На тент, разостланный на земле возле палатки, сел чудесный шмелевидный бражник. Что его привлекло сюда, непонятно.

После теплого дня неожиданно похолодало. С севера подул ветер, из-за гор выползли тучи. Спрятались насекомые. В лощину внезапно налетел вихрь, метнулся по склону, покрытому запоздалыми красными маками, и поднял кверху тысячи лепестков. И они, такие яркие, заметные, помчались вниз к пустыне. Закачались ферулы развесистыми желтыми головками.

Бражнику холодно. Ему надо прятаться в укромное местечко, он мелко вибрирует крыльями, согревается работой мышц, сейчас, наверное, сорвется с тента, улетит. Торопливо я навожу на него фотоаппарат и вдруг слышу чужой голос.

— Что делаешь? Карточка дикой пчелы будет!

Рядом со мною верховой. Ехал мимо, увидел палатку, захотел узнать, кто такие. За перевальчиком его юрта, скот.

— Что интересного? — повторяет он мой вопрос. — Ничего нет интересного. Пасем баранов, гоняем волка, скоро пойдем в горы. Дождь хороший, трава хорошая, бараны траву едят, жирные будут. Еще вот тут за горкой сладкий камень нашел.

— Что за сладкий камень? — удивляюсь я.

— Самый настоящий, темный, блестит, языком тронешь — сладко!

Пастух рассказывает что-то необычное. Надо посмотреть.

— Чего тут удивляться, — посмеивается мой товарищ. — В пьесе одного из драматургов, я помню, купеческий сынок пытается выманить у матери деньги на разработку горных залежей сахара. Может быть, он был и прав!

Я заинтригован, и мы идем за горку искать сладкий камень. Мелкий красноватый щебень хрустит под ногами; тонко и жалобно скрипят желтые ферулы; красные маки, раскачиваясь, роняют на землю нежные лепестки.

— Вот сладкий камень, смотри!

Под зелеными кустиками караганы круглым темным пятном выделяется на светлом фоне щебень. Он поблескивает, будто покрытый лаком.

— Бери, не бойся, пробуй, сладкий! — уговаривает меня мой спутник.

Действительно, камень сладкий, язык ощущает приятную сахаристость с каким-то особенным привкусом.

Всюду на красной горке видны темные, блестящие камни вокруг приземистых кустиков. Тогда я сажусь на корточки, потом ложусь и всматриваюсь в растения. Да, так и есть. Все они покрыты мелкими темно-зелеными тлями. Некоторые из них, с крыльями, разлетаются в стороны, чтобы обосновать такие же колонии. Тли сосут растения и по обычаю выбрасывают из кончика брюшка прозрачные капельки прямо на землю, на красный щебень. В климате пустыни капельки быстро сохнут, покрывая камни твердой, блестящей корочкой.

Обычно возле колоний тлей вскоре же появляются муравьи. Они собирают сладкие выделения, берегут своих дойных коровушек, охраняют их от врагов, всячески заботятся о них. Здесь же нет никого. В пустыне редки тли, и муравьи слабо приучены к «скотоводству».

Выделения тлей собирают и пчелы, и мед этот, не особенно вкусный, значительно уступает цветочному. Пчеловоды называют его падевым. Но здесь он ни к чему и диким пчелам. Цветов так много…

Я объясняю открывателю сладких камней, отчего все так получилось. Он удивляется, слезает с коня, берет у меня лупу и внимательно смотрит на тлей, а потом долго и энергично плюется.

Теперь ему не нравятся сладкие камни. Плохой на них сахар, если он выбрасывается из кишечника тлей. Пусть его едят муравьи. Ни к чему он человеку!

С холма на холм мчится наша машина, поднимая сзади длинное облако светлой пыли.

На далеком горизонте замаячила желтая точка. Что это? Большой камень, кибитка кочевника или заблудившийся верблюд? Точка колышется, то станет плоской, то вытянется полоской кверху, с каждой минутой все больше и больше, и вот, наконец, перед нами среди чахлых кустиков старинный, полуразрушенный глиняный мавзолей и рядом с ним небольшой колодец.

Хорошо размяться после долгой езды на машине.

Когда-то здесь, много тысяч лет назад, в тяжелый для растений и животных засушливый период земли, ветер перевевал чистый песок, в одном месте наносил высокие округлые холмы, в другом выдувал глубокие, как чаша, впадины. Потом климат пустыни изменился, стали перепадать дожди, песками постепенно завладели растения, и теперь они, как море с застывшими волнами, покрыты зеленым ковром, поверхность почвы густо пронизана тонкими крепкими корешками, и о том, что под темной почвой находится слежавшийся песок, можно только догадаться по овражкам да по автомобильной дороге.

В этой пустыне, как и во многих других местах, всюду множество светлых холмиков размером немного больше обеденной тарелки. Иногда эти холмики идут цепочкой или переплетаются замысловатыми, извилистыми линиями. Если найти такую свежую цепочку, сесть у самого свежего холмика с еще влажной землей и вооружиться терпением, можно увидеть, как холмик зашевелится и кто-то снизу вытолкнет очередную порцию земли. Иногда, впрочем очень редко, если долго и тихо сидеть возле холмика, можно увидеть и самого хозяина. Он может вознаградить ваше терпение: высунет на мгновению свою голову, чтобы взглянуть на мир, сверкающий солнцем. Физиономия зверька забавная. Глаза — едва заметные точечки, не больше булавочной головки, на конце мордочки сверкают белизной большие загнутые резцы. Это слепушонка, неутомимый подземный труженик. Всю жизнь он беспрестанно роет ходы, ищет личинок насекомых, корешки и луковицы растений.

Слепушонка неуязвим для врагов. Под землей его не поймаешь. Впрочем, у самого холмика его иногда поджидают самые догадливые волки и лисы. Но охота эта утомительная и требует много времени.

Не все знают о том, что в пустыне слепушонка совершает громадную работу, перелопачивает всю поверхность земли, рыхлит почву, делает ее проницаемой для воды и воздуха. Можно сказать без преувеличения, что в местах, где обитают эти грызуны, за 10–12 лет поверхность почвы ими тщательно перепахивается. А так как это делается постоянно, то польза от четвероногого землепашца очень большая.

Я брожу по заросшим холмам, приглядываюсь к следам работы подземного жителя. Холмики слепушонки — отменное место для многих насекомых. На них всюду устроились личинки муравьиных львов, и не будь слепушонки, не было бы здесь и этого насекомого. Холмики всюду пронизаны норками разных жуков-чернотелок — им тоже нелегко прокопаться через плотный, задернованный слой почвы. Некоторые норки, оказывается, принадлежат ящерицам. Любительницы песчаной пустыни, в песке которой можно скрываться на ночь от многочисленных врагов, они здесь тоже обязаны слепушонке.

Крестовая кобылка, как только в ее теле созревают яички, находит помягче почву, тонким брюшком проделывает в ней норку и выделяет пенистую жидкость. Она склеивает частицы почвы, застывает, становится твердой. Получается, как говорят энтомологи, кубышка. В нее и откладывает заботливая мать свои яички. Холмики слепушонки — отличнейшее место для кубышек кобылки. Сколько их там напичкано! Весенние дожди, ветры разрушают холмики, и тогда пустые кубышки выделяются над светлыми пятнами выброшенной наружу земли. Проходит несколько лет, от холмика порой ничего не остается, а опустевшая кубышка цела, ничего с ней не стало, и не оторвешь от нее приставленный к ней крохотный камешек. Зачем такой излишний запас прочности, к чему он нужен?

Не только насекомые обязаны своим существованием слепушонке. Многие растения поселяются только на свободных участках земли. Эти растения-пионеры первые завоевывают голую землю. Они и завладевают холмиками забавного подземного жителя, этими как бы специально для них подготовленными плантациями.

Насекомые и растения постепенно разрушают следы работы слепушонки, от которого они так зависят и которому обязаны своим существованием.