Мобилизуя последние национальные силы, русское командование согласилось с идеей создания женских воинских частей. Мария Бочкарева возглавила первый батальон, названный «Женским батальоном смерти». Но такие новшества не могли переломить общей тенденции. Революционный хаос уже поразил части русской армии. Смятением России воспользовались немцы. И результаты не замедлили сказаться. Гофман записывает в дневник 17 июля: «Взят Калуж, и это только первые итоги подхода германских подкреплений — теперь нам нечего бояться». 19 июля подошедшие германские части пробили в русском фронте двадцати километровую брешь и взяли город Злочов. 26-го на захваченные территории приехал кайзер, гордый еще одним доказательством превосходства своих войск. Как отмечает Гофман, «он был, конечно, в прекрасном настроении» {440}.
Русская армия не смогла отразить германского контрнаступления; паника росла, и русским пришлось оставить Тернополь и Станислав. 19 июля Керенский возвратился с фронта и потребовал установления полного правительственного контроля над армией. Петербургский Совет выдвинул условия предоставления таких полномочий: немедленное провозглашение республики и наделение крестьян землей После прочтения телеграммы о том, что немцы прорвали русский фронт, председатель правительства Львов предложил свой пост более молодому и энергичному Керенскому, сохранившему при этом и пост военного министра.
В качестве реакции на попытку Терещенко и Церетели договориться с украинской Радой в июле 1917 г. из правительства вышли кадеты — они не могли спокойно наблюдать за тем, как распадается великая страна Фактически в России прекратило существование коалиционное правительство. Фронт исчезал на глазах; офицеров, стремившихся остановить бегство, убивали. Британское и бельгийское подразделения броневиков умоляли бегущих русских остановиться. 28 июля австрийская армия вышла на прежнюю государственную границу у Гусятина.
Русское отступление продолжалось. 3 августа были потеряны Черновцы. И лишь фронт генерала Алексеева — к югу от припятских болот — выстоял и даже осуществил 8 августа контрнаступление, заставив австрийцев опять униженно просить помощи немцев Ничейная земля между позициями противников была завалена горой трупов, и русская сторона попросила австрийцев о перемирии, чтобы похоронить павших Но австрийский генерал отказал в этом, видя в погибших воинах «наилучшее препятствие для будущего наступления» {441} . В жесткой русской реальности «революционная военная доблесть» стала наименее привлекательным понятием, и Временное правительство зря искало Бонапарта Талантливый адвокат Керенский был им менее всех, что так жестоко и убедительно показало будущее.
Разумеется, Запад, торопя и Милюкова и Керенского, поступал неразумно. Французы сделали посла Палеолога академиком, признавая талантливость его книг, но он проиграл главную битву своей жизни, когда не сориентировался в русской ситуации весной — летом 1917 г., продолжая со слепым упорством толкать шаткое русское правительство в бой, в поражение, в пропасть. Его и Бьюкенена можно понять — Людендорф готовил решающее наступление на Западе, и все средства казались им хорошими, лишь бы русские отвлекали максимум германских дивизий И все же Запад должен был быть проницательнее, не быть жертвой первого же внутреннего импульса. Лишь спустя сорок с лишним лет Дж. Кеннан признал, что западные дипломаты и политики замкнули себя в круг военной необходимости и не смогли подняться над повседневностью, увидеть поразительное и опасное для Запада состояние его несчастливого союзника {442}.
Керенский с коллегами были русскими западниками — совместная с Западом победа обещала благотворно сказаться на последующем внутреннем развитии России. Тяготы настоящего они заведомо извиняли благоприятными возможностями будущего, которое они видели в союзе с Западом, демократическим и прогрессивным Глубоко ошибочный, разваливающий Россию курс представлялся им единственно верным и соответствующим глубинным русским устремлениям.
Неудачное наступление деморализовало даже наиболее стойких. В Петрограде воцарился политический хаос 16 июля большевики и прочие левые подняли восстание с требованием немедленно прекратить войну Шесть тысяч моряков Кронштадта присоединились к ним В течение трех дней они поставили правительственную машин} на дыбы. Дело на этот раз решили кадеты военных училищ, которые выступили на стороне правительства и нанесли удар по большевикам, в частности, по редакции газеты «Правда». Троцкий попал под суд, а Ленин вынужден был скрываться в Разливе.
А Керенский начинает ощущать вкус великой власти. Он переезжает со своей гражданской женой в Зимний дворец, в покои императора Александра Третьего. Приспущенный или поднятый красный флаг показывал, на месте ли новый владелец царских покоев. Он путешествует в царском поезде, восседает за огромным письменным столом русских царей. А поза! Рука в перчатке прекрасной кожи за обшлагом, вторая за спиной. Именно в это время Репин делает известный портрет. Поза не скрыла от великого мастера печали честолюбца, далекого от мира с самим собой. Его пресловутый оптимизм превратился в безответственность, скорость его решений обернулась нежеланием погрузиться в проблему, природное красноречие пересекло грань сугубой сентиментальности. И он не видел главного: партия большевиков и после июльского разгрома функционировала; Керенский ожидал удара справа, закрывая глаза на левый фланг, где Ленин из Разлива собирал костяк партии, готовясь к решительному выступлению.
16 июля 1917 г. Керенский созвал совещание командующих фронтами в могилевской ставке. Недовольство военных возглавил тогда командующий Западным фронтом генерал Деникин: «Я слышал о том, что большевизм разрушил армию. Я отрицаю это. Большевики — это черви, которые паразитируют на ранах армии. Армию разрушили другие, те, кто провел военное законодательство, разрушительное для армии, те, кто не понимает образа жизни и условий, в которых существует армия… Власть была отменена, офицеры унижены Офицеров, включая главнокомандующего, изгнали, как слуг. Военный министр однажды заметил, что может разогнать верховное командование в течение 24 часов Обращаясь к солдатам, военный министр сказал: „При царях вас гнали в бой кнутами и пулеметами. Командиры вели вас на бойню“. Ведите Россию к правде и свету под красным знаменем свободы, но дайте нам возможность вести наши войска под старыми знаменами, освященными победами, чьи ленты целовали тысячи воинов, давая клятву верности отечеству… Это вы Опустили наши славные знамена в грязь, и вы должны поднять их, если у вас есть совесть» {443}.
После фиаско июльского наступления спасти себя министры-социалисты могли, лишь призвав к власти генерала Корнилова. В своем первом же приказе Корнилов проклял предателей, покинувших свои позиции. Он потребовал восстановления смертной казни для солдат в тылу, чистки офицерского корпуса, восстановления исключительного права офицеров производить повышения и понижения, интеграции комиссаров в офицерский корпус, запрета митингов, игры в карты и большевистской литературы. Корнилов принял назначение со словами, что отвечает только перед своей совестью и народом в целом. Большинство офицеров пришло к недвусмысленному выводу, что, пока существует корень зла — советы, русская армия не поднимется.
Но когда полковник Нокс со статистическими данными в руках доказывал одному из ближайших сподвижников Керенского, что катастрофа неминуема, то услышал в ответ: «Ваш пессимизм основан на чистых цифрах, вы не принимаете во внимание удивительный русский дух» {444}.
Послы Запада рекомендовали Временному правительству быть твердым. Френсис предлагал Терещенко расправиться с Лениным и Троцким, чтобы остановить деморализацию русской армии. Френсис видел шанс в назначении генерала Корнилова главнокомандующим — его престиж жесткого командира из народа давал надежду на восстановление дисциплины в войсках, в уменьшении числа социалистов (девять министров из пятнадцати) в правительстве. Он верил в молодого российского премьера. «Ему всего 34 года, и, если хвалы не вскружат ему голову, он обещает стать удивительным человеком». Но тут же посол осторожно добавил: в России нельзя предугадать утром того, что будет в полдень.