— После этого Сент-Экзюпери впервые разочаровался во взрослом мире. И он никому не рассказывал о рисунке, пока его самолет не упал в пустыне Сахаре, где он и повстречал Маленького принца. Первыми словами принца были: нарисуй мне овцу. Сент-Экзюпери никогда не рисовал овец, поэтому нарисовал удава со слоном в желудке, но Маленький принц (угадав, что нарисовано) сказал, что слоны слишком велики для его маленькой планеты. Ну, и вот, потерпев ряд неудач в попытках нарисовать овцу, Сент-Экзюпери нарисовал ящик, и Маленький принц пришел в восторг.

Девушка в турецкой блузке и оранжевой юбке танцевала с англичанином, у которого волосы были до плеч. Симона догадалась, что он англичанин, потому что у него был острый нос. После немцев она больше всего ненавидела англичан.

— Почему он пришел в восторг?

— Потому что в ящике была овца, — объяснил Роберт. — Спящая.

Что-то подсказало Симоне, что в конце концов Фингерхуд может оказаться не таким уж и НОРМАЛЬНЫМ, но вслух она сказала:

— Понимаю.

— Понравилась сказка?

— Это конец?

— Нет, она очень длинная, но на сегодня хватит. Сказки должны быть короткими. Не хотите заехать ко мне? У меня есть бутылка хорошего шампанского.

Симоне понравилось, что он не теряет времени. Она одобряла прямой натиск. Чего тянуть резину? Зачем бесплодно думать о неизбежной катастрофе?

— Подождите, — сказала она. — Я возьму пальто.

— Так быстро вы не уйдете, — встревоженным голосом хозяйки сказала Анита. — Вечеринка только начинается.

— Мы едем к нему, — прошептала ей в ухо Симона. — И ты знаешь, зачем, моя дорогая мисс Норформс.

— Ты неисправима.

— Это твое новое еженедельное слово?

Роберт помог Симоне надеть пальто, а Анита озабоченно думала, не означает ли это начало массового исхода. Они стояли в прихожей, когда раздался звонок в дверь и вошел блондин в форме гражданского пилота с сумкой в одной руке и бутылкой джина «Бифитер» — в другой.

— Джек! — закричала Анита.

— Привет, милая. — Он поцеловал ее в щеку. — Извини, что так поздно, но вылет отложили. Потом задержки в пути. Так что я прямо из аэропорта. Что еще ты хочешь знать?

Здесь он заметил стоявших рядом Симону и Роберта.

— Так-так. Доктор и малышка. Боже, что за сочетание!

— Привет, Джек, — сказала Симона и снова решила, что у него слишком тонкие губы. Он, наверное, проделывает с Анитой такие садистские штучки, о которых она даже и не слышала.

— Неприятно уходить сейчас, — сказал Роберт.

— Ты уходишь со славной девчушкой, — ответил Джек.

— А ты откуда знаешь? — спросила Симона.

— Анита рассказывала о программисте.

— Каком программисте? — спросил Роберт.

— Неважно, — ответила Симона и с ненавистью посмотрела на Аниту. — Пойдем.

У Аниты язык, как помело, и она ни черта не понимает в мужчинах. Симона, например, и представить себе не могла, что Анита нашла в Джеке Бейли, который, как она помнила, ни разу не сказал ничего путного. Но Анита говорила, что он все компенсирует в постели.

— Что такое особенное он делает? — спрашивала Симона, но Анита молчала.

Симона, однако, заметила, что после ночи с Джеком у Аниты всегда были синячки на руках.

— Откуда эта пакость? — спрашивала Симона. — Он тебя щиплет?

Анита сначала отрицала это, а потом просто замкнулась, что еще больше разожгло любопытство Симоны. Может, у него есть щипчики, и он терзает нежное тело Аниты, но зачем это делать, какое в этом удовольствие, Симона понять не могла. Лично ее Джек Бейли в постели совершенно не интересовал, даже если член у него огромный, как она подозревала. Когда они жили с Анитой, то обычно Анита уходила на квартиру к Джеку. Если бы они занимались любовью на зеленой кушетке Аниты, Симона подсмотрела бы в замочную скважину, чтобы получить полное представление обо всем, и она очень, очень жалела, что не может попросить Аниту устроить ей бесплатный спектакль. Дело в том, что сексуальная жизнь других людей притягивала ее. Может, именно поэтому она так долго таскалась к фотографу: оба они были вуайеристами, хотя по сравнению с ним Симона была несмышленышем. Когда полицейские допрашивали ее в связи с убийством (все было, как в кино), она сказала, что масса девушек могла пришибить его, но полиция ошибается, если считает виновной ее. Дело в том, объясняла Симона детективу, что им следует сосредоточиться на девушках, лишенных вуайеристских наклонностей. У них больше причин всадить пулю в голову мистеру Большому Глазу, потому что они могли прийти в ярость, когда их заставляли мастурбировать при полном свете прожекторов, а ей это казалось ужасно забавным. Первый детектив странно глянул при этом на второго, а потом они, очень вежливо поблагодарив, ушли, исчезли из ее жизни. Она и понятия не имела, насколько вежливы нью-йоркские полицейские.

— Где вы живете? — спросила Симона у Роберта Фингерхуда.

Они ехали по южной окраине Парка в его спортивной машине.

— Почти приехали. Через минуту увидите.

Это, должно быть, в районе Тридцатых. Двадцать пятая? Или Двадцать шестая? Кругом было так темно, что нельзя рассмотреть номера улиц. Не хотела бы она жить в таких условиях. Здесь так темно, так тихо, так не похоже на водоворот Пятьдесят седьмой улицы, где никогда не бывает темно и тихо, где масса чудесных магазинов, ресторанов и где есть удивительный «Русский чайный дом», у хозяина которого был профиль, как на медали. У Симоны появилась тайная мечта переехать туда и вечно жить среди запахов блинов, черной икры и водки, чтобы ее до конца дней окружали мужчины с медальным профилем.

— Приехали, — сказал Роберт, когда они вышли из лифта в скромном здании. — Джек Бейли живет подо мной.

Симона задумалась, а жил ли здесь Роберт прошлым летом, когда Джек Бейли волочился за Анитой и ставил ей щипцами синяки. Если жил, то мог слышать кое-что интересное через окно спальни Джека.

— Вы, правда, доктор? — спросила она, когда он открывал дверь квартиры 5-Е. — Джек назвал вас доктором.

— Пока я не доктор, — ответил мистер Фингерхуд, — но стану им, как только закончу диссертацию.

— Когда же это будет?

— Очень скоро, — сказал он, зажигая свет.

Квартира! Ну, квартира была… У Симоны перехватило дух и не хватало слов. Декорация, джунгли, театральная сцена, где через минуту утонешь во впечатлениях…

— О чем ваша диссертация? — спросила она, не уверенная в том, где же находится. В квартире 5-Е или в тропической деревне. На стенах висели шкуры ягуаров, на полу — ковер из какого-то загадочного животного, высокие пышные растения, которые, казалось, трепетали в тихой мексиканской ночи.

— Мне не удастся сейчас выразить свои мысли точно, — ответил Роберт, — но я прочитаю вам ее название, так что общее представление будет. «Оптимальное соотношение исходного ритма сердцебиения и ритма сексуального контакта для достижения оргазма».

— До меня никогда не дойдет, — сказала Симона.

Роберт глянул на нее так, будто она сморозила глупость.

— Никогда? — с жалкой улыбкой спросил он.

Здесь были даже гамак из натуральной пеньки и чучело совы, сидевшей на деревянном суку прямо над гамаком.

— Нет, никогда, — ответила она.

За завесой темных глаз Роберта скрывались какие-то быстрые расчеты, в них мелькали отражения самых причудливых мыслей, схемы, планы, заговоры, пиротехнические исчисления, и Симоне оставалось надеяться только на то, что его предложения не вступят в резкое противоречие с природой, потому что она всего лишь маленькая извращенка, уставшая от всей этой жизни. Потом заметила хлыст. Полумрак делал его едва различимым. Другая на ее месте могла бы принять его за зонтик или стоящую змею, но Симона столько пережила за свои двадцать четыре года, что не ошибалась в таких вещах. Ее недавний оптимизм развеялся в вихре зловещих предчувствий. Ого-го, подумала она, оглядев комнату в поисках собрания сочинений писателя, которого никогда не читала. Пока Роберт возился на кухне, Симона раскачивалась в гамаке. Роберт вернулся с бутылкой шампанского и двумя сверкающими бокалами.