О том, что Иосиф Виссарионович забирает почту, сразу становилось известно некоторым руководящим товарищам, в первую очередь Берии. Подобные «ревизии» вызывали большое беспокойство: вдруг попадется в письмах такое, о чем «хозяину» не следовало бы знать! И попадалось. И крепко доставалось виновным. В годы войны такие «ревизии» случались редко, но после Победы опять обрели регулярность. Особенно после того, как были опубликованы труды Сталина о языкознании, об экономических проблемах социализма. Иосиф Виссарионович требовал, чтобы все письма с вопросами по этим работам, с критическими замечаниями обязательно доставлялись ему. На некоторые отвечал.
Ксения, как звали позвонившую женщину, являлась поднаторевшей регулировщицей в многообразном потоке писем, точно знала свои обязанности и границы своих возможностей. Так что же подвигло ее на очень рискованный шаг, на нарушение служебных рамок? Глубокая порядочность? Вера в то, что я не подведу? Письмо, которое она принесла, оказалось воистину из ряда вон выходящим. Даже у меня, видавшего виды, от негодования, от омерзения кровь прихлынула в голову, запылали щеки.
Обращение обычное: "Дорогой товарищ Сталин!" А дальше, почти дословно, было так… "Когда это письмо дойдет до Вас, меня уже не будет среди живых. Оставила записку маме и сынишке, чтобы не искали. Сейчас опущу конверт, сяду на электричку, чтобы подальше от дома, а там как Бог пошлет. Только бы дошло письмо до Вас, только бы Вы услышали этот мой крик и раздавили страшных ядовитых змей!.. До прошлой зимы я жила хорошо, даже очень хорошо, как теперь понимаю. Если трудности, то как у всех. И веселая была, и красивая, чему и радовалась, на свою беду… Мой муж-офицер служит на Кавказе. Зимой он переслал попутным самолетом две посылочки. Одну моей заболевшей маме, а другую просил меня завезти жене своего фронтового товарища и бывшего командира подполковника Щирова Сергея Сергеевича, Героя Советской страны (так было в письме. — Н. Л.).
Поехала по указанному адресу. Там, в просторной квартире, меня встретила жена Щирова по имени Софья, по отчеству, кажется, Иосифовна, и ее сестра Лидия. Молодые, красивые, похожие друг на друга, особенно фигурами, привлекательность которых подчеркивали хорошо пошитые платья. А еще там был полковник с пронзительными глазами на смуглом лице, очень галантный, со слащавой улыбочкой. Зовут его Рафаэль Семенович, а фамилия Саркисов, это я узнала позже. Он меня рассматривал как товар на базаре, разве что в рот не заглядывал. Будто раздевал взглядом. Сказал сестрам: "Вы остаетесь, со мной поедет она (это значит я). Провожу ее домой". Распорядился таким тоном, что никто не мог возражать.
Машина у него была черная, большая, в таких раньше не ездила. Шофер отделен стеклом и занавеской. Саркисов расспрашивал о семье, о муже, обещал помочь перевести его ближе к Москве, но при определенных обстоятельствах. Спохватился, что ему срочно нужно на узел связи, поговорить со штабом Закавказского военного округа, и попросил меня подождать несколько минут. Мы проехали за высокий забор мимо охранников. Саркисов оставил меня в пустой комнате, похожей на приемную перед кабинетом, а сам исчез. Там тихо и никого не было. Только два раза через комнату прошел из двери в дверь какой-то толстый человек в черном костюме. Смотрел на мои ноги и нижнюю часть тела. Где-то я его видела, но вспомнить не могла. Потом появился Саркисов, веселый и довольный. Отвез меня домой, а на прощание сказал, что я понравилась очень важному лицу и чтобы завтра к шести вечера была "помыта, одета и готова к свиданию", — он так и выразился. Я возмутилась, но он оборвал меня. Спросила, куда надо ехать, а он усмехнулся: "В театр, на представление".
Саркисов позвонил в квартиру в шесть, как и назначил. Я сказала, что никуда не поеду. А он объяснил, что я понравилась Лаврентию Павловичу Берии и это большая честь провести с ним вечер. Только дура может не понять, что не ехать невозможно, все равно отвезут. Если поеду по-хорошему, то будет для меня большая польза. А нет — крупные неприятности. Для начала муж узнает, что год назад я встречалась и сожительствовала с майором К. Это правда, было у меня такое увлечение, несколько ночей провела с К., так что слова Саркисова на меня подействовали… Ну, а если уж очень буду упорствовать, то муж окажется без должности, а я с матерью лишусь московской прописки — была у нас такая сложность. Вот и решай: либо провести вечер в узком кругу, и тогда все к твоим услугам, либо полный крах во всем. Возможности у него, у Саркисова, неограниченные. Но я больше всего испугалась, что муж узнает о моей связи с майором К. И согласилась.
Первое время было противно и мучила совесть. Потом свыклась. Успокаивала себя тем, что свидания с Лаврентием Павловичем — неизбежность, что делаю это ради благополучия семьи. Ну и вообще: не я одна такая, у других женщин тоже бывают сожители, особенно если женщина по нескольку месяцев не видит своего мужа. Начальник охраны Берии полковник Саркисов или его помощник-армянин приезжали за мной примерно раз в неделю. Потом все реже. Видно, я надоела Лаврентию Павловичу своей бесстрастностью и всякими просьбами. Он чередовал меня с Софьей Щировой и Лидой, а может, и с другими женщинами. Он падкий на разнообразие. Однажды при расставании зевнул и сказал Саркисову: "Совсем холодная, без огня. Поделись своим мнением". Я не обратила внимания на эти слова, вспомнила лишь потом, когда в ту же ночь Саркисов силой взял меня у себя на даче, поступил со мной гадко, зверски, как никогда не бывало. Это было омерзительно, и я осознала, что качусь в пропасть. Впервые пришла мысль сразу освободиться от всех пут.
Но это еще не все. С дачи увез меня офицер-армянин. Я была потерянная, полуживая, насильно напоенная вином. Офицер сказал, что в таком виде нельзя являться домой, что я должна принять лекарство и отдохнуть. Доставил меня в какую-то квартиру, дал чего-то выпить, а потом поступил со мной так же омерзительно, как и его начальник. И пригрозил: он знает, в какой школе учится мой сын, и даже расписание уроков. А перед школой улица с большим автомобильным движением. Бывают несчастные случаи.
Кто-то из них «наградил» меня дурной болезнью, не самой страшной, но что я скажу врачу, да и время потребуется на лечение, а через неделю приезжает муж. Я вся в грязи, все у меня сломано, изгажено, я противна себе. Поэтому и покончу с собой на рельсах или в речке. Страха нет, избавлюсь от мучений, избавлю от бед своих близких. Но как же те распутные негодяи, они будут наслаждаться, будут губить другие души и тела?! Последняя моя надежда на Вас, товарищ Сталин, очень хочу верить, что Вы получите это письмо и узнаете горькую правду.
Не называю себя, боюсь, что письмо попадет в чужие руки и это отразится на моем сыне, на муже и на маме. Изверги способны на все. Но уже нельзя повредить Сергею Сергеевичу Щирову, он уже не подполковник, не Герой и вообще исчез неизвестно куда. Поэтому пишу о его страшной истории, которую легко проверить. Он заслуженный, про него все не утаишь, как про меня. В конце 1944 года его, командира авиаполка, отозвали в Москву на новую должность в Управлении Военно-воздушных сил. Жена Щирова говорила мне, что как сам Василий Иосифович Сталин хотел, они учились вместе в Качинской школе летчиков. Приехав в Москву, Сергей Сергеевич встретил свою Софу, очень ее полюбил и женился. А вскоре случилось несчастье. Ее увидел на улице проезжавший Берия и приказал Саркисову забрать привлекательную женщину. Увез домой на Садовое кольцо. А потом добрался до Лидии, сестры. Но Софья ему нравилась больше, у нее ноги полней и бедра пошире. Софья даже специально худела, чтобы Берия отстал. Он действительно блудил с Лидией, с другими, но когда Софья поправлялась, опять присылал за ней.
Муж, конечно, узнал, это была драма. Он отважный, горячий, и любил очень, а что мог поделать?! Даже сказать нельзя, сразу бы рот заткнули. Он вроде умом тронулся. Это Софья тайком делилась со мной, когда узнала, что я тоже попала в сеть. Мы в спальне на Садовом кольце однажды столкнулись, Лаврентий Павлович в тот вечер сразу двух захотел. Мы вроде подружками по несчастью стали.