— Почему, почему ты уходишь? — голос Меган звучал хрипло и слабо.

Его руки сильнее сжались на спинке стула.

— Я не соответствую твоей жизни. У тебя есть друзья, семья, работа. Я не подхожу этому. — Когда она открыла рот, чтобы запротестовать, он продолжил. — У меня нет ничего, кроме того, что ты дала мне. Мне нужно начать свою собственную жизнь, стать успешным в чем-то самому.

— Но ты успешный! Ты сдал экзамены и получил аттестат! — Меган сглотнула, прежде чем снова заговорить. — Ты правда думаешь, что финансово потянешь отдельную жизнь? Ты можешь позволить себе аренду? Что насчет еды, одежды и лекарств, если ты заболеешь и...? — Она затихла на полуслове. В последнюю очередь она не хотела звучать, как сварливая сука, но внутри она кричала. — Как ты можешь поступить так со мной? Я ничего не значу для тебя?

Она понизила голос, когда снова заговорила:

— Что я хочу сказать… ты действительно все продумал?

— Да. — Выражение лица Шона было спокойным и собранным, отчего Меган чувствовала себя еще более ужасно.

Она резко встала, наткнулась на стол и разлила кофе.

— Что насчет нас? Просто... после всего… вот, как ты отплачиваешь мне за то, что я позволила тебе остаться здесь? Это ничего не значит для тебя?

— Нет, — он нахмурился. — Ты знаешь, что это неправда.

— Тогда как ты можешь уйти? — она затаила дыхание.

Шон выпрямился, отпустив стул.

— Извини, — он колебался мгновение, затем повторил, — извини, — и вышел из кухни.

Мгновение Меган оставалась стоять, шокированная. Как она могла настолько ни на что не обращать внимания прошлым вечером, чтобы не заметить пропажу вещей? Закрытие передней двери будет последним, что она услышит, если не поднимет свою задницу и не пойдет умолять его. Меган последовала за Шоном в гостиную.

Он был одет в куртку, а лямка его спортивной сумки висела через плечо.

Меган чувствовала себя уязвимой, одетая только в безразмерную футболку и трусики. Она скрестила руки на груди, когда приблизилась к нему.

— Куда ты идешь?

— У меня есть несколько мест на примете, — уклончиво ответил он.

Это означало, что он будет где-то слоняться.

— Могу я, по крайней мере, дать тебе немного денег для начала? — как только слова вылетели из ее рта, она поняла, что не нужно было этого говорить.

— Нет! Я больше ничего не возьму у тебя. Просто отпусти меня. — Шон нахмурился, когда уставился на нее; его глаза были неземного оттенка синего в солнечном свете, который наводнял гостиную. — Ты должна кое-что понять. Занимаясь теми вещами на улице, я закрылся и ничего не чувствовал. Я провел большую часть последних нескольких лет ничего не чувствуя, еще до того, как остался сам по себе. — Он продолжил говорить медленно и сбивчиво. — Находясь с тобой, я начал заботиться о своей жизни. И прямо сейчас я не могу справиться с этим... с чувствами к тебе. Их слишком много.

— Ты думаешь, меня они не пугают? — В груди Меган болело, а ее пульс ускорился. Шон почти признался ей в любви. — Влюбиться в кого-то пугает.

— Влюбиться?

— Я думаю это любовь, а что думаешь ты?

Он нахмурился.

— Может быть.

— Тогда почему ты уходишь?

— Ты не понимаешь. — Его голос был мрачным. — Это связано не только с нами. Помнишь, как я говорил тебе, что не чувствовал ничего, когда сосал члены?

Меган кивнула, как она могла забыть? Его небрежное признание дало ей больше понимания о том, какую жизнь он вел на улице, чем могли дать голые факты продажи секса.

— Ну, многое из того, от чего я закрывался, вернулось ко мне позже, почти как воспоминания. Я мог ощущать латекс, запах гребаной вони от промежности клиентов, вспоминал, как меня тошнило. Меня пугает, что я хочу так глубоко похоронить все это, но оно всплывает на поверхность. — Его голос был сдавленным, он уставился в одну точку на полу.

Меган слушала, ее сердце разбивалось, когда она понимала, о чем он говорил.

Он посмотрел на нее, и на его лице мелькнула быстрая невеселая улыбка.

— Может, когда-нибудь я смогу обсудить это с кем-нибудь. Но не с тобой. Я думаю, может, хорошо, что это больно, но я не могу иметь с этим дело, пока нахожусь здесь. До прошлой ночи я уже понимал, что должен уйти и разобраться со всем своим дерьмом. Когда я увидел этого парня, твоего друга Терри, то еще больше убедился в этом.

Меган, наконец, поняла правдивость слов своей матери. Шон разбирался со своей жизнью, и она будет эгоистичной сукой, если будет мешать ему. Она прикусила губу, боясь, что если откроет рот, то начнет плакать.

— Я понимаю, — наконец сказала она. — Но, пожалуйста, мне необходимо знать, что с тобой все хорошо. Пожалуйста, будь на связи. Не исчезай.

— Не исчезну. — Он посмотрел на нее в последний раз долгим искренним взглядом, который вырвал ее сердце из груди. — Спасибо за все, что ты сделала для меня, — затем он повернул дверную ручку и вышел.

Когда ей удалось вздохнуть в следующий раз, он уже ушел.

Дверь за ним закрылась с еле слышным щелчком, что раздался в пустой квартире. Меган пялилась на нее целую минуту, прежде чем начала рыдать.

Она закрыла лицо руками и сползла на колени. Хриплые рыдания сотрясали ее тело. Она плакала, пока ее слезы не утихли в беззвучной дрожи. Затем она свернулась в позе эмбриона на полу в гостиной и наблюдала, как пятно солнечного света из окна медленно перемещалось по комнате, отмечая, как проходит новый день.

 

17 глава

На улице стоял знойный июльский день, воздух благоухал выхлопными газами, а в небе дугой стоял смог. Меган опаздывала. Пот стекал по ее позвоночнику, когда она шла быстрым шагом по тротуару к ресторану, где ее ждал Росси.

Она подстригла волосы пару недель назад и волнистые локоны, что обрамляли ее лицо, намокли из-за высокой влажности, завиваясь еще сильнее. Но несмотря на физический дискомфорт от жары, она давно не чувствовала себя так хорошо. Почти шесть месяцев. Только сейчас она начала вливаться в прежний ритм жизни.

Январь был настоящим адом.

После ухода Шона, она проживала все дни, как лунатик, общаясь со своими друзьями и выполняя задания на работе, чувствуя себя словно под действием наркотиков. Как будто наблюдая со стороны, как кто-то проживает ее жизнь. Она постоянно думала о нем: где он, что делает, как все могло бы быть по-другому, что она должна была сказать или сделать, чтобы он остался, как она никогда не должна была позволить этим отношениям начаться.

Хуже всего было по ночам. Проспав три месяца с Шоном в одной кровати, Меган осознала, что больше не может спать одна. Она ощущала только его отсутствие, вспоминала тепло его тела, объятия, размеренное дыхание. Она никогда не чувствовала себя настолько одинокой в своей кровати. После его ухода она неделями не меняла постельное белье, пока на нем не осталось даже отдаленного запаха, напоминающего о Шоне, затем, рыдая, она, наконец, сняла белье с кровати.

Ее одиночество ухудшала страшная сексуальная тоска, которая одолевала ее всегда неожиданно. Стоя на кассе в магазине она вспоминала, каким взглядом Шон мог посмотреть на нее или каким хриплым был его голос, когда он шептал непристойности ей на ухо. Из-за внезапного порыва желания, она становилась легкомысленной.

Ночью она мастурбировала, вспоминая их занятия любовью, стыдясь, насколько он все еще возбуждал ее, и как мысль о нем могла довести ее до оргазма в считанные мгновения. Иногда освобождение было настолько мощным, что она плакала. Ее тело скучало по нему почти так же, как разум.

Она была потерянной. Опустошенной. Впервые в жизни она действительно понимала значение этого слова.

ZY

Февраль был еще хуже.

Шон не позвонил, как обещал. Депрессия Меган из-за его ухода усугублялась постоянным страхом за его благополучие. Она воображала самые ужасные сценарии, представляя, что он мог вернуться на улицы, быть избитым или даже хуже.