Иосиф Виссарионович был удивлен, услышав предложение Кузнецова. Сразу понял, какую пользу может принести намеченная операция, если закончится успешно. Но велика ли надежда на успех? Задал много вопросов, дабы убедиться, что все взвешено, подготовлено. Поинтересовался, кто поведет морских орлов. Кузнецов ответил: опытный флотский летчик Евгений Николаевич Преображенский.

Разрешение было получено. И вот в 21 час 7 августа 1941 года пятнадцать крылатых машин 1-го минно-торпедного авиационного полка стартовали с аэродрома на острове Эзель. Набрали высоту более шести тысяч метров. Температура в кабинах самолетов упала до 40 градусов ниже нуля. Управлять бомбардировщиками было трудно, зато на такой высоте менее опасны вражеские ночные истребители, да и огонь зениток не так страшен.

На подходе к Штеттину обнаружили гитлеровский аэродром. Там включались и гасли посадочные прожекторы, аэродром принимал самолеты. Советских бомбардировщиков сочли за своих. Замигали огни — предложение на посадку. Разнести бы в клочья это осиное гнездо, но впереди была более важная цель. Еще полчасика, и появилось на горизонте быстро разраставшееся пятно света. Берлин даже не был затемнен: ведь Геринг клятвенно заверил немцев, что на столицу рейха не упадет ни одна бомба!

Трудно сказать, кто больше волновался в ту ночь — инициаторы или исполнители, летчики, приближавшиеся к Берлину, или адмиралы Кузнецов и Алафузов. Беспокоились все, кто посвящен был в операцию, в том числе и Сталин. Я находился в Наркомате ВМФ, готовый сообщить Иосифу Виссарионовичу поступавшие новости. Но их долго не было, действия летчиков стали во всех подробностях известны нам позже.

Полковник Преображенский аэронавигационными огнями дал команду экипажам рассредоточиться и каждому выходить на свою цель. Под крыльями столица врага! По линиям фонарей прослеживались улицы, при свете луны хорошо видна была река Шпрее. И ни единого выстрела, ни одного прожекторного луча. Если противовоздушная оборона и «засекла» самолеты, то продолжала считать их своими.

Тяжелые бомбы понеслись к земле. В центре города вспыхивали разрывы. Берлин сразу погрузился во тьму, зашарили по небу лучи, переплелись в воздухе трассы зенитных снарядов. Но было уже поздно, самолеты ложились на обратный курс.

Через несколько часов Николай Герасимович, не скрывая радости, сам доложил Сталину, что первая бомбардировка вражеской столицы завершилась полным успехом и машины вернулись на свою базу. Иосиф Виссарионович был очень доволен, распорядился представить участников операции к наградам, а наиболее отличившихся — к званию Героя Советского Союза. Что и сделал Николай Герасимович с большим удовольствием.

Для фашистов удар по Берлину был полной неожиданностью, они даже не разобрались, что произошло. В немецких газетах появилась информация: "Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито шесть английских самолетов". Военное руководство Великобритании, предполагая какой-то подвох, опубликовало официальное разъяснение: "Германское сообщение о бомбежке Берлина интересно и загадочно, так как 7–8 августа английская авиация над Берлином не летала". А пока на западе судили да рядили, что к чему, по столице рейха был нанесен еще один удар, затем еще. По всему свету разнеслась удивительная новость: русские бомбят Берлин!

Так и было! Фашистские армии приближались к Москве и Ленинграду, гитлеровцы готовились отметить скорую и окончательную победу. Они утверждали, что русская авиация полностью уничтожена, и вдруг эта «уничтоженная» авиация почти каждую ночь сбрасывает бомбы на фашистский город, пугая врагов и радуя друзей Советской страны. Немцы предприняли много усилий, чтобы не допустить бомбардировщиков к своей столице. Опасность поджидала советских летчиков повсюду: в берлинском небе, над морем, даже на своем аэродроме, к которому прорывались вражеские самолеты. Флотские авиаторы несли потери, но вновь и вновь отправлялись в далекие рейды.

Налеты на Берлин продолжались до 5 сентября, до той поры, когда пришлось оставить Таллин и базу на Эзеле. Эффект был велик, особенно психологический. Может быть, впервые тогда в Германии люди начали задумываться: куда же ведет их Гитлер со своими сообщниками? Не наступит ли расплата за все то, что совершают фашисты? [9 мая 1945 года на праздничном построении личного состава минно-торпедного авиационного полка будет зачитана телеграмма, присланная комендантом поверженного Берлина генерал-полковником Н. Э. Берзариным. Торжественно прозвучат слова: "Вы первыми начали штурм логова фашизма с воздуха. Мы его закончили на земле и водрузили Знамя Победы над рейхстагом. Поздравляю вас, балтийские летчики, с Днем Победы и окончанием войны". Но до этого было еще так далеко! (Примеч. автора)]

15

8 августа, день первого налета на вражескую столицу, запомнился мне еще двумя разновеликими, но существенными событиями. Ставка Верховного Командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования с некоторыми изменениями ее структуры. А Верховным Главнокомандующим отныне стал Иосиф Виссарионович Сталин, назначенный на этот пост Президиумом Верховного Совета СССР и сосредоточивший в своих руках все бразды власти. Окончательно сложился высший военный орган, не претерпевший потом существенных изменений до полного разгрома фашистской Германии.

В тот же день Сталину был доложен проект приказа Военно-инженерного управления о немедленном развертывании строительства оборонительного рубежа и специальных заграждений внешнего пояса обороны Москвы. Увы, возникла такая необходимость. Я предварительно познакомился и с проектом приказа, и с приложенной к нему картой. Начинаясь от Тарасовки, рубеж проходил по линии Хлебниково, Черкизово, Нахабино, Павловская Слобода, река Истра, Знаменское, Борки, Перхушково, Плещеево, Красная Пахра, Сергеевка, Домодедово. Такие знакомые, дорогие места — даже дрогнуло сердце. Здесь когда-то совершали мы полевую поездку под руководством Алексея Алексеевича Брусилова. Здесь, на Истре, провели мы жаркий летний день с Иосифом Виссарионовичем и его женой, смею сказать — счастливый памятный день с купанием, с шашлыком у костра. В Знаменском вообще каждый бугорок нам известен. А теперь там по глубокому лесистому оврагу протянется рубеж, дача Молотова останется по ту сторону фронта, а дача Сталина и мой домик — по эту, ближе к Москве. Надо хоть Катину гору-то, любимое место мое и Иосифа Виссарионовича, не разрыть, уберечь… Я передвинул на карте линию несколько западнее, к Успенскому, выделив противотанковый ров, начинающийся от реки. Иосиф Виссарионович, сравнивая потом мой варианте проектом Военно-инженерного управления, сразу и без слов понял меня, внес поправку.

Дело есть дело, надо смотреть вперед, готовиться не только к хорошему, но и к самому худшему. Я понимал это, и все же знакомство с проектом внешнего оборонительного пояса Москвы вызвало очень неприятное ощущение, оставило горький осадок. И у Сталина тоже. Но проект был утвержден, приказ был отдан, строительство началось.

16

Наказанье Господне, свыше ниспосланное Иосифу Виссарионовичу, — его сын Яков Джугашвили. Много разных неприятностей доставил он отцу, но главная, самая потрясающая неприятность была, оказывается, впереди. Напомню: весной 1941 года Яков Иосифович окончил Артиллерийскую академию имени Ф. Э. Дзержинского. Поскольку поступил он туда не по собственному желанию, а по совету отца, то и особого старания к занятиям не проявлял, что и отразилось в оценках. И с ними мог бы, конечно, в любом штабе «окопаться», но Яков, человек искренний, честный, не эксплуатировавший свою фамилию, по мере возможности умалчивавший, что он сын Сталина, и в тот раз поступил, "как все". Получил направление на должность командира батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й танковой дивизии.

Уместно заметить: в ту пору многим выпускникам военных академий сразу же присваивались звания, соответствующие тем штатным должностям, на которые их направляли. Старший лейтенант Яков Джугашвили занял, как видим, капитанскую должность, однако в звании его не повысили. Были, конечно, люди, стремившиеся «позаботиться» о сыне вождя, — это подтверждается документами. Вот вывод из аттестации, данной старшему лейтенанту Я. Джугашвили перед окончанием академии: "За время прохождения войсковой стажировки на должности командира батареи выявил себя подготовленным. Достоин присвоения звания капитан. Командир 151-го учебного отделения полковник Сапегин". Однако другой, более опытный и принципиальный начальник, учитывая вероятно, что Джугашвили прежде в войсках не служил, не убоялся начертать резолюцию: