вдоволь повеселился над элегантным стилем и богатым воображением авторов эпохальных композиций. Особенное воодушевление вызывали сюжеты о полярных медведях и ослах, изображенных в самых экстравагантных позах. Каждая сценка сопровождалась шутливой подписью на латинском или французском языке.
Упомянем еще одну трогательную деталь, делающую честь тем, на чью долю выпала почетная и опасная обязанность водрузить английский флаг в глубине неведомого края земли. Никто и ни в чем не проводил никаких различий между офицерами и простыми матросами: все несли одинаковую нагрузку и питались одной и той же едой. Как те, так и другие спали под одним парусиновым слоем палатки; командиры и подчиненные одинаково стремились честно выполнить свой долг, твердо надеясь на успех своей миссии.
Лейтенант Маркем и его первый помощник — лейтенант Парр с пятнадцатью товарищами отправились в путь на двух лодках-санях с запасом продовольствия на семьдесят два дня. Первый переход был непродолжительным — несколько человек, никогда ранее не впрягавшихся в тяжеленные сани, вскоре уже падали от изнеможения. А кроме того — тридцатишестиградусный мороз, скверная дорога, метель! В пять часов путешественники стали лагерем, преодолев всего шесть миль по прямой.
Ночью — тоже не позавидуешь. Внутри палатки температура опускалась до 26° ниже нуля, и люди, зарывшись по уши в меховые спальные мешки, подвергались жестоким страданиям. «Сложнейшая операция по одеванию и раздеванию являлась одной из главных неприятностей нашего путешествия, — писал лейтенант Маркем в своем докладе. — Мы предпочитали всю ночь держать свои вещи в спальных мешках, но тщетно: к утру они промерзали так, что только с огромным трудом удавалось влезть в них обратно. Тяжелейшим делом оказалось также завязывать и развязывать шнурки на наших мокасинах, пальцы замерзали настолько, что почти потеряли чувствительность. Термометр то и дело зашкаливал за сорокаградусную отметку. Мы могли бы повторить слова адмирала Ричардса, который сказал, что его вещи стали словно жестяными, а наш повар то и дело жаловался, что соус карри похож на латунный брусок.
За день мы с трудом преодолевали от шести до десяти миль. Ноги коченели и отваливались от холода. Люди жаловались на ночные боли в различных частях тела, а также на жажду, которую приходилось утолять только во время ужина; у всех имелась фляга из жести в чехле из шерсти, но напрасно мы держали ее на поясе, прижимая к телу, — вода все равно замерзала. В то же время строжайше запрещалось пытаться унять жажду снегом, что крайне небезопасно для здоровья.
Прежде чем углубиться дальше на север, мы попытаемся рассказать без особых длиннот, как проходит день полярного путешественника, который тащит сани. Поскольку обязанности кока очень утомительны, то все выполняют их по очереди в течение суток. В конце дня почетная должность передается вместе с передником следующему дежурному, который с рассветом приступает к дополнительному нелегкому труду. Поднявшись раньше всех, он зажигает лампу, растапливает лед или снег для завтрака; затем он возвращается в палатку и не стесняясь вышагивает прямо по телам спящих товарищей, чтобы собрать с внутренней поверхности вышеназванной палатки влагу, которая сконцентрировалась за ночь и время от времени падает небольшими льдинками на специальное покрывало. Окончив эту операцию, к безмерному облегчению коллег, которых он топчет без всякой жалости, кок вытаскивает покрывало наружу, чистит его, встряхивает и укладывает на сани. После чего, собственно, и начинается приготовление завтрака: обычно повар приносит нам утреннее какао два часа спустя после своего подъема, то есть немного погодя после нашего вынужденного пробуждения.
В сильный мороз мы завтракаем сидя, но не вылезая из спальных мешков; должно быть, со стороны это весьма забавное зрелище — пиршество фигур в серых капюшонах и шерстяных одеяниях. По центру палатки ставится мешок с сухарями; затем все вынимают ложки (единственное, что является здесь частной собственностью) и бросаются в атаку на какао. Ложки — этот драгоценнейший инструмент — мы, как правило, бережно носим в кармане или на шее.
В это время повар режет пеммикан на кусочки; пока он варится в котле, мы молимся, а затем решительно одеваемся, обуваемся и скатываем спальные мешки. Наконец пеммикан готов и в одно мгновение исчезает в наших глотках; затем моряки скатывают палатку, впрягаются в сани и по команде: “рраз! два! трри! па-ашел!” экипаж трогается с места. И вот, плохо ли, хорошо ли, а скорее плохо, чем хорошо, мы идем вперед в нетерпеливом ожидании часа перекуса, состоящего из четырех унций сала, мизерного кусочка галеты и чашки горячего чая. После перекуса мы бы с удовольствием отдохнули, если бы холод не препятствовал дреме; к тому же вода никак не хочет закипать. Наконец чай подан, и мы делаем из него, так сказать, суп, и вот почему: сало разгрызть не легче, чем кусок гранита, и мы вынуждены размачивать его в чае! Оцените — каков коктейль!
Вечером мы останавливались в разное время, но не раньше чем через десять — двенадцать часов пути. Выбрав более или менее удобное место, мы ставим палатку, а затем окружаем ее снежной стенкой высотой в три фута. И вот дом из парусины возведен; мы можем переобуться и внимательно осмотреть ноги — не отморожены ли они; в этом случае кровообращение немедленно восстанавливается, а к больным местам прикладывается корпия, смоченная глицерином. Как правило, мокасины и шерстяные носки смерзаются, и вынуть ноги из сапог стоит огромных усилий. Но настоящий водевиль начинается при надевании шерстяного нижнего белья — сколько отчаянных попыток делают матросы, чтобы влезть в обледеневшую и негнущуюся ткань, что удается только после долгих конвульсий и не без помощи товарищей! Упаковавшись наконец, приходится терпеливо ждать, пока тепло тела немного размягчит это одеяние, которое по праву заслужило у нас название “смирительного камзола”.
Когда все эти мужественные люди комфортабельно устраиваются в спальных мешках (за исключением кока), начинается ужин, который состоит из пеммикана и чая. Затем моряки раскуривают трубки, начинается болтовня за предписанной уставом порцией грога. Это самое счастливое время суток, и я проклял бы всякого, кто попробовал бы отнять у человека, тянувшего целый день сани, его законную чашку разбавленного водой рома! В течение утомительной дневной работы алкоголь только повредил бы, но после ужина и в небольшом количестве — это великое благо! И вот, пока все прикладываются к грогу, покуривая, один из нас громко читает вслух, или же начинается всеобщая оживленная беседа, а то и пение; но пока мы болтаем, поем или слушаем чтеца, мы счастливы — нет ничего более радостного, чем этот короткий момент отдохновения перед сном. Частенько мы вспоминаем родину, добрую старую Англию, и мечтаем о том, что будем делать, когда судьба дозволит нам вернуться домой.