Представьте себе юную девушку с присущей этому возрасту стыдливостью, застенчивостью. А за ней по пятам всюду следует охранник-мужчина. Мало ли что может случиться: резинка у чулка отстегнулась, да просто, извините, пукнуть приспичило, терпенья нет. А в двух шагах от тебя, как привязанный, торжественно шествует охранник.

В школе у Светланы имелась отдельная комната рядом с кабинетом директора. Краснея под любопытными взглядами, девушка обязана была укрываться там до и после уроков, проводить перемены. В этой комнате, в одиночестве, ела она проверенный (не отравлен ли!) завтрак или просто скучала у окна. Ни с одной ровесницей не могла она подружиться, ни с одним мальчишкой не прошлась, держась за руку. Чувства и переживания, свойственные ее возрасту, не получали у Светланы никакого выхода: нагнетались, копились и загнивали. Будь Светлана красавицей, а еще лучше красивой дурой (такое сочетание является наиболее распространенным), дела обстояли бы проще. Шествовала бы она мимо людей, мимо других девушек с гордо задранной головой, преисполненная чувства собственного достоинства. Но Светлана сознавала, что она не отличается привлекательностью, что внешне она не хороша. В молодости сие воспринимается очень болезненно (пока не поймешь, что это — не самое главное), очень угнетает, особенно если вокруг тебя здоровые, красивые, самоуверенные, молодые люди.

Получив от бабки и от матери обостренный женский потенциал, Светлана, увы, не унаследовала привлекательности, русско-цыганской яркости Аллилуевых, рельефной фигуры. Рыжеватая, худенькая, бесцветная, она не привлекала мужского внимания. Лицо заурядное, фигура плоская: ни груди, ни бедер. И ноги — только для ходьбы, а не для любования.

Такая внешность — и страстное, раздирающее желание нравиться. И постоянное сомнение в возможности этого. И охранник за спиной, сковывающий своим присутствием каждое движение, пресекающий все встречные взгляды. Вполне достаточно оснований, чтобы утратить и жизнерадостность, и надежды, и душевное равновесие.

Всем своим существом Светлана ждала встречи с тем, кто обратит на нее внимание, не побоится ее положения, пробьет окружающую ее стену. Полураскрытая роза тянулась к поцелую. Весьма благоприятным было такое ее состояние для вторжения авантюриста, наглеца или человека, стремившегося достичь корыстных целей. "Возьми — я твоя!" Так и будет, когда появится смекалистый, бойкий, видавший виды (тертый и потертый) кинорежиссер Леля Каплер. Это случится позже, во время войны. А сейчас вернемся к основной линии нашего повествования. Видя, как мучается Светлана, какой ненормальный образ жизни вынуждена вести, я старался держать свою дочь подальше от нее и вообще от подросших «кремлевских» детей. Определил в обычную школу, и она училась там, равная среди равных, не чувствуя себя ни униженной, ни вознесенной.

В лице дочери много черт, доставшихся от матери. Рассудительность, доброта и тактичность — тоже от нее. Хочу, чтобы от меня унаследовала любовь к Великой России — колыбели многих народов, мою добросовестность и аккуратность. И еще стремление, которое так четко выразил светлой памяти генерал Драгомиров: "Никогда не выделяться; больше значить, чем казаться".

Думаю, дочь хорошо помнит сей афоризм. И надеюсь, вслед за мной она еще скажет свое слово.

17

Задала моя умница задачку нелегкую. Спросила:

— Папа, Яков Иосифович ведь сын Иосифа Виссарионовича? Сын Сталина, верно? И Светлана с Васей тоже Сталины. А дядя Яша почему-то Джугашвили?

— У них были разные мамы.

— Значит, у дяди Яши мамина фамилия?

— Нет, нет. — Я принялся объяснять и даже на бумаге начертал своеобразную родословную. В этом мы разобрались быстро, только главное ни она, ни я не могли уразуметь: почему Иосиф Виссарионович взял себе именно этот псевдоним, не какой-то другой.

Думать-то приходилось, да только вскользь, без особого любопытства. Дело в том, что я, хоть и знал когда-то ратника ополчения первого разряда Джугашвили, совершенно не воспринимал Сталина с этой настоящей фамилией. Очень уж удачен был псевдоним, отвечавший и облику, и внутреннему содержанию, всей сути Иосифа Виссарионовича. Короткое четкое слово — и все понятно, непоколебимо-просто. Играло роль и то, что легко и естественно сочетался этот псевдоним со словом «Ленин». Партия Ленина — Сталина. Или Ленин — Сталин: звучит в унисон, вторая фамилия словно бы продолжает первую.

Однажды у нас с ним зашел разговор о псевдонимах, но я не придал значения беседе, не записал слова Иосифа Виссарионовича — другим был занят. Мы возвращались тогда поездом с Кавказа, отдохнувший Сталин был мягок, задумчив, распахнут, что ли, охотно предавался воспоминаниям о том, как скрывался от царской охранки. Я сказал, что ему, наверное, помогал псевдоним, сбивавший со следа ищеек. Сталин отвечал примерно так: "Это и верно, и не совсем верно. По-настоящему я сменил фамилию только один раз, когда понял, что этого требует революционная работа. Написал я статью, обращенную к пролетариату всей России. Значит, прежде всего — к русским, украинским, белорусским рабочим, потому что их было большинство. И к финским рабочим, и к латышским, и к польским. А фамилия — Джугашвили. Слишком трудная для восприятия, тем более для не очень грамотного человека. Чуждо звучит. Что за автор под такой фамилией, чему он научит? Оставаться Джугашвили, значит, оставаться прежде всего грузинским революционером. А коммунизм — будущее всех народов, коммунизм интернационален".

Я спросил: "Псевдоним Сталин — не созвучно ли с Лениным?" — "Почти, весело улыбнулся Иосиф Виссарионович. — Действительно, мне хотелось, чтобы это слово подчеркивало близость и верность Ильичу. Но только с одной стороны. — И резко, как это он умел, переменил тему разговора: — Вам нравится такая фамилия?" — «Да». — "Мне тоже!" — засмеялся Иосиф Виссарионович и прервал беседу.

Но почему все-таки Сталин? Он ведь скрывался и под другими фамилиями, ставил другие подписи под своими печатными работами. Перечислим хотя бы основные: Намерадзе, Бесошвили, Гелашвили, Като, Коба. Тут имеется определенная ясность: нечто свое, близкое. Хотя, разумеется, в каждом отдельном случае была особая причина.

Не вызывала у меня вопросов и фамилия Иванович, с которой он отправился в свое время за границу на съезд партии. Конспирация: выдавал себя за югослава, тем более что и внешностью был схож. Но ведь был еще и псевдоним Чижиков — почему? "Это случайность", — равнодушно ответил на мой вопрос Иосиф Виссарионович. Ну, ладно — случайность. А откуда же Стефин? От Стефы? А Солин? От слова «соль»? Лишь с 1913 года, отбросив навсегда другие фамилии, он оставил себе единственную — И. Сталин.

Заинтересовавшись псевдонимами двух вождей, мы с дочкой решили сначала выяснить, откуда взялась фамилия Ленин: может, это приоткроет нам кое-что? Вот ведь нашли себе хобби… Как известно, псевдонимов у Владимира Ильича было великое множество, около сотни. Охотно и часто подписывал он свои работы фамилией Ильин — в честь отца. А псевдоним Ленин появился первый раз в январе 1901 года, вскоре было подписано письмо, отправленное им из Мюнхена Плеханову. В феврале того же года новый псевдоним оказался и под статьей "Г. г. «критики» в аграрном вопросе. Очерк первый". Статья была опубликована в журнале «Заря». А потом появилась брошюра Ленина "Что делать?", поднявшая много шума, вызвавшая особое внимание. В департаменте полиции на эту книжку и на ее автора было заведено специальное досье. С той поры псевдоним Ленин стал для Владимира Ильича главным на всю оставшуюся жизнь, с ним он вошел в мировую историю.

Старые большевики, в разговорах с которыми доводилось касаться этой темы, так или иначе связывали псевдоним с сибирской ссылкой Владимира Ильича. Кто-то утверждал, что в Шушенском он спас тонувшую девочку. Ее звали Леной. Вот и врезалось в память это имя. Однако известно и другое: молодой Ульянов принадлежал к числу людей, для которых ничто человеческое не чуждо. Одно время и довольно основательно увлекался он миловидной Еленой (слышал я утверждение, что она была полькой, полячкой). Свадьба с Надеждой Константиновной могла бы и не состояться. Но даже и после свадьбы, возможно, остались в душе какие-то чувства.