— Лучшего не бывает.
— А она его все еще любит?
— Никогда не видела такой счастливой пары.
Мне бросилось в глаза, что у Елены немного мрачный вид, и я вдруг вспомнила все те сплетни, которые нам передавала прошлым летом Марти Кин. Поэтому я поспешно переменила тему на более безопасную, а именно, на сироток.
Но после она сама рассказала мне свою историю самым отвлеченным и безразличным тоном, точно говорила о персонажах какой-нибудь книги. Она живет одна в городе, почти ни с кем не встречается и, по-видимому, была рада найти сочувствующего слушателя. Бедная Елена ужасно исковеркала свою жизнь. Я не знаю никого, кто бы прошел такой длинный путь в такой короткий срок. Со времени колледжа она успела выйти замуж, родила ребенка, потеряла его, развелась с мужем, рассорилась со своей семьей и приехала в город зарабатывать на хлеб. Она служит корректором в каком-то издательстве.
С обычной точки зрения настоящих причин для развода как будто и не было; их семейная жизнь просто не клеилась. Они не стали друзьями. Если бы он был женщиной, она бы не потратила и получаса на разговор с ним. Если бы она была мужчиной, он бы сказал: «Очень рад вас видеть. Как поживаете?» — и пошел бы дальше. И все-таки они поженились! Правда, ужасно, как половое влечение может ослепить людей?
Она была воспитана в убеждении, что единственная профессия для женщины — созидание семейного очага. Когда она кончила колледж, она, естественно, захотела начать свою карьеру, и тут подвернулся Генри. Ее родные всесторонне рассмотрели его и нашли совершенством во всех отношениях — хорошая семья, хорошая мораль, хорошее положение, хорошая внешность. Елена влюбилась в него. У нее была пышная свадьба, масса новых платьев и дюжина вышитых полотенец. Вроде бы все сулило ей счастье.
Но когда они с мужем познакомились ближе, оказалось, что вкусы у них расходятся и в книгах, и в шутках, и в людях, и в развлечениях. Он любил общество и веселье, а она нет. Сперва они скучали, потом стали раздражать друг друга. Ее аккуратность выводила его из себя, его неаккуратность приводила ее в бешенство. Она, бывало, тратила целые дни, приводя в порядок шкафы и ящики, а он в пять минут превращал все в хаос. Он бросал свои вещи куда попало, и ей приходилось поднимать их; грязные полотенца он оставлял на полу ванной, а ванну никогда не мыл. Она, со своей стороны, раздражала его нетерпимостью — она вполне сознавала это — и дошла до того, что не желала смеяться в ответ на его шутки.
Я думаю, большинству людей старого закала казалось бы преступным расторгнуть брак по таким ничтожным причинам. Так показалось и мне; но когда она стала громоздить подробности на подробности, пустяшные сами по себе, получилась целая гора, и я согласилась с Еленой, что ужасно продолжать такую жизнь. Это был не брак, а просто-напросто недоразумение.
Итак, в одно прекрасное утро, когда они спорили, куда им поехать на лето, она заметила — так, между прочим — что собирается поехать на Запад в какой-нибудь штат, где легче получить развод, и впервые за много месяцев он согласился с нею.
Можешь себе представить, как оскорблены были чувства ее мещанской семьи! За все семь поколений, что они в Америке, им ни разу не пришлось отметить такого позора в семейной Библии. А все оттого, что они позволили ей поступить в колледж и читать таких ужасно современных авторов, как Эллен Кей[44] и Бернард Шоу.
— Если бы он напивался и таскал меня за волосы, — жаловалась Елена, — все было бы вполне законно. Но мы фактически не кидали вещей друг в друга, и никто не находил никаких причин для развода.
Самое грустное во всей этой истории — то, что и она, и Генри прекрасно могли бы осчастливить кого-нибудь другого. Они просто не подошли друг другу; а когда люди не подходят друг другу, никакие церемонии в мире не могут по-настоящему соединить их.
Суббота, утром.
Это письмо должно было уйти два дня тому назад; и вот у меня написаны целые тома, и ничего не отправлено.
Только что прошла одна из этих отвратительных, обманчивых ночей, когда ложишься, дрожа от холода, а просыпаешься в темноте, задыхаясь под горой одеял. Сбросив лишние, поправив подушку и устроившись поудобнее, я вспомнила о четырнадцати закутанных младенцах в детской с открытыми форточками. Их так называемая ночная нянька спит всю ночь, как сурок. (Ее фамилия значится в списке подлежащих увольнению.) Я снова вылезла из постели, отправилась в небольшой одеяло-снимательный обход и к тому времени, когда вернулась к себе, окончательно расчухалась. Со мной редко бывает, чтобы я проводила nuit blanche[45], но когда уж это случится, я решаю мировые проблемы. Не странно ли, что мозг работает гораздо интенсивнее, когда лежишь, бодрствуя в темноте?
Я стала думать о Елене Брукс и мысленно перестроила всю ее жизнь. Не знаю, почему ее печальная история так завладела мною; это очень опасная тема для обрученной молодой девицы. Я не перестаю себе повторять: а что, если мы с Гордоном, когда по-настоящему узнаем друг друга, переменим мнение? У меня сердце сжимается от страха. Но ведь я выхожу за него исключительно по любви. Я не особенно честолюбива — ни его положение, ни деньги никогда меня не прельщали. И, конечно, я выхожу замуж не потому, что вижу в этом свое призвание — наоборот, став его женой, мне придется отказаться от дела, которое я так люблю. Я действительно люблю эту работу; денно и нощно я строю планы о будущем моих детей, так и чувствуя, что созидаю благополучие нации. Что бы со мной ни случилось в дальнейшей моей жизни, я уверена, что буду лучше направлять ее после того непомерного опыта, который я приобрела. Ведь эта близость к людям, которая есть в приюте, действительно дает огромный опыт. Я научаюсь ежедневно такой уйме новых вещей, что, когда наступает суббота, оглядываюсь на прошлосубботнюю Салли и изумляюсь ее невежеству.
Знаешь, во мне развивается смешная старческая черта: я начинаю ненавидеть перемены. Мне неприятно думать, что в моей жизни настанет перелом. Было время, когда я любила все вулканическое, но теперь мой излюбленный пейзаж — гладкая равнина. Я чувствую себя вполне счастливой там, где нахожусь; мой письменный стол, мой комод, мои шкафы устроены так, как мне удобно, и мной овладевает панический страх при одной мысли о перевороте, который ждет меня в будущем году. Пожалуйста, не вообрази, что я не люблю Гордона так, как надо любить мужчину. Не то, что я люблю его меньше, но я люблю все больше моих 107 детей.
Несколько минут тому назад я встретила нашего доктора на пороге детской. Аллегра — единственная особа в приюте, которая пользуется его благосклонным вниманием. Он остановился мимоходом, чтобы сообщить о внезапной перемене погоды и выразить надежду, что я передам от него привет миссис Пендльтон, когда буду писать ей.
Совсем не такое письмо надо было отправить в столь дальнее путешествие; в нем нет почти ни одной из твоих любимых новостей. Но ведь наш невзрачный маленький приют, стоящий на холмах, должен казаться ужасно далеким от пальм, апельсиновых рощ, ящериц и тарантулов, которыми ты наслаждаешься.
Веселись и не забывай приюта
Джона Грайера и Салли.
11-е декабря.
Дорогая Джуди!
Получила твое ямайское письмо и рада была услышать, что Джуди-младшая любит путешествовать. Напиши мне подробно о твоем доме и пришли фотографии, чтобы я видела вас всех в нем. Как весело, должно быть, когда твой собственный пароход пыхтит по этим забавным морям! Успела ли ты надеть все свои восемнадцать белых платьев? И не рада ли ты теперь, что я уговорила тебя подождать с покупкой панамы до приезда в Кингстон?
Наша жизнь течет по-прежнему, без каких-либо экстраординарных происшествий. Ты, наверное, помнишь Мэйбл Фуллер, дочку хористки, которую не любит наш доктор? Мы пристроили ее в семью. Я уговаривала их взять лучше Хетти — ту тихую маленькую девочку, которая украла чашу для причастия — но нет! Ресницы Мэйбл одержали победу. Что бы там ни говорили, главное быть красивой. Все в жизни зависит от этого.