Изменить стиль страницы

«У краснокожих, — пишет он, — как у всех диких орд, власть осуществляется стариками, кроме периодов войны; тогда бразды правления берут в руки самые храбрые и хитрые. О том, чтобы трудиться, не может быть и речи; они знают, что всегда были племенами охотников и воинов, повелителями стрелы и дубины, и были слишком гордыми, чтобы заняться каким-нибудь трудом — уделом женщин.

С последними обходились как с рабынями, они составляли часть движимого имущества индейца. Вся работа в доме и вне его лежала на них. Женщины вкапывали столбы, поддерживающие хижины, носили воду из источника, ходили в лес за дровами, выкапывали из земли съедобные коренья, собирали желуди, готовили пищу, шили одежду, сушили скальпы, чинили навесы, несли детей во время переходов. Женщина обязана была полностью подчиняться мужчине; все в ней принадлежало хозяину; и в свободе дикой жизни не было ничего более обыденного, чем видеть краснокожего, меняющего свою жену на товар.

Естественно, индейские женщины, “скво”, как их называют, таковы, какими их сделало подобное положение. Если их хозяин жесток, они свирепы, если он нечистоплотен, они вызывают брезгливость; если он ведет беспорядочный образ жизни, они бесстыдны. На их лицах не отражается ничего, что раскрывает женщину. Застенчивые, стыдливые, они опускают глаза перед белым. Когда надо сделать какое-то гнусное или непристойное дело, его поручали скво.

Если надо было пытать врага, его отдавали в их руки; женщины проявляли при этом возмутительную жестокость. Они сдирали с несчастных кожу лоскутами, вырывали им ногти, дробили суставы пальцев, отрезали в один день руку, на другой — ногу, потом разводили огонь на животе и ходили вокруг, завывая.

Все племена охотились и воевали одинаково, верхом, с копьями, луками и стрелами. Питались исключительно мясом бизонов и одевались в их шкуры, которые дубили мозговым веществом. Эта же шкура шла на сооружение хижины или шалаша, которые обычно называются вигвамами. Для этого брали несколько тонких шестов, связанных у верхушки ремешком. На одной стороне низкий и узкий лаз, через который можно было забраться только ползком, заменял дверь. В центре хижины всегда горит огонь, а на этом очаге и вокруг него — горшки и котлы для еды. Через отверстие, оставленное в верхней части хижины, выходит дым и поступает свет. Внутри по периметру лежат постели, сваленные в кучу одежды из бизоньей шкуры, которые одновременно служат покрывалами и матрасами, всевозможное тряпье, которым прикрывают тело. Возле одной стены собрана кухонная утварь. Повсюду царит неописуемый беспорядок. Вокруг хижин бегают полуголые дети, мальчики и девочки. Женщины, сев в кружок, шьют, престарелые матроны обрабатывают шкуры, пока мужчины курят и играют.

У краснокожих гортанный язык; они разговаривают также знаками. Очень любопытен их способ счета. Дойдя до десяти, начинают прибавлять по одному: десять и один, десять и два, и так до двадцати. Это число называется два-десять. Потом следует два-десять и один, два-десять и два до три-десять, то есть тридцать, до десять-десять, то есть сто. Они делят время на луны, которые обозначают так: холодная луна — январь; луна, когда самка бизона беременная, — февраль; луна, когда тает снег и прорастает трава, — март; луна зеленой травы — апрель; луна, когда телится самка бизона, — май; луна, когда теленок бизона начинает бегать, — июнь; луна, когда краснеют ягоды, — июль; луна фруктов — август; луна, когда бизон весь покрыт шерстью, — сентябрь; луна, когда у молодых бизонов вкусное мясо, — октябрь; луна, когда чернеет шерсть бизона, — ноябрь; наконец, луна, когда следует обрабатывать шкуры, — декабрь…

Краснокожий, — рассказывает дальше Диксон, — суеверен и представляет себе, что пространство наполнено богами и духами, которые находятся рядом, когда он охотится или сражается. Его единственная вера — природа; он трепещет перед ведьмами и волшебниками, приписывая им высшее могущество. Религиозные обряды краснокожих немногочисленны и загадочны; танец — основная и наиболее обычная из церемоний. Фигуры хореографических сцен, которые сопровождаются пением и ударами в барабан, не обнаруживают какой-либо закономерности. Некоторые — гротескны и забавны, тогда как другие внушают опасение и страх. Среди последних следует назвать “танец скальпа”, которым празднуются победы; он исполняется ночью при свете факелов. Несколько молодых людей входят в центр круга, образованного пламенем; они поднимают в воздух скальпы (кожа и волосы с верхней части черепа), остальные воины бегают вокруг, вопя самым устрашающим образом, прыгая одновременно на двух ногах и гневно потрясая оружием, с которым они, кажется, составляют единое целое. Во время этих прыжков, криков, исступленных гримас каждый воин конвульсивно растягивает мускулы лица, перекатывает с одной стороны на другую сверкающие, безмерно выпученные глаза и скрежещет зубами, как если бы он находился в пылу битвы».

Все эти причудливые сцены, которые описывают путешественники, вскоре останутся только в книгах. Сегодня у индейца почти нет случая отпраздновать победу. Опутанный со всех сторон сетями цивилизации, он чувствует себя во власти бледнолицых и со страхом смотрит, как мало-помалу исчезает самый надежный из его ресурсов, то есть бизон, которого американцы называют «buffalo».

Бизоны, по словам Диксона, в то время, когда они были, если так можно выразиться, домашними животными для краснокожих, бродили от Канады до берегов Мексиканского залива и от Миссури до Скалистых гор. В августе они собирались в бесчисленные стада; равнина была покрыта их черными спинами до горизонта. Это напоминало беспорядочную варварскую армию, пыль вылетала вихрями у них из-под копыт; раздавался глухой шум, подобный дальним раскатам грома. Но с прибытием в страну европейцев началось истребление этих животных тысячами; сами индейцы, попавшие в плен крепких ликеров новоприбывших, помогли этому истреблению[527].

Недалек момент, когда эти богатые стада останутся только в воспоминаниях, и триста тысяч дикарей, которые могли бы еще обитать на территории США, будут лишены средств к существованию.

Охота на бизонов была для краснокожего не только необходимостью, но и развлечением.

Оседлав одну из своих проворных и терпеливых лошадей, пойманных в прериях, он отправлялся на смертельную прогулку. Охотник освобождался от всего, что могло бы стеснять его движения, оставлял только грубый ремень длиной двадцать метров, который тащился по земле во всю свою длину, привязанный под подбородком лошади и переброшенный через шею животного; это повод, но прежде всего это запасное средство, которым всадник пользуется при падениях или в других непредвиденных случаях, чтобы поймать лошадь. У охотника в левой руке лук и столько стрел, сколько можно удержать в кулаке; в правой руке хлыст, он немилосердно хлещет им лошадь. Она, хорошо выдрессированная, сразу останавливается перед указанной целью, чтобы дать всаднику возможность уверенным выстрелом поразить бизона. Но как только пропела тетива, стрела вошла в волнистую шерсть, лошадь инстинктивно отскакивает, чтобы избежать рогов разъяренного животного, и направляется к следующей жертве. Таким образом, мчится с быстротой молнии через прерию эта дикая охота до тех пор, пока лошадь не устанет, и тогда охотник прекращает это рискованное занятие.

Жены охотника следовали за агонизирующими бизонами, приканчивали их и лучшие куски уносили в свои вигвамы. Остальное оставалось на растерзание волкам, всегда следовавшим в большом количестве за стадами. Длинная грива закрывала бизону глаза и мешала различать предметы, что позволяло индейцу охотиться на них даже пешком. Охотник накрывался волчьей шкурой и продвигался на четвереньках, держа оружие перед собой. Если ветер не выдаст его, сбросив позаимствованную одежду, охотник легко подберется к бизону и убьет его без звука, чтобы не потревожить стадо. Соседи раненого, услышав его хрип, вряд ли поднимали хоть на мгновение свои волосатые головы, а если и поднимали, то почти тотчас снова опускали к земле, чтобы продолжать стричь любимую «бизонью траву».

вернуться

527

Сейчас (март 1892 года) это истребление завершено. Всего лишь восемьдесят или девяносто особей осталось на территории США; запоздалая предусмотрительность людей заключила их в Йеллоустонском национальном парке, где они живут под охраной закона. (Примеч. авт.)