— Может, у вас очень короткая память, товарищ Ежов? — перевел на него отяжелевший, похолодевший взгляд Сталин. — У вас есть возможность ее освежить. Вы практически обезглавили Ростовскую партийную организацию. И другие наши организации. Николай Алексеевич, — повернулся вдруг он ко мне. — Сколько военных работников арестовано за последний год?

— С мая прошлого года, со дня процесса над группой Тухачевского, сорок тысяч человек.

— Вы слышали, товарищи, сорок тысяч! Это не борьба за чистоту наших рядов, это огульное избиение кадров. Я подозреваю, что к военным работникам применялись те же методы, что и в Ростове. Из них вышибали показания, которые нужны были Ежову. Во всем этом надо глубоко разобраться…

Не знаю кому как, а мне стало ясно: песенка Николая Ивановича Ежова, "кровавого карлика", была спета. Может, еще и побултыхается на поверхности какое-то время, но он уже обречен. Сталин начал поднимать "откатную волну"; опыт в этом деле у него имелся большой. Устроив спектакль, Иосиф Виссарионович достиг нескольких целей. Выдающийся советский писатель воочию убедился, как тщательно и объективно разбирает Политбюро сложные вопросы, как заботится о людях, о справедливости сам Сталин.

Еще вот что. Ежов, конечно, допустил грубейшую ошибку, из числа тех, которые не прощал Иосиф Виссарионович. Один раз он уже выступал в защиту Шолохова и его друзей. Выбор Сталина был ясен. А Ежов, ослепленный злобой, опьяненный властью, решил поступить по-своему, выбрал окольный путь, чтобы расправиться с Шолоховым. Не посчитался с мнением Сталина, вышел из подчинения и тем самым вынес себе приговор. Да и вообще пора, пора было убирать Ежова, он слишком много знал, слишком одиозной стала эта фигура. Он сыграл свою роль, хватит.

Вскоре Николай Иванович Ежов был арестован вместе со своими многочисленными соратниками и помощниками. Почти все они были расстреляны.

В узком кругу Иосиф Виссарионович, словно подводя окончательную черту, сказал о Ежове категорически:

— Это двурушник и скрытый агент империализма.

— Но почему? Как же так? — вырвалось у меня. А Сталин объяснил охотно:

— Ежов маскировался тем, что беспощадно уничтожал якобы наших врагов, а на самом деле истреблял подряд всех партийцев, в том числе искренне преданных нам. И в то же время пригревал и покрывал вражеское гнездо, свитое в собственном доме. Его жена Евгения Соломоновна, являвшаяся по совместительству любовницей литератора Исаака Бабеля, создала у себя на квартире в Кисельном переулке, под самым носом у руководства НКВД, притон и приют для заядлых троцкистов. Как Ежов мог не знать об этом? О враждебных нам сборищах на его квартире?.. Он перестал служить Советскому государству и начал сотрудничать с нашими врагами. И теперь понес заслуженное наказание, — удовлетворенно закончил Сталин.

Могу добавить только одно. Евгения Соломоновна покончила с собой, едва узнала об угрозе ареста. Боялась, значит, расплаты. Это все, что мне известно. О ее деятельности, о ее роли в судьбе Ежова, о степени ее вины судить не берусь.

В декабре 1938 года Народный комиссариат внутренних дел возглавил Лаврентий Павлович Берия. О его делах речь впереди, а сейчас хочу, к месту, сказать вот о чем. У меня сложилось такое впечатление, что Сталин с самого начала не был полностью убежден в виновности Тухачевского, Уборевича, Якира и других военных руководителей. Его одолевали сомнения. Вспоминается такой факт. В Кремле состоялось совещание высшего комсостава РККА, на котором обсуждался процесс по делу изменников Родины. Присутствовали командиры, недавно вернувшиеся из Испании. Почти все выступавшие говорили о бдительности, о том, что они подозревали тех, кто теперь осужден.

Но вот слово дали Кириллу Афанасьевичу Мерецкову. Все присутствовавшие, в том числе и Сталин, хорошо знали, что Мерецков долго служил вместе с Уборевичем. Ждали, что Мерецков начнет каяться, рассказывать о своем недоверии к Уборевичу и так далее. А он заговорил совсем о другом, о боевом опыте, который получен в Испании и требует обобщения и распространения. В зале раздавались недовольные реплики, кто-то крикнул: "Говори о главном!", а Кирилл Афанасьевич продолжал развивать свою тему. Обстановка накалялась. Вмешался сам Иосиф Виссарионович, спросил Мерецкова, как он относится к повестке дня совещания? А Кирилл Афанасьевич ответил такими словами, что многие, наверно, втуне пожалели его:

— Удивляюсь товарищам, которые говорили здесь о своих подозрениях и недоверии. Если они подозревали, то почему же раньше молчали? Это странно. А я Уборевича ни в чем не подозревал, безоговорочно ему верил и ничего плохого не замечал.

Зал замер: все, конец Мерецкову! А Иосиф Виссарионович произнес доброжелательно:

— Мы тоже верили. Вы честный человек, товарищ Мерецков, и я вас правильно понял. А ваш испанский опыт не пропадет, вы получите более высокое назначение.

И действительно — получил. Вот ведь как обернулось! А после ареста Ежова Иосиф Виссарионович приказал тщательно расследовать, как готовился процесс над группой Тухачевского-Уборевича. Были допрошены все, кто вел следствие, кто имел отношение к суду. Сразу выяснилось, что арестованные подвергались пыткам, что признания были вырваны силой, в них много путаницы, что ни один пункт обвинения фактически не доказан. (Документы абвера, полученные через Бенеша, при этом не упоминались.) Расследование показало, что все выдвинутые против Тухачевского и Уборевича — подтасовка и ложь, что преступники не они, а те, кто готовил процесс. Их, этих преступников, следователей ежовского клана, судили и ликвидировали. Но, увы, при этом пострадавшие военачальники не были оправданы, реабилитированы. Почему? Может, на Сталина продолжало влиять досье абвера? Или не хотел признавать, что допустил большую ошибку? Сталин — не ошибается! В политике ведь так: выбирают вариант, который не обязательно справедлив, но обязательно выгоден.

6

Знаете, кто, по мысли Сталина, должен был сменить Ежова на посту Наркома внутренних дел? Тридцатичетырехлетний, полный сил и энергии, прославленный летчик Валерий Павлович Чкалов, известный своим мужеством, честностью, прямотой. На первый взгляд такая идея может показаться странной, однако меня она не удивила, я, как всегда, постарался понять, что же двигало Иосифом Виссарионовичем? Его странное, почти мистическое отношение к небу, к авиаторам, которые, как он считал, приносят ему удачу, умножают своими достижениями его славу?! Но это лишь одна, эмоциональная сторона. Важнее другое. Чкалов пользовался любовью и уважением народа, он мог бы укрепить пошатнувшийся авторитет НКВД, ставшего чуть ли ни пугалом, мог навести порядок в этой сложной организации: с ним пришли бы новые люди, которые убрали бы соратников Ежова, скомпрометировавших себя чрезмерным усердием и слишком много знавших. Чкалов освободил бы тех, кто ни в чем не виновен, а это опять же было выгодно Сталину, говорило бы о его стремлении к справедливости. При всем том репрессивные органы, контрразведку продолжал бы курировать от ЦК Лаврентий Павлович Берия, надежный слуга Иосифа Виссарионовича. Если кого и не устраивал такой вариант, то лишь Берию, который боялся быть отодвинутым на второй план.

Наверно, была бы большая польза, если бы Чкалов действительно возглавил Наркомат внутренних дел. В принципе он дал согласие на это, испросив разрешение сначала провести испытания нового военного самолета И-180, прекрасной машины, которая могла превзойти немецкий «Мессершмитт-109». Чкалов даже начал приобщаться к своей будущей должности, бывал на судебных процессах, высказал свое недоумение, свое несогласие с некоторыми приговорами, считая их необоснованными. И не кому-нибудь высказал, а самому Сталину. Я не знаю подробностей той долгой вечерней беседы, но Поскребышев с возмущением говорил потом, что Чкалов выскочил от Сталина раздраженный, демонстративно хлопнув дверью.

Этот хлопок дорого обошелся прославленному летчику. Я не думаю, что Сталин давал какие-либо указания о его дальнейшей судьбе, но уж Берия-то не упустил возможности, открывшейся в связи с тем, что отношение Сталина к Чкалову резко изменилось. 15 декабря 1938 года Валерий Павлович, проведя первый испытательный полет на И-180, разбился, не дотянув нескольких сотен метров до аэродрома: двигатель отказал из-за переохлаждения. Случайность? Возможно. Однако, как выяснилось впоследствии, если бы "не сработала" эта случайность, дали бы себя знать другие. Они ожидали Чкалова не только в испытательном полете, но и на охоте, куда он намеревался отправиться. Вряд ли смог он разорвать сжимавшееся вокруг него кольцо. Но это — для документального детектива. Берия, во всяком случае, остался тогда доволен. Он, а не Чкалов, возглавил Наркомат внутренних дел.