Последнее он добавил исключительно с тем, чтобы уязвить Момберга, на которого был немного зол — дело продвигалось слишком уж медленно.

Но вот однажды почтальон принес большой желтый конверт, на нем был указан адрес отправителя: «Министерство восстановления народного хозяйства». Момберг дрожащими руками распечатал его и вынул оттуда письмо. Мгновенно пробежал он его глазами, после чего раздался вздох облегчения. В письме сообщалось, со ссылкой на его заявление, что ему разрешается закупка всех перечисленных материалов.

— А я что говорил! — торжествующе воскликнул он и показал письмо Фредериксену. — Теперь мы можем начать продажу.

Фредериксен неторопливо и обстоятельно ознакомился с текстом.

— Ну что ж, очень хорошо, — сказал он. — Только продавать горелки мы все равно пока не имеем права.

— Это еще почему?

— Сперва нужно утвердить цену.

— Что?

— Цену утвердить, вот что. Тут же ясно сказано, что обращается особое внимание на то, что продажа изделий ни в коем случае не должна иметь места до тех пор, пока розничная цена не будет утверждена министерством.

— А ну, покажите! — Момберг схватил письмо. — Да, черт возьми, действительно. Я это место пропустил. Ну что ж, ничего не поделаешь, придется опять писать им, просить, чтобы утвердили цену.

Ощущения триумфа как не бывало; усталым жестом он вложил письмо в конверт.

— Может, было бы целесообразней поручить это дело мне? — предложил Фредериксен.

— Право, не знаю. — Момберг задумался. — Мне кажется, будет лучше, если я сам займусь этим.

— Как хотите. — Фредериксен не хотел навязываться. Если кое-кто предпочитает хлопотать сам — это его личное дело.

Но если Момберг полагает, что Фредериксен пробудет у него простым рабочим остаток своей жизни — тут он ошибается!

Бывший зубной врач Мельвад завел машину и медленно тронулся с места.

— Смотри на тротуар не наедь, — предупредила фру Мельвад. — Посигналь!

— Да знаю я! — Он раздраженно посигналил.

— Поворот, — сказала она, — ты забыл включить поворот!

— Я помню, — отозвался он и включил указатель поворота.

Они двинулись в путь не спеша. Мельвад вообще редко превышал скорость 35 километров в час. Несмотря на это, его жена всегда сидела в машине как на иголках и зорко следила за тем, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья.

— Осторожно, ты что, не видишь велосипедиста?

— Вижу, — прошипел Мельвад.

— Нет, не видишь, ты за рулем никогда ничего не видишь.

— Прекрасно бы все видел, если бы ты меня не дергала.

— Должен же хоть один из нас смотреть на дорогу. Иначе снова врежешься в какую-нибудь машину.

Столкновение произошло четырнадцать лет назад, но фру Мельвад не упускала ни малейшей возможности напомнить мужу тот случай.

Не доезжая до одного из отелей, он сбавил ход и начал сворачивать к тротуару.

— Включи поворот, — сказала фру Мельвад.

Она включила его сама, но поскольку он уже протянул руку с той же целью, то в результате указатель оказался снова выключенным.

— Ты выключил поворот! — воскликнула она. — Да включи же его!

Сзади раздраженно засигналили.

— Включи поворот! Включи поворот! — кричала фру Мельвад.

Зубной врач включил указатель, но в тот же миг она его выключила.

— Ты что делаешь? — сердито спросил он.

— Я не ожидала, что ты его включишь.

— Уж лучше бы не мешала.

Наконец нм удалось прижать машину к тротуару и остановиться.

Когда следовавший за ними автомобиль проехал мимо, водитель что-то им крикнул.

— Ну и нахал, — отозвалась фру Мельвад.

Вежливый метрдотель встретил их в дверях ресторана и указал свободный столик.

— Здесь наверняка сквозняк, — заволновалась фру Мельвад. — Нет, тут я сидеть не буду.

— Рекомендую в таком случае вон тот столик.

— А там тьма кромешная, — сварливо заметила фру Мельвад. — Хотелось бы видеть, что кладешь в рот.

— Вы совершенно правы, прошу вас, вот как раз стол у окна.

— Вот еще, не хватало сидеть как в витрине, — сказала фру Мельвад.

В конце концов удалось разыскать место, далекое, естественно, от идеала, но к которому они снизошли за неимением лучшего. Официант подал меню.

— Бифштексы заказать можно? — спросил зубной врач, убедившись предварительно, что этого блюда в меню нет.

— Сию минуту, сейчас узнаю! — Официант исчез, чтобы тут же появиться и сообщить, что они могут заказать бифштексы.

— Они хоть не жесткие у вас? — спросила фру Мельвад.

— Очень нежные, — заверил ее официант.

— А ведь наверняка жесткие, — сказала фру Мельвад.

— Конечно. Совесть-то, у кого она осталась? — поддержал ее муж.

Они сошлись на том, что лучше выбрать что-нибудь из бутербродов.

После горячей дискуссии и долгих расспросов о бутербродах, не значившихся в меню, они наконец сделали заказ.

— И два пива, — добавил Мельвад.

— Боже мой, какие хлопоты каждый день! — воскликнула фру Мельвад. — И все только потому, что какая-то девчонка палец о палец ударить не хочет.

— Мне тоже надоело обедать в городе, — согласился с ней муж. — Надо что-то придумывать.

— Ты что, можешь найти другую горничную?

Официант принес тарелки и две бутылки пива.

— Темного нужно, а не светлого, — проворчал Мельвад.

— Прошу прощения. — Официант забрал бутылки.

— Обслуживают здесь из рук вон плохо, — заметил зубной врач.

— Да теперь ведь так принято!

— Мне пришла в голову одна мысль, — сказал через некоторое время Мельвад. — А что, если сдать комнату какой-нибудь студентке, а вместо платы пусть следит за порядком?

— Вряд ли кто согласится. Молодежь разленилась — дальше некуда.

— Но ведь и комнату снять не так-то просто. Это их может соблазнить.

Вернулся официант, неся бутерброды.

— Где это вы пропадали? — спросила фру Мельвад.

— Их ведь нужно приготовить, фру.

— Ни стыда ни совести, — подытожил Мельвад.

— Для меня большая честь, — сказал директор Аллерхольм, — быть избранным председателем Объединения фабрикантов птичьих клеток. Тем более что я, собственно, не специализируюсь в этой отрасли промышленности, я всего лишь дилетант. И если выбор пал все же на меня, то, я полагаю, это произошло благодаря определенному мнению — что я, председательствуя во многих других объединениях, накопил некоторый опыт, а он пригодится и в вашей отрасли. И я обещаю вам сделать все, чтобы оправдать надежды, которые на меня возложили, и неустанно работать для дальнейшего процветания этой отрасли.

Бурные аплодисменты.

— А теперь я хотел бы предложить собравшимся встать и вместе со мной поприветствовать Объединение фабрикантов птичьих клеток троекратным «ура». Ура!

— У-ура-а! У-ура-а! У-ура-а! У-у…

12

Как-то воскресным утром по пропитанной зимней сыростью лесной тропинке шли человек и собака. Это были Петер и Трина.

Не часто Петер так нравился самому себе, как в те редкие выходные дни, когда ему удавалось встать пораньше и выбраться с Триной в лес. Тогда он полностью осознавал, что до сих пор вел совершенно неправильный образ жизни. Но с этого дня начнется новая полоса его бытия. Отныне он будет вставать каждое воскресенье ранним утром и гулять за городом, вообще жить по-спартански. Он станет бережливым, начнет откладывать деньги, чтобы когда-нибудь купить домик в деревне и поселиться там с Якобом и Триной.

Но, как назло, в ближайшее воскресенье обязательно что-нибудь случалось, и он оставался в городе; что же касается сбережений, то общая сумма их лишь однажды поднялась до 83 эре[4]. За такие деньги дома, годного для жилья, не купишь. И все же эта мечта продолжала зреть в глубочайших тайниках его души, пока он через какое-то время вновь не извлекал ее оттуда.

Обиднее всего в этой бесконечной истории становилось за Трину, так как она больше всех любила прогулки за городом. Вот и сейчас она носилась вокруг Петера, пребывая в совершенно восхитительном расположении духа. То она хватала зубами с земли какую-то ветку и мчалась с ней что было мочи, то бросала ее, чтобы тут же схватить новую.