Я погрузил свой до боли напряженный член в ее влажное тепло. Алексис застонала громче и стала отворачиваться от меня. Я чувствовал, как ее киска обволакивает мой гибкий стержень и толкнулся глубже. Она была на грани, так близко от разрядки.
Я погрузил палец глубже в ее попку, изогнул его по направлению к киске и сел. Ее киска выжимала меня, а анальный сфинктер трепетал и обволакивал мой палец. Мы пришли к финалу одновременно, и оргазм затронул каждую клеточку наших тел.
Даже когда мое семя закончило заполнять ее, она все еще извивалась от пережитых эмоций. И я все еще был сжат от силы освобождения. Я никогда не чувствовал себя так хорошо и удовольствие мое докатилось волной до моих игрушек и дальше в пространство.
Я переплел свои пальцы с ее и резко выдохнул.
– Что это было, черт возьми? – громко спросил я.
Я увидел звезды в ее глазах и губы ее напоминали лепестки роз. Если бы у вас имелась бутылка с удовольствием и наслаждением, и вы бы пили ее пока не захлебнулись, то все равно вам не удалось бы достигнуть того состояния, которое выдавали эмоции на лице Алексис.
Алексис была влюблена.
И это была настоящая любовь.
Я знал это или думал, что знал. До сегодняшнего дня я никогда не экспериментировал с расширением границ наших чувств. Это желание, возникшее между нами, могло просто убить нас. А было ли это плохой идеей?
Она притянула меня к себе и нежно поцеловала.
– Я люблю тебя, ты знаешь это?
– Могла бы и раньше сказать, – я улыбнулся, не разрывая поцелуя.
– Но ты же и так уже знал.
– Да, – просто ответил я, а затем остановился и взвесил то, что я хочу сказать. – Ты действительно любишь меня? Даже после того, что я наделал, ты можешь меня любить?
Ее рука обняла меня за шею.
– Я никак не могла успокоиться все эти годы, я жила и не жила одновременно, пока не нашелся ты. Я не знаю ни одного человека, которого я могла бы полюбить, кроме тебя.
Слияние наших тел было следующим шагом в единении наших душ. Мы лежали обнявшись на диване еще долгое время, даже после того как закончилась вечеринка… Но я хотел бы, чтобы это продолжалось вечность.
Алексис вдруг заговорила, хотя я думал, что она уже спит:
– Я хочу спросить у тебя кое-что, а ты, пожалуйста, ответь мне честно.
– А можно мне первому задать вопрос? – она строго посмотрела на меня. – Ну ладно, спрашивай.
Она понизила голос и положила ладонь мне на грудь.
– Зачем ты ограбил банк «Старый Камень»? Ты задумал… месть?
Она склонила голову к моему сердцу и могла слышать его стук.
– Я не думаю, что ты хотела бы знать это на самом деле.
– Конечно, я хочу. Мне ценна любая информация, которая позволяет получше узнать тебя.
Я поколебался и погладил ее по щеке.
– Это грустная история, и я боюсь опять испортить тебе настроение.
Ее глаза заблестели, и зелень превратилась в цвет летнего пруда. Я мог видеть в ее глазах как плещутся ее эмоции, словно маленькие рыбки. Она наклонилась и встретила мои губы легким поцелуем, полным нежности.
– Если я заплачу, ты просто обнимешь меня. Неужели там все так плохо?
Я повернул ее, уложил на себя сверху и прижался к ней всем телом.
– Нет. Вовсе нет.
Это была история, которую я не мог рассказать ни одной живой душе.
По крайней мере, не планировал.
Лежа в своем кабинете, под весом самой прекрасной женщины на свете, я попрощался с лжецом из прошлого внутри себя.
И я рассказал ей все.
– Сколько ему осталось жить?
Я задал вопрос, но не готов был услышать ответ, моя голова словно была забита ватой вместо мозгов. Рак. Как у моего младшего брата мог быть рак? Он был так молод, так крепок, так…
Такой невинный.
– Мистер Сильвервел? Мистер Сильвервел? – мне было всего девятнадцать, меня еще никто и никогда не называл мистером.
– Кесвик? – доктор резко произнес мое имя, вырвав меня из размышлений.
Когда он понял, что я его слушаю, он произнес:
– Я знаю, что это тяжело. Но если мы начнем лечение в срочном порядке, как и планировали, он может прожить дольше, чем мы можем предположить.
Конечно, он был неправ.
Но в душе я все еще не терял надежды.
– Как его опекун, – произнес он, оторвавшись от бумаг, – вы можете позвонить, куда следует. Но вам необходимо вначале поговорить с ним.
Ну, конечно же, я поговорил с ним. Я также привлек всю свою блядскую убедительность, чтобы заставить его пойти на лечение. Ему было всего пятнадцать, как он мог НЕ бороться? Я привел ему все возможные аргументы, когда сел напротив него в нашей квартире для разговора.
Он ударил меня.
– Я хочу жить, - сказал он, без намека на страх в голосе. – Я сделаю все, что необходимо для этого, будь это химия или молитва, я согласен на все. – Он посмотрел на меня и улыбнулся так, что стали видны ямочки на щеках. – Какой смысл в жизни, если ты не готов рискнуть всем, чтобы продлить ее?
Я никогда не обнимал его так крепко, как после этих слов.
Он так верил в свои силы… Во все хорошее в этом мире. Как мы могли проиграть?
Страховая компания поведала нам, как это возможно.
– Это не страховой случай, – третий человек по телефону сказал мне это. – Ваши родители вас застраховали по такому плану, и вы не сможете поменять условия. Ваша страховка не покроет лечение данного заболевания. Извините, мистер Сильвервел.
– Но речь же идет не о долбанной бумаге! – я уже кричал в трубку, – вы говорите о человеческой жизни! Это что-то значит для вас?
– Сэр, если вы желаете, я соединю вас со службой поддержки…
– Пошла она на хер, ваша служба поддержки!
Человек на том конце провода выдержал паузу.
– …послушайте, мы не можем вам ничем помочь.
– Не можете или не хотите? – спросил я.
– Не могу, – признался он, и я услышал нотку усмешки в его тоне. – Всего хорошего, сэр.
На этой ноте он повесил трубку, но я потерял дар речи. Я выронил телефонную трубку, она упала на пол и разлетелась на кусочки.
Все для меня потеряло смысл. Как мы можем жить в мире, в котором мальчик – МАЛЬЧИК – должен умереть, потому что страховая кампания решила, что его полис не покрывает лечение от этого заболевания? Как такое возможно?
Еще хуже, что они не могли просто перевести деньги нам. И страховка не покрывала Броди даже основное обследование и процедуры.
В течение последующего месяца мы вели себя как два счастливых брата… Как два человека, раздавленных огромным долгом. Но я экономил деньги, я желал, чтобы мой брат получил необходимое лечение. Даже если оно даст ему пожить еще немного времени, этого было бы достаточно.
Всего бы было достаточно.
В то время я работал кодировщиком в охранной кампании с момента окончания учебы. И, как каждый ребенок, был очарован компьютерами. Они просто были созданы для меня. Они составляли мне компанию на протяжении многих часов и помогали заработать сверхурочные.
Это не имело значения для меня. Ни один из них не имел.
Броди скончался через четыре месяца после первичной постановки диагноза. И до сих пор еще страховая кампания не отмылась от грязи. Они доверили жизнь полису и сами же установили, что смерть Броди была предотвратимой.
Предотвратимой при лечении, которое они отказались оплатить.
Я был сломлен. Не только в финансовом плане, но и эмоционально. Это было ненавистное мной оцепенение, которое я никогда не желал бы более испытать, и даже думать о том, что такое возможно. Как могут люди переживать такое? И потом, как они могут ощущать себя такими ничтожными, чтобы позволить мальчику завянуть и умереть?
Я не желал знать ответа.
Я хотел наказать их.
Меня взбудоражило, как просто оказалось найти информацию в каком банке страховая кампания «Кродан» хранит свои сбережения. Еще проще оказалось, выяснить, как взломать систему банка «Старый Камень». Я просто скопировал с сайта плагин кодировщик, и он подошел.