Он засмеялся и продолжил работу. Она слегка улыбнулась, полагая, что произвела на него огромное впечатление. Потом вскинула руку в драматическом жесте и посмотрела на меня, в это время его коса срезала сочную траву.
— Р-р-раз!.. Ну, не прекрасно ли?! — воскликнула она. — Как неумолима судьба… думаю, это прекрасно!
Мы собирали цветочки, разговаривали, пока не наступило время пить чай. Явился слуга с корзиной, и девушка расстелила скатерть под большой ивой. Летти взяла серебряный чайничек и пошла наполнить его к ключу, который бил неподалеку. Над ним нависала герань-журавельник, и длинные стебли травы колыхались над водой. Джордж закончил работу и собирался идти домой пить чай. Он зашагал прямо к ключу, где Летти играла с водой, наполняла чашкой чайник и смотрела на водяных жучков в лужице, на то как их тени мелькают над грязью, лежащей на дне лужицы.
Она, услышав его шаги, оглянулась и нервно улыбнулась. Оба боялись встречаться друг с другом с некоторых пор.
— Пора пить чай, — сказал он.
— Да… скоро будет готов. Нужно только вскипятить воду.
— О, — сказал он, — а я пойду домой…
— Нет, — ответила она, — ты не можешь, потому что мы будем пить чай все вместе. Я принесла фрукты, потому что знаю, ты не большой любитель чая… Твой отец придет.
— Но, — сказал он обидчиво, — я не могу пить чай с этими людьми… и не хочу… взгляни на меня!
Он протянул к ней свои руки, руки варвара. Она вздрогнула и сказала:
— Не имеет значения… это придаст оттенок реализма нашему пикнику.
Он иронически засмеялся.
— Нет, ты должен остаться, — настаивала она.
— Я бы попил, если можно, — сказал он, уступая.
Она вскочила, покраснев и предлагая ему маленькую симпатичную чашечку.
— Извини, пожалуйста, — смутилась она.
— Ничего, — пробормотал он и, отвернувшись от протянутой ему чашки, подставил рот под струю и стал жадно пить.
Она стояла и смотрела на то, как он пьет, как тяжело дышит после этого. Он выпрямился, вытер рот, не глядя на нее. Потом вымыл руки в воде, подняв грязь со дна. Сунул руку на дно лужицы и вынул оттуда пригоршню ила с серыми рачками, вертящимися в нем. Он швырнул грязь на землю, и сразу стали извиваться, корчиться маленькие серые твари.
— Надо бы почистить источник, — сказал он.
— Да, — ответила она, пожав плечами. — Не задерживайся, — добавила она, взяв серебряный чайник.
Через некоторое время он встал и пошел за ней. Он явно нервничал.
Девушки сидели на охапках сена. Мужчины услужливо склонились над ними. Слуга раздавал чашки с чаем, Джордж сел между Летти и Хильдой. Летти подала ему его маленькую скорлупку чая, которую он, поскольку не испытывал жажды, поставил на землю рядом с собой. Потом она передала ему хлеб с маслом, приготовленный к чаю, фрукты, виноград и персики на прекрасно инкрустированном подносе. Какое-то время она смотрела на то, как его толстые, плохо отмытые пальцы ковыряются среди фруктов, потом быстро отвернулась. В продолжение всего веселого чаепития, когда беседа шла поверх чашек, она избегала смотреть ему в глаза. Однако снова и снова, когда кто-либо предлагал: «Простите, мистер Сакстон, не хотите ли пирожное?…» или «Посмотрите, мистер Сакстон, вот на этот персик, попробуйте его, уверен, что он очень спелый», произнося все это совершенно естественным тоном, но все же делая различие между ним и другими мужчинами, Летти вынуждала себя смотреть на то, как он ест, односложно отвечает, неуклюже смеется, и гнев залег вертикальной складкой у нее между бровей. Хотя она поддерживала веселый, непринужденный разговор, все равно всеми ощущалась какая-то неловкость, какой-то разлад, и мы не стали засиживаться за чаем. «Джордж, — сказали ей потом, — смотрелся мокрой курицей на вечеринке». Его присутствие сделалось невыносимо для нее. Хотелось, чтобы он оказался сейчас от нее за тысячу миль. Он слушал остроты Крессуэла и смеялся.
Он был первым, кто встал, сказав, что должен подоить коров.
— О, пошли… пошли. Можно, я пойду и посмотрю, как доят коров, — сказала Хильда, ее деликатное, нежное лицо вспыхнуло, поскольку она была очень застенчива.
— Ну уж нет, — протянул Фредди, — запах живой говядины не слишком приятен. Предупреждаем тебя, лучше останься с нами.
— А я вообще не переношу коров, за исключением симпатичненьких на картинках, — проговорила Луи Деннис, улыбаясь с легкой иронией.
— Пойдем, Летти, — сказал Лесли добродушно, — я знаю, ты обожаешь фермерство… пойдем. — И они последовали за Джорджем.
Они прошли берегом вдоль пруда, где плавали лебеди со своим пушистым выводком, «топая маленькими лапками, дорогие… маленькие, нежные создания топ-топ по воде», — как сказала бы Мэри.
Мы слышали, как Джордж внизу кричал: «Билли… Билли… Билли… Билли!» — А потом уже в саду: «Иди отсюда, дурачок… уйдешь или нет?» — грозным голосом.
— Убежал? — засмеялась Хильда, довольная, и мы поспешили посмотреть, что там приключилось.
В зеленой тени, между высокими кустами крыжовника, вдоль тропинки рдели тяжелые, малиновые, гордые пионы. Красные шары наклонились, нависнув всем своим малиновым весом над травянистой тропинкой, рожденной тайным дождем ради собственного удовольствия. Огромные цветы стояли вдоль тропинки, словно толпы кардиналов среди зеленых кустов. Мы исторгли всевозможные слова восхищения. Летти наклонилась, приподняла обеими руками шелковый бутон, упавший на землю от собственной тяжести. Джордж пошел по тропинке, ведя за собой теленка, который шел, вытянув шею, посасывая средний палец на руке Джорджа.
Отношение девушек, не замечавших его, склонившихся над пионами, больно задело его. Проходя мимо с теленком, он сказал:
— Прекрасные пиноки в этом году, не так ли?
— Как вы называете их? — воскликнула Хильда, повернув к нему миленькое, очаровательное заинтересованное личико.
— Пиноки, — ответил он.
Летти оставалась в согнутом положении с красным цветком в руках. Она видела только теленка со сверкавшим носом, он сосал палец. Сосал старательно, только безрезультатно. В его глазах светилось сомнение, но не отчаяние. Мэри, Хильда, Лесли засмеялись. Джордж же смотрел на Летти, согнувшуюся, как он решил, в задумчивости над цветком. Он вывел скотинку из сада и, дав шлепка, направил на скотный двор.
Потом вернулся, вытирая палец о брюки. Он встал возле Летти, и она больше почувствовала, чем увидела, необычную бледность одного его пальца по сравнению с остальными. Из сочувствия к нему она потерла свой палец о платье.
— Ну разве эти цветы не миленькие?! — снова воскликнула Мэри. — Так и хочется их обнять.
— О да! — согласилась Хильда.
— Они как романс… Д’Аннунцио… страстно-печальный романс, — сказала Летти ироническим тоном, ей просто надо было что-то сказать, отчасти затем, чтобы скрыть собственное возбуждение.
— Об этом придумана сказка, — вставил слово и я.
Девушек это заинтересовало.
— Умоляю, расскажите, — попросила Хильда.
— Я слышал ее от Эмили. Она считает, что это легенда, то есть нечто подобное происходило в действительности, но я думаю, это просто сказка. Она сказала, что пионы давным-давно принесены сюда из Холла парнем, жившим в этих местах, тогда тут была только мельница. Он был загорелым, сильным, и дочь владельца Холла, бледное, хрупкое и юное создание, полюбила его.
Когда он приходил в сады Холла, чтобы подрезать тисовые живые изгороди, она ходила возле него в белом платье и рассказывала сказки о старых временах тоненьким голоском, как пение крапивника. Он подумал, что она фея, которая желает околдовать его. Ему нравилось стоять и высматривать ее. Однажды, когда она подошла близко, рассказывая ему сказку, и слезы потекли у нее по щекам, он обнял ее и поцеловал. Они встречались в роще осокорей — черных тополей. Она приходила с охапками цветов, потому что всегда играла роль феи.
В одно утро она пришла рано, еще в тумане. Он вышел пострелять. Она хотела появиться незаметно, как фея. В руках у нее был большой букет пионов. Когда ее силуэт мелькал между деревьев, он выстрелил, не узнав ее. Она споткнулась и упала на то самое место, где проходили их свидания. Он нашел ее, бледную, лежавшую среди красных пионов. Сначала подумал, что она просто лежит и беседует с цветами, поэтому стоял и ждал. Потом подошел, нагнулся и увидел, что цветы окрашены кровью. И тогда он посадил в своем саду эти пионы.