Бегунок смелеет и, как челнок, снует в обе стороны.

Малыши-крематогастеры сильно поглощены походным маршем и не обращают внимания на незнакомца. А он все мечется, все ищет поживы и ничего не находит.

И вдруг повезло! На пути малыш гордо шествует с комаром. Молниеносный скачок — добыча схвачена, и понесся довольный и счастливый бегунок через камешки и соринки к себе домой, размахивая длинными усиками. Не беда, что на комаре висит, не разжимая челюстей, упрямый крематогастер. Что он значит один, такой крошечный, в сравнении с великаном-разбойником.

Вот и норка в земле, и конец пути. Вот и день закончился удачей!

Наступает последняя ночь путешествия. Костер вспыхивает, искорки от него летят кверху, яркие звезды сверкают сквозь листву высоких деревьев, а темнота приближается, и лес погружается в угрюмое молчание.

Давно выпит чай. Пора спать. Но едва разостлали светлый полог, над ним замелькали два странных насекомых, большекрылых, с задранными кверху брюшками. Они мечутся из стороны в сторону, то взлетят кверху, то упадут вниз. А какие быстрые! Не уследить глазами.

Для чего же им белый полог? Разве что над его ровной поверхностью можно носиться с такой скоростью без риска натолкнуться на препятствие и разбиться? И быть может еще, над ним виднее, легче показать акробатические трюки, разыграть свои ночные брачные пляски.

Я озабочен. Как поймать шустрых незнакомцев? Неудачные взмахи сачком пугают насекомых — они исчезают. Но ненадолго. Наверное, очень хороша для них танцевальная площадка.

Наконец удача! Один бьется в сачке. Кто же он?

Осторожнее, лишь бы не выпустить! Вот наконец пленник в руках, трепещет крыльями, размахивает усиками с крупной булавой на кончиках. Это аскалаф! Родственник муравьиным львам, златоглазкам, мантиспам. Редкое и таинственное насекомое пустыни. Образ жизни его почти не изучен.

В проволочном садочке аскалаф всю ночь шуршал своими широкими крыльями. А утром уселся в уголке, простер вперед усики, а брюшко забавно задрал вертикально кверху. В такой позе на кустике его не узнаешь. Может быть, поэтому аскалафа так трудно увидеть днем. Попробуй различи его среди сухих колючек!

Ночью плохо спалось. Светила яркая луна. Ветви деревьев отбрасывали на белый полог ажурные тени. Страшным голосом вдали прокричала косуля. Хор лягушек не смолкал ни на минуту. Нудно ныли комары. Сгорбившись, они беспрестанно втыкали свои хоботки в редкую ткань марли, пытаясь пробраться через препятствие. Какой, должно быть, заманчивой и громадной тушей представлялась им недосягаемая добыча, укрытая со всех сторон непроницаемой преградой!

Моя беспечная жизнь заканчивалась. Предстоял обратный путь, в городе ждали многочисленные дела и заботы, которые не сравнить с маленькими хлопотами и невзгодами минувшего путешествия.

Тени от ветвей медленно передвигались по пологу, медленно текло и время, и луна медленно скользила по небу. Засыпая, я услышал шорохи.

— Зорька, чужой! — сонно крикнул я собаке, настораживая ее, такую добродушную.

— Пуф! — ответила собака нечто среднее между чиханием и лаем.

Сон не был долгим. Проснулся я от ощущения, будто кто-то вежливо, но настойчиво подталкивает меня в бок. Луна светила еще ярче. Зорька мирно спала. Теперь уже наяву я ощутил толчок в бок и вздрогнул от неожиданности. Нет, не почудилось. Что-то небольшое, темное шлепнулось на стенку полога и отскочило обратно. Другой такой же темный комочек тоже бросился в атаку на полог. Со всех сторон прыгали и отскакивали таинственные существа.

Что им здесь было надо, зачем они сюда собрались, да и кто они такие? Вихрь вопросов и предположений промчался в сознании за какие-нибудь несколько секунд. Может быть, это совсем необычные животные, случайно дожившие до наших дней, так же как и ясень с раннего четвертичного периода?

В это время в кустах раздался шорох, треснула веточка. Зорька подняла голову, прислушалась, заворчала. Возле нее тоже прыгали странные ночные визитеры. Она на них не обращала внимания. Шорох прекратился.

Я присмотрелся к странным посетителям и узнал… жаб. Их собралось возле полога не менее десятка. Толстые, бородавчатые, пучеглазые и большеротые, они окружили полог со всех сторон и, прыгая на белую, сверкающую при луне марлю, прилежно собирали с нее больших, жаждущих нашей крови комаров.

Неожиданное раскрытие ночной тайны меня развеселило.

— Милые жабы! Ешьте на здоровье комаров, истребляйте эту нечисть, омрачающую общение человека с природой! Только, пожалуйста, не толкайте меня в бока и не мешайте спать.

Рано утром, едва только солнце зазолотило вершины гор Богуты, я на ногах. В роще лежит глубокая тень, утренняя свежесть, прохладно. Постепенно запевают птицы, просыпаются жуки-навозники, бегут по своим делам чернотелки, всюду снуют озабоченные муравьи, муравьиные львы деловито обновляют ловушки-воронки.

Последний раз тщательно упакован рюкзак. Последний раз в пеший поход. Я бросаю прощальный взгляд на реку. Она, как и прежде, торопливо бежит по своему пути. В воде мелькает небольшая палочка. Может быть, она плывет с самых глиняных гор, и путь ее пролег мимо моих биваков на берегу реки. Теперь у меня другая дорога, чем у воды, мне в другую сторону, к большому шумному городу.

Раздвигая густые кусты, я пробираюсь через заросли и выхожу на дорогу.

Но пора думать о том, как добраться до города.

Если пойти по дороге слегка назад, можно попасть к поселку лесхоза, от которого доехать на попутной машине в село Чунджу и уже рейсовым автобусом в Алма-Ату. Этот путь наиболее надежен. Если же выбраться в пустыню, можно встретить случайную машину, идущую из села Чарын, которое находится в устье реки. Пока я раздумываю, слышится рокот мотора и показывается грузовик. Водитель городской, он охотно соглашается довезти меня до города. Как-то даже не верится, что через несколько часов я окунусь в жизнь, совсем другую, прежнюю и забытую. Я с удовольствием забираюсь в кузов и устраиваюсь на охапке тростника. И здесь судьба велела мне провести последние часы моего пути в одиночестве.

Быстро промелькнула Сюгатинская равнина, потом поселок Кокпек. Кокпекское ущелье скрыло горы Турайгыр, за которыми течет река Чарын с ее чудесными каньонами и ясеневой рощей. Мысленно я прощаюсь с дикой красотой этой местности, вспоминаю глиняные горы, обрывистые утесы, маленькие рощи, хаотическое нагромождение скал и красных наносов, многочисленные подъемы и спуски, переправу через реку, вспоминаю и свои встречи с обитателями этого маленького мирка.

У синего озера

Легко на душе, когда остались позади долгие сборы, множество разнообразнейших хлопот, бесконечные дела. Далеко позади и город. А впереди… заманчивые дали, вольная жизнь путешественников и неведомый, загадочный Балхаш — одно из крупнейших озер Советского Союза. Стрекочет мотор, лента асфальтового шоссе бежит под колесами. Наш маленький «Запорожец», или, как мы его окрестили, «Комар», нагружен до отказа и вместе с большим багажником на крыше напоминает муравья, волокущего свою добычу. Вокруг зеленые весенние пустыни, сверкающие красными маками, синее небо и душистый ветер.

Мой спутник, молодой художник Юра, вздыхает:

— Так и промчимся без остановок. Сколько здесь можно порисовать! Вон какая красивая скала или посмотрите на тот склон, покрытый цветами: как он замечателен — так и просится на полотно!

Но у нас мало времени, а маршрут большой, и Юре ничего не остается, как на ходу делать наброски карандашом. Но как рисовать, когда «Комар» трепещет всем телом?