Он раздраженно встал.

— Все. Я не хочу больше об этом говорить. Мне надоела эта комната. Я ее ненавижу.

И он вышел, хлопнув дверью.

Анна поднялась и направилась к столу. Королева молча наблюдала, как она открыла ящик, вынула какие-то бумаги и приготовилась их подписать. В комнате стало очень тихо.

И тут прозвучал голос Анны-Марии:

— Если это приказ об аресте Людовика, то ты зря теряешь время, подписывая его.

Анна через комнату устремила на нее свой злобный взор.

— Почему?

Королева подошла ближе. Они теперь стояли почти вплотную друг к другу, как в тот памятный вечер в Шатобриане.

— Потому что у меня приказ об его освобождении. Он у меня, понимаешь? Тот, что ты дала мне. Ты же помнишь нашу сделку. Отличная сделка, не правда ли? Я — замуж, а Людовик — на свободу.

Первой, теребя в руках перо, отвернула глаза Анна. Впервые она оказалась в таком тупике. У нее в руках яд, у королевы — противоядие.

На следующий день королева обнаружила, что в ее комнатах велись поиски. Она сразу бросилась к заветной бумаге и обнаружила, что та на месте. Анна-Мария спрятала ее очень хитро, между мраморной плитой камина и кирпичной стеной, в самом верху. Она встала на стол и, приподнявшись на цыпочки, достала ее и спрятала на груди. Больше в комнатах ее оставлять нельзя, потому что искать будут снова, и на сей раз основательно, пока она будет отсутствовать днем и вечером на турнире. Празднества по случаю крещения дофина продолжались.

Анну-Марию беспокоило, как поступить с этой бумагой. Куда ее пристроить. Носить все время с собой она не могла, в комнатах оставлять боялась. Рано или поздно шпионы Анны все равно ее найдут. Ей было хорошо известно, что вся ее переписка вскрывается и прочитывается Анной. Анна также имеет подробный отчет обо всех контактах и действиях королевы в течение дня.

После полудня Анна-Мария буквально на минуту осталась наедине с Дюнуа. Она немедленно сообщила ему об этой бумаге и о том, что Анна ее ищет. Он сразу предложил, чтобы она передала эту бумагу ему на хранение. Но Анна-Мария колебалась. И не потому, что не доверяла Дюнуа, просто не хотела подвергать его опасности. Они не смогли тогда долго говорить, так как знали, что где-то поблизости бродят шпионы Анны.

Вскоре им нужно было отправляться на турнир, и Дюнуа, уходя, бросил:

— Передайте мне это как-нибудь. Я сохраню, можете не сомневаться.

Все последующее время она непрерывно думала, как сделать так, чтобы никто не заметил. И самое главное, чтобы Анна не заподозрила. Ведь если она будет знать, что бумага у него, он тогда станет для нее опасен. А от Анны можно ожидать всего, самого ужасного. Но как это сделать, как? Так ничего и не придумав, она отправилась на турнир.

Сегодняшнее празднество в честь дофина обещало быть весьма необычным. Вокруг большой площадки, разровненной и присыпанной мягкой землей, были поставлены ряды кресел, покрытых серебряными тканями. Развевались яркие знамена. Трубачи перекликались друг с другом по разным концам поля, извлекая из своих инструментов пронзительные звуки. Под восторженные возгласы дам на поле начали выезжать всадники в сияющих доспехах. Их кони тоже были в латах. Дамы сидели в своих креслах, ярко наряженные и протестующие против приказа короля, предписывающего им снимать свои высокие головные уборы с тем, чтобы сидящие сзади могли видеть происходящее.

Королева находилась в своей ложе. Она принимала почести от участников турнира и выискивала глазами Людовика. С тех пор как он прибыл сюда, они не перекинулись и словом. Вот она увидела его. Он был на коне и о чем-то разговаривал с Дюнуа. Анна-Мария тихо вздохнула.

Они оба глядели в ее сторону. Затем Дюнуа пересек поле по направлению к ложе королевы. Он весь сиял на солнце в своих серебряных доспехах, на своем любимом коне, огромном черном жеребце. У самого павильона Дюнуа поднял его на дыбы, и тот показал свои золотые подковы.

Улыбаясь, Дюнуа сдержал его и заставил поклониться Анне-Марии. Затем он подъехал ближе.

— У меня привет от вашего друга.

Анна-Мария инстинктивно оглянулась. Анна со своими друзьями находилась в ложе рядом. Она все видела и, конечно, слышала.

Дюнуа, не обращая на Анну никакого внимания, спокойно продолжал:

— Вы что, совсем не помните мсье Ролана?

Королева кивнула.

— Отчего же, я помню мсье Ролана и даже очень хорошо.

— Он просил передать, что часто вспоминает вас. Вы знаете, что он потерял жену?

— Знаю.

— Но он надеется, что найдет ее когда-нибудь, обязательно найдет.

Анна-Мария, глядя себе под ноги, покачала головой.

— Но ведь мадам Ролан умерла.

— Нет, нет, она только потерялась.

Трубачи огласили следующий поединок турнира. Дюнуа должен был сразиться с Лежандром. Задача состояла в том, чтобы выбить противника из седла одним ударом копья. Дюнуа знал, что испытание будет не из легких, потому что Лежандр был любимцем Анны. Прежде чем отъехать, он наклонился к королеве.

— Не могли бы вы что-нибудь подарить мне на память, как это раньше делали прекрасные дамы в золотой век рыцарства?

Королева улыбнулась и посмотрела вниз на свой изысканный костюм, что бы такое подарить, чтобы не испортить ансамбль. Ее обнаженные плечи покрывал богато расшитый бретонский платок, скрепленный спереди бриллиантовой брошью. Она быстро расстегнула брошь и почувствовала шелест бумаги там, под платьем. Мгновенно мелькнула мысль, что это шанс передать Дюнуа на глазах у всего двора то, что так тщательно от них скрывалось. Она посмотрела на ложу Анны. Та пристально глядела на нее, и казалось, что читает каждую ее мысль. Потом Анна наклонилась и что-то сказала Лежандру, который салютовал ей в это время.

Анна-Мария поспешно убрала бумагу подальше, туда, где она лежала, и спокойно передала Дюнуа развевающийся платок. Тот поклонился, поблагодарил ее и засунул платок в свою кольчужную рукавицу. Затем пришпорил коня и отъехал на свою половину поля.

Турнир продолжался. Дюнуа и Лежандр должны были, пригнув копья, помчаться навстречу друг к другу из дальних противоположных концов поля. Встретившись в центре, они должны были на полном скаку салютовать и затем двигаться дальше в конец поля. Там им предстояло развернуться и начать атаку, пытаясь выбить друг друга из седла. Трубачи подали сигнал к началу поединка, и соперники с бешеной скоростью понеслись друг на друга. Огромные кони несли свои тяжелые ноши, как пушинки. Звенящая тишина воцарилась вокруг. Единственными звуками были тяжелый топот копыт и лязг металлических доспехов и оружия. Приближаясь, соперники нагнули копья, изготовившись к салюту. И вот, когда между ними осталось всего несколько ярдов, в этот момент конь Лежандра вдруг то ли споткнулся, то ли еще по какой причине, но изменил направление движения, а копье Лежандра внезапно покачнулось. Все произошло настолько быстро, что никто ничего не смог понять. Раздался раздирающий сердце треск и дикое ржание коня Дюнуа. Сам Дюнуа тяжело упал на землю и, дважды перевернувшись, застыл на спине. Из его груди торчал кусок сломанного копья, прорвавшего кольчугу.

Все оцепенели в ужасе. Затем послышался женский визг, и на поле побежали мужчины. Людовик был первым, кто достиг Дюнуа, а потом вокруг сомкнулась большая толпа. Подъехал Лежандр и, спешившись, начал что-то бормотать о несчастье, о том, что его конь споткнулся на неровном месте.

Людовику было не до него. Снимая с головы Дюнуа смятый, сломанный шлем, он все время молился. Но вот шлем был снят, и стало ясно, что Дюнуа мертв.

Людовик не мог в это поверить, глядя на его голову и держа шлем в руках. Дюнуа лежал с широко раскрытыми глазами, в которых застыло удивление. Это было просто невероятно. Всего несколько минут назад Дюнуа был полон сил и здоров, как никогда. Каждая вена, каждая артерия его была наполнена жизнью. И вот он лежит безнадежно притихший. Успокоенный навсегда.

— Дюнуа! — позвал Людовик, и в его голосе была такая скорбь, что все вокруг на мгновение затихли.