С любовью, твой

Пьер де Шане

Выходит, все образуется само собой, хотя и не сегодня вечером? Весьма вероятно, что такая возможность не исключена! Но как, ради Бога, обрести спокойствие и не спешить, если еще пять дней отпуска кануло в Лету, а впереди осталось всего пять дней, из которых последние два он потратит на дорогу обратно в лагерь?! Теперь Ларри уже не стремился поскорее представиться, теперь он понимал, что его появления не ожидают до обеда и что теперь, на этой стадии развития событий, попытка увидеться с Луизой будет весьма неосмотрительным действием. Посмотрев на наручные часы по меньшей мере в пятнадцатый раз, Ларри отметил, что до конца его невольного уединения в комнате остался еще час, и поэтому, усевшись у окна, принялся писать письмо деду, как обычно, не обращая внимания на пунктуацию и абзацы. Письмо оказалось необычно длинным, отчасти потому, что Ларри захотелось поподробнее рассказать старику о своем визите в Монтерегард, в том числе и о своей новорожденной любви к Луизе, а отчасти потому, что он чувствовал необходимость хоть чем-нибудь заняться в этот томительный час. Он еще писал, совершенно погруженный в свое занятие, когда в дверь вновь постучал Леонард и сообщил, что мсье маркиз просит передать: напитки подадут немного раньше обычного, поскольку чем больше присутствует членов семьи, тем больше потребуется времени, чтобы насладиться аперитивом перед обедом.

Поблагодарив Леонарда за предупреждение, Ларри отложил исписанные листочки в сторону, вымыл руки и спустился вниз, войдя в гостиную одновременно с Пьером, направлявшимся туда из своего кабинета, но не прежде маркизы, которая, очевидно, уже оправившись после утомления, восседала в своем троноподобном кресле. Она едва удостоила вниманием «добрый вечер, мадам», холодно произнесенное Ларри; но, когда в гостиную вошли мсье и мадам Каррер в сопровождении Луизы, они сердечно пожали руку Ларри и сразу же вступили в оживленную беседу с ним. Хотя эта учтивость была весьма поверхностна, все же она была намного лучше незавуалированной неприязни со стороны маркизы, и если бы Ларри в глубине души не знал, что новоприбывшие относятся к нему не менее враждебно, чем старуха, то они бы вообще не произвели на него неблагоприятного впечатления. Мадам Каррер оказалась очень красивой женщиной, ее превосходное платье выгодно подчеркивало безупречную фигуру, хотя было видно, что и за лицом, и за волосами производится тщательнейший уход, волосы сохранили все те качества, которые делали такой красивой Луизу. Вечерний костюм мсье Каррера был ему немного тесен, он не носил его с таким изяществом, с каким носил свои костюмы дядя Пьер, однако в целом член кабинета министров, несмотря на то, что ростом был гораздо ниже супруги, держался с огромным достоинством. Джанина прибыла последней в сопровождении пухленького священника, чье появление несколько удивило остальных. Маркиза, встретившая появление священника чуть более церемонно, чем появление Ларри, поманила к себе сына и прошептала:

— Я полагала, что у нас состоится семейный обед, Пьер. Ты не поставил меня в известность, что пригласил посторонних.

— О, едва ли можно назвать посторонним мсье кюре, ma mere! Я решил, что будет намного приятнее, если на обеде соберется больше народу… К тому же наш славный священник мог бы сказать нам, нельзя ли отказаться от ряда всевозможных обычных формальностей… в случае, если Ларри с Луизой решат пожениться немедленно.

— Это в случае, если Ларри и Луиза решат! Да, действительно, Пьер, ты с каждой минутой становишься все невыносимее. Должно быть, этот мальчишка околдовал тебя, как и…

Большую часть этого разговора Ларри расслышал. Но конец фразы внезапно был приглушен, словно чья-то невидимая рука закрыла чудовищно накрашенный рот старухи; и хотя, разумеется, ничего подобного не произошло, Ларри заметил, что Пьер склонился к матери, и в то время, как лица его не было видно, что-то в его быстрых движениях, казалось, говорило о том, что он еле сдерживается от гнева и угроз. По крайней мере резкие слова старухи превратились в какое-то бессвязное тихое бормотание, а потом и вовсе утихли. Прежде чем успел заговорить кто-либо еще, Леонард очень кстати объявил, что обед подан.

Небольшой сервировочный столик, уютно стоящий у очага, был заменен поставленным на середину обеденной залы огромным круглым столом, на котором разместился изящный фарфор, украшенный фамильным гербом. Маркиза, как и должно, восседала во главе стола, напротив нее сидел сын, справа от него — член кабинета министров, а слева — священник. Ларри надежно втиснули между Жозефиной и Джаниной. Ему показалось, что последняя настроена весьма строго, но постепенно она смягчилась и стала несколько учтивее, вероятно, из-за того, что ее компаньоны за обедом вели себя по отношению к ней весьма галантно. Джанина почти не участвовала в беседе, а тем более не заговаривала по собственной инициативе; Жозефина же, напротив, все время щебетала весело и непринужденно, и снова Ларри почувствовал в ней неуловимое сходство с Луизой. Наверное, четверть века назад она выглядела и вела себя почти так же, как ее дочь теперь. Однако Ларри мучительно пытался догадаться, что в ней так сильно изменилось, кроме, разумеется, возраста? И внезапно понял: она вышла замуж не по любви, а по расчету, и, в конечном итоге, у нее и Жана де Курвилля не было убедительной причины постоянно находиться вместе, и, подобно Арманде и Пьеру, они часто разъезжались и жили раздельно. Тут Ларри припомнилось еще одно письмо, которое тетя написала после ее поспешного возвращения во Францию и в котором рассказывала о втором замужестве Жозефины — …за членом кабинета министров, с которым она длительное время была в очень хороших отношениях. В таком случае, она наверняка была любовницей Поля Каррера, прежде чем стать его женой, а подобные тайные связи, должно быть, неизбежно оставляют свою ядовитую отметку на таком типе красоты — и характера, — в котором преобладающим фактором все же являются искренность, чистосердечие и абсолютное прямодушие. Ее непринужденность, ее шик, элегантность и безупречность манер совершенно утратили свою привлекательность в его глазах; теперь он знал наверняка, почему большую часть времени Луиза предпочитала проводить в Монтерегарде…

Альфонсина приготовила превосходный обед, а Леонард, сменивший белый фрак на ливрею, помогал второму слуге, которого Ларри видел впервые, подавать обед с исключительным мастерством. Не было никаких неуклюжих пауз, и Ларри должен был признать, что ощущение натянутости совершенно исчезло. Этот обед, подумал он, являет собой превосходный пример прекрасного знания света вкупе с благородным происхождением, что и спасает ситуацию в целом, хотя никто не смог бы убедить Ларри, что маркиза от рождения имела хорошие манеры. Он ощущал к ней антипатию, граничащую с отвращением. И вовсе не удивительно, говорил он себе, что маркиза и его мать недолюбливали друг друга. Да и откуда бы взяться дружбе и взаимопониманию между Кэри Винсент и прежней Доротеей Лабусс, о которой он ни разу не слышал ничего лестного там, где она прожила очень много лет? То есть в Синди Лу. Он решил, что по приезде домой обязательно наведет о ней кое-какие справки. Да, да, дедушке придется ответить на его вопросы! В конце концов, Клайд Бачелор купил Синди Лу у нее. Он должен был быть с ней хоть как-то знаком и знать о ней немало, когда между ними состоялась сделка по продаже плантации…

Несмотря на полное отсутствие внутреннего напряжения, Ларри все же почувствовал облегчение, когда маркиза сделала знак, что желает покинуть столовую, и Пьер, поднявшийся вместе с ней, сообщил, что с ее разрешения джентльмены могут выпить кофе в библиотеке и позднее присоединиться к дамам в гостиной. С тех пор как Ларри не мог больше оставаться наедине с Луизой, он даже радовался перспективе находиться среди мужчин, нежели в смешанном обществе.

Вскоре он был умиротворен обычной в таких случаях размеренной беседой, перетекающей от политических тем к вопросам военным, то есть разговором, в котором не было ничего личностного. Но, как бы ненароком, ловко переходя от одной темы к другой, Пьер начал задавать вопросы священнику (имя которого оказалось Робине) об условиях в приходе. Как выразился Пьер, он боялся, что этому будет уделено мало внимания, и боялся опоздать с этим вопросом. Убедив кюре, что весь их разговор совершенно конфиденциален, он спросил, действительно ли, по мнению кюре, у Джанины призвание к служению Господу или сейчас она просто переживает некую фазу, свойственную ее сверстникам — как девочкам, так и мальчикам. Священник отвечал осторожно: безусловно, мадемуазель Джанина очень набожна, но ему не следует напоминать мсье маркизу, что одной набожности недостаточно для призвания служению Господу. Чтобы стать хорошей монахиней, нужен определенный тип характера. Веселая девушка, чей характер безукоризнен, но которая к недостаткам других относится милосердно, даже с терпимостью, и вправду больше подходит для религиозной жизни, нежели более замкнутая, строгая и критичная. И, если мсье маркиз извинит его за такие слова, то отец Робине чувствует, что мадемуазель Джанина настолько склонна видеть во всем черную сторону, что, возможно…