Выбраться из колонии песчанок оказалось не столь легко. После этого случая, увидев на пути маленькие холмики песчанок, мы сворачивали в сторону и далеко объезжали опасное место. Говорят, что колонии песчанок особенно неприятны для верхового. На бегу лошадь, провалившаяся по колено, ломает ноги.
Вскоре мы спустились в ближайший лог. Этот лог был началом ущелья. Показались одиночные скалы, между которыми по узкому ущелью полоской тянулось сухое русло ручья, кустики таволги, карликовая боярка, колючий джингиль и совсем маленькая, в прелестных розовых цветах пустынная вишня. Камни, покрывавшие дно ручья, были белыми от высохшего ила: видимо, совсем недавно здесь бежала вода.
Несколько крутых поворотов — и там, где дорога затерялась, под тремя развесистыми ивами, журчит ручеек с прозрачной водой, сквозь которую видны разноцветные камешки. Вокруг высятся мрачные скалы, красные, черные, с острыми вершинами. От самого ручья кверху по склонам ущелья тянется каменистая осыпь. Чем ближе к вершине, тем камни осыпи мельче. На стороне, обращенной к солнцу, камни черные, как смола, и блестящие, будто покрытые лаком.
Еще на подгорной равнине недалеко от гор поверхность пустыни была равномерно покрыта многочисленными мелкими камешками смоляно-черного цвета, с лаковым блеском. Стоило перевернуть камешек, как снизу он оказывался обыкновенным, светлым, с шероховатой поверхностью. Из ранее прочитанных книг вспомнилось о «пустынном лаке» и «пустынном загаре». Тысячелетиями ураганы и постоянно дующие ветры пустыни, несущие мельчайшие частицы почвы и песка, ударяясь о поверхность камней, постепенно полируют их. Так возникает «лак пустыни». Палящие лучи солнца, нагревая камни, вызывают на поверхности образование тончайшей оболочки марганцовистых и железистых окислов темного цвета. Так возникает «загар пустыни». Оба эти процесса тянутся очень медленно, десятками тысячелетий. Лак и загар пустыни образуется не на всех камнях.
На следующий день, взяв бинокль и фотоаппарат, я отправился осматривать ущелье. Всего лишь несколько десятков метров текла вода. Неожиданно появившись из-под камней, ручей также внезапно исчезал. Дальше ущелье было безводным, но вдоль сухого русла росли кустарники, ярче зеленела трава: по-видимому, вода проходила под камнями недалеко от поверхности земли.
Склоны гор поросли редкими кустиками небольшого кустарника-боялыча. Кое-где виднелись кустики эфедры с хвоеобразными темно-зелеными стеблями, лишенными листьев.
В ущелье тихо. Изредка далеко на вершинах закричит одинокая горная куропатка — кеклик. Иногда послышится тоненький посвист большой песчанки, и вновь все так затихает, что слышно биение сердца, шорох одежды, тиканье ручных часов.
У подножия горы по каменистой осыпи мелькнула лисица. Она скользила вверх легкой тенью. Сдвинутые камни со слабым звоном скатывались книзу. Теперь в конце весны на ее тонком теле висели длинные клочья шерсти, а хвост казался нелепо большим. Лисица неторопливо убегала, но любопытство взяло верх, и, обернувшись, она остановилась. Пока я переваливал через небольшой мысок, лисица внимательно следила за мной янтарно-желтыми немигающими глазами, и ни один мускул не дрогнул на ее застывшем теле. Завернув за мысок и делая вид, что продолжаю идти дальше, я повернул обратно, подполз к черному камню и, лежа на боку, вынул бинокль: интересно поглядеть на лисицу. В это время случайно мой взгляд упал на черный камень. На его поверхности видны какие-то странные знаки: ряд глубоких точек и подобие дерева, фигура козла и какое-то странное сооружение над ним. Рисунки старые совсем почернели и несомненно нанесены несколько тысяч лет назад.
Я много раз слышал о наскальных рисунках — этой своеобразной живописи давно живших народов. Неужели это они? Забыв про лису, я долго рассматриваю знаки и постепенно начинаю догадываться. Сооружение над козлом — западня. А то, что мне показалось деревом, оказывается, фигура человека, нарисованная кверху ногами[2]. Точки могли изображать стадо животных, или войско, или еще что-нибудь. Теперь глаза невольно сами осматривают камни, и напротив через ущелье, в начале дайки[3], вижу знаки и рисунки. Вот двое животных стоят головами одно к другому. По закрученным рогам нетрудно узнать горных баранов — архаров. Ниже их — вензель и, наверное, родовой знак, или, как его называют археологи, родовая тамга. Еще выше видны другие изображения животных: горбатый верблюд с неестественно длинной шеей, три горных козла и опять родовая тамга. А что там еще выше, на большом плоском камне?
Да их тут много, этих наскальных рисунков! Настоящий музей, отлично сохранившийся до наших дней. И, не чувствуя жары, усталости и сухости во рту, я карабкаюсь вверх с тетрадью и карандашом в руках, цепляюсь за выступы, перебираюсь над обрывами, на четвереньках переползаю осыпи, забыл обо всем, кроме рисунков, тороплюсь. Вот на большом камне целая композиция из высеченных оленей. Как грациозны и легки их тела, тонки талии, стройны ноги, изящны извивы рогов! Контуры тела нанесены сплошной линией, а пространство между линиями заполнено мелкими точками. Рисунки очень древние и напоминают искусство скифов. Здесь же на камне с оленями значительно позже выбита уродливая фигурка козла, а справа — фигурка оленя. Подражая прежним рисункам, художник хорошо скопировал позу оленя, но рога выполнил в другом, видимо модном в то время, стиле — елочкой.
И дальше видны рисунки. Ими заполнена вся дайка. Да тут богатейшая коллекция наскальных писаний (изображений), сокровищница искусства людей давно минувших веков, еще неизвестных науке!
Опять козлы, поднявшиеся на дыбы, рядом друг с другом, а вблизи них какой-то знак. А этот рисунок, хотя и очень стар, изображает настоящую домашнюю козу с толстым, неуклюжим телом и длинными рогами. Не к далекой ли заре скотоводства относятся рисунки?
А вот слон! Слон с поднятым хоботом выбит на скале! Рядом с ним стилизованный рисунок другого слона. Художник так нарисовавший слона, должен был его видеть собственными глазами, и наверное, бывал в Индии, а может быть, и сам родом оттуда. Еще дальше два человека дерутся, а сбоку от них третий стреляет из большого боевого лука. Рядом две странные человеческие фигуры. У обеих в руках длинные копья и какие-то молотки, на голове маски, сзади хвосты, между ногами силуэты колчанов. Здесь, возможно, ряженые воины изображают поединок, или, быть может, это встреча врагов. Но почему же молотки в руках? Да ведь это боевой чекан — оружие скифов! По оружию можно догадаться, что рисунок нанесен задолго до нашей эры.
На самой высокой части дайки, на большом и ровном камне, высечена картина охоты. Трех горных баранов (архаров) и горных козлов (тэков) окружили пешие охотники. В руках охотников не просто луки, а арбалеты с каким-то раздвоенным прикладом (может быть, с пусковым механизмом). Это хорошо видно по тому, что руки охотников не прикасаются к луку, а держат древко арбалета.
Арбалет в Азии — открытие, так как до сего времени он был известен только в Европе!
Охотник, нарисованный в левом нижнем углу, держит на привязи животное, очертания которого характерны: длинное тело, сравнительно короткие ноги, длинный хвост, закрученный на самом кончике, короткие уши. Длина животного примерно равна человеческому росту.
Другое такое же животное без привязи следует за охотником. Не показывая рисунка, перечислите эти черты специалисту-зоологу, и он, не колеблясь, скажет, что это может быть только леопард. В описаниях путешествия Марко Поло упоминается охота с прирученными леопардами. Вот почему у этого рисунка сравнительно свежи линии, слабо покрыты загаром и не отшлифованы пустынным ветром. Рисунку несколько сот лет: возможно, он относится к V–XII векам. Интересна еще одна деталь. Стрелы арбалетов не обычные, а особенные, с раздвоенными наконечниками, наносящими тяжелую рану. Вот как стара земля и вечен камень, сохранивший следы человека!