И все это время поправлял пропахший лавандой жилет.
— Наши милые девушки сработали это для меня… ну, точь-в-точь сочный персик… да еще аккуратно нарезанный, то бишь скроенный.
Он привел в порядок белый галстук-бант… На его жирных пальцах красовались два перстня: один — большой с печаткой, другой с бриллиантом.
Очень осторожно он провел ладонями по прическе. Достал коробочку с подарком и шелковый платочек. Стряхнул пыль с модных туфель. Выпятил нижнюю губу и с большим удовлетворением осмотрел себя в последний раз в зеркале. Теперь он был готов представиться девушкам.
— Сегодняшний день просто незабываем, Летти. Не позвольте старому Плутону и его своре выгнать меня. Я явился сюда, подобно бесстрашному индейцу на снегоходах, как Гайавата к Миннехахе.
— Ах… так он же был голодный, — мягко съязвила Мэри.
— А теперь у нас праздник, пышное торжество, мисс Темпест, — сказал он, отвесив поклон смеющейся Мэри.
— Ты принес какую-нибудь музыку? — спросила мама.
— Хотел стать Орфеем, — продолжал балагурить он. — Вижу, опоздал, ты уже в полном оперении, Темпест. «Похоже, что она прекрасна».
— Кто?
Уилли вскинул вверх свое мясистое, но весьма чувствительное лицо, вроде никогда не нуждавшееся в бритье. Летти с Мэри вышли из комнаты, заслышав колокольчик.
— Она просто гурия, сказочная красавица! — воскликнул Уильям. — Господи, она цветок лотоса!.. Но она носит твое колечко, Темпест?
— Не твое дело, — обрезал его Лесли.
— Не будь дураком, — вставил я.
— О, о-о-о? — насмешливо протянул Уилли. — Выходит, мне нужно смотреть в другую сторону! Le bel homme sans merci[20]!
Он шумно вздохнул, пригладил слегка волосы, одним глазком глядя в зеркало. Потом поправил перстни и направился к пианино.
Пальцы мгновенно забегали по клавишам. Потом взял альбом пьес Чайковского. Начал наигрывать одну. Бросил и перешел к серенаде Дон Жуана. Затем запел.
У него был красивый тенор. Мягкий и нежный, и не такой громкий, металлический, как у Лесли. Сейчас он запел громче, потому что услышал шаги на лестнице. Когда дверь открылась, Уильям распевал свою партию в темпе dolce[21] и при этом не оглядывался на вошедших.
— Какой восторг!.. Настоящий хор ангелов… — воскликнула Алиса, воздев руки и стоя в дверях, точно святая дева.
— Персефона… Европа… — промурлыкала Мейди, в свою очередь желая продемонстрировать свои познания в мифологии.
Когда зазвучали более высокие ноты, Алиса прижала руки к груди в экстазе.
— Держи меня, Мейди, иначе я брошусь в объятия этой сирены.
Она вцепилась в Мейди. Песня закончилась, и Уилли обернулся.
— Успокойтесь, мисс Гэлл, — сказал он. — Надеюсь, музыка не слишком ранила вас.
— О, как ты можешь говорить «успокойтесь»… разве кому-нибудь дано успокоить дикого зверя!
— Простите, мне очень жаль, — шутливо произнес Уилли.
— Ты причина всех моих волнений, дорогой мальчик, — ответствовала Алиса.
— Я и не думала, что ты придешь, — сказала Мейди.
— Пробирался сюда, словно бесстрашный индеец, — сказал Уилли. — Как Гайавата к Миннехахе. Я знал, что ты придешь.
— Ах, ты знал, — приторно улыбнулась Мейди, — а я так заволновалась, когда услышала пианино. Целый год я не видела тебя. И как же ты сюда добрался?
— А я пришел на снегоходах, — похвастался он. — На самых настоящих индейских снегоходах… они прямо из Канады.
— О… ступай, надень и покажи нам, продемонстрируй их нам, Билли, дорогуша! — закричала Алиса.
— Снова идти на холод и пробираться через сугробы по снегу… нет, боюсь, — сказал он и повернулся к Мейди.
Алиса села поговорить с мамой. Вскоре пришел Том Смит и подсел к Мэри. Он молча смотрел сквозь очки своими острыми карими глазами на гостей, презрительно-насмешливо на Уильяма и с опаской на Лесли и Летти.
Вскоре пришли Джордж с Эмили. Они несколько нервничали. Когда переобулись, то не спешили идти в гостиную. Я с удивлением увидел, что он надел туфли для танцев, да и Эмили тоже.
Эмили, румяная от мороза, одетая в платье винного цвета, была очень красива. Костюм Джорджа был отлично сшит… Этим он отличался от других: все мужчины были в вечерних смокингах, а он в пиджаке.
Мы проводили всех в гостиную. Лампы там горели не так ярко, зато вовсю пылал огонь в камине. Мы вынесли из этой комнаты ковер — пол был натерт до блеска — и часть мебели. Комната казалась теперь просторней.
После обмена рукопожатиями вновь прибывшие гости расселись у камина. Мама немного поговорила с ними, потом на пианино зажгли свечи, и Уилли стал нам играть. Вообще-то он был блестящий пианист. Удивительно, но факт. Мама вышла, чтобы распорядиться насчет чая, а спустя некоторое время Летти подошла к Эмили и Джорджу, опустилась в низкое кресло и стала беседовать с ними. Лесли стоял у окна, глядя на лужайку, снег все валил и валил, а небо становилось почти пурпурным.
Летти положила руки на колени и спросила ласково:
— Посмотри… тебе нравится?
— Что? Ты обручена? — воскликнула Эмили.
— Видишь ли, я уже совершеннолетняя, — сказала Летти.
— Красивое кольцо. Можно примерить? Да, у меня никогда не было кольца. Вот, не проходит, мешает сустав… нет, не налезает. У меня руки красные, правда?.. Это от холода… Да оно и мало. Зато очень-очень мне нравится.
Джордж сидел, глядя на игру четырех рук на коленях его сестры, две руки белые и тонкие, две красные и пошире, притом очень нервные. Руки играли кольцом, которое поблескивало при свете свечей.
— Можешь меня поздравить, — сказала она очень тихим голосом, но мы оба знали, что она обращается к Джорджу.
— Ах да, — сказала Эмили. — Я тебя поздравляю.
— А ты? — спросила она, обращаясь уже прямо к нему, поскольку он молчал.
— Что ты хочешь от меня услышать? — спросил он.
— Скажи, что хочешь.
— В другой раз, когда обдумаю это событие.
— Остывший обед![22] — засмеялась Летти, вспомнив, как над его медлительностью потешалась Алиса.
— Что? — воскликнул он, удивившись ее насмешке.
Она знала, что фальшивит, однако надела кольцо на палец и направилась через всю комнату к Лесли, обняла его за плечи, склонила к нему голову и о чем-то нежно с ним заворковала. Бедняга был в восторге, не так уж часто она выражала свою симпатию к нему столь прилюдно.
Мы пошли пить чай. Желтая лампа мягко светила над столом, где стояли рождественские розы вместе с темной листвой, где светились, матово отливали фарфор и серебро, а цветные тарелки приятно поигрывали всеми красками. Все были веселы и счастливы. Да и как может быть иначе, если сидишь за красиво накрытым столом, в молодой компании, а за окном в это время валит снег. Джордж почувствовал себя неловко, когда обнаружил, что положил обе руки на стол, но быстро успокоился. Нам всем было приятно общаться друг с другом.
Разговор зашел о женитьбе.
— Что вы можете сказать об этом, мистер Смит? — спросила маленькая Мэри.
— Ничего, — отозвался он своим благородным голосом. — Мой брак — проблема будущего… когда я надумаю что-нибудь, обязательно выскажу свое мнение.
— И все-таки, что вы думаете о?..
— Помнишь, Летти, — вклинился в разговор Уилли Бэнкрофт, — ту рыжеволосую девушку, которая училась с нами в колледже? Она только что вышла замуж за старого Крейвена с физического факультета.
— Желаю ей счастья! — сказала Летти. — Она тебе нравилась?
— Не больше, чем все другие, — ответил он, улыбаясь. — Как тебе известно, ты тоже была в их числе.
— Что за шутки! — воскликнула Летти, — мы вместе ходили в питомник в обеденное время. Ты отстал на пол-осени. Помнишь, мы давали концерт, ты да я, да еще Фрэнк Уишоу, в маленьком театрике после лекций?
— Тебе тогда нравился Принни, старый щеголь, — продолжал донимать ее Уилли. — В тот вечер Уишоу отвез тебя на станцию… послал старого Геттима за такси… такого до этого не случалось. Старина Уишоу покорил тебя этим поступком, не так ли?