фронтоне, намекавшем на благородное происхождение хозяев особняка. Хотя Бирн был такой же нувориш,

как и я сам. Повсюду сновали вышколенные официанты в белой униформе, которые предлагали напитки на

любой самый изысканный вкус.

Мы поднялись по белым мраморным ступенькам в особняк. Швейцар почтительно распахнул для нас

створки дверей. В холле толпились мужчины. До меня донеслись разговоры о последней игре «Бостон

Брюинз». Я, не без удовольствия, отметил, что собравшиеся здесь значительно моложе меня. Это давало

повод надеяться, что не встречу старых знакомых. Как ни иронично данный факт звучит, однако меня пугали

в буквальном смысле именно старые знакомые. Те, кто в силу своего пожилого возраста был особенно

заинтересован в моей операции.

В зале было не менее трех сотен приглашенных. Венецианская штукатурка гармонично сочеталась с

паркетным полом с мельхиоровыми вставками в стиле Версальского дворца. Везде красовались полотна из

знаменитой в городе коллекции живописи Бирна, которую он постоянно приумножал, скупая картины

немецких экспрессионистов и французских импрессионистов. На балконе, окаймленном лепниной, оркестр

играл «Времена года» Вивальди. На столах возвышались пирамиды фужеров с шампанским.

Величественная хрустальная люстра висела на высоте семи метров над уровнем пола, обеспечивая

бриллиантам, которые гости выставили на показ, должный блеск. Дамы оживленно щебетали, обсуждая

свои последние приобретения. Причем та, что говорила, выглядела всегда более счастливой, нежели та, что

слушала ее в этот момент.

Я бросил взгляд на фуршетный стол. Гостей сегодня баловали омарами, мильфеем из морской

цикады, тимбалем с муссом из мадагаскарского перепела, парфе из морских ежей на голубой карибской

соли, рыбой баррамунди на банановом листе с сальсой из фруктов и многим другим.

Мы без труда нашли Шона: его рыжая голова возвышалась над гостями в правой части зала. Мать

Шона, как и каждый шестой житель Бостона, была родом из Ирландии, от нее он унаследовал типичную для

этой страны внешность: рыжие волосы, голубые глаза и белую кожу, покрытую веснушками. Рядом с ним

стояла хрупкая, словно статуэтка из саксонского фарфора, девушка. Белое платье закрывало ее длинную

шею и руки, лицо обрамляла кружевная фата. На вид невесте было не больше восемнадцати лет. Восточные

черты лица, оливковая кожа, иссиня-черные волосы, аккуратно уложенные в прическу. Она смотрела на

гостей глазами испуганной лани. Было заметно, что девушка не привыкла бывать в светском обществе и

сейчас боится сделать что-нибудь не по этикету.

Джим обнял новоиспеченного жениха, шепнув:

– Где ты нашел такое чудо?

Шон довольно оскалился, обнажив два ряда крупных желтых зубов, и по-хозяйски небрежно обнял

невесту своей огромной, покрытой рыжими кудрями волос ручищей. Та слегка пошатнулась от

неожиданности, но удержалась на ногах, страх на секунду мелькнул в ее прекрасных глазах. Джим

почтительно поклонился невесте. Я, искренне сочувствуя девушке, тоже выразил свое уважение

молодоженам:

– Шон, прими мои поздравления! Твоя жена редкой красоты цветок! Как вас зовут, милое создание?

– Спасибо, мистер Харт! Лейла не говорит по-английски, – и, небрежно прищурив левый глаз, тоном

бывалого бизнесмена, добавил: – Мы с ее отцом организовали небольшой бизнес в Арабских Эмиратах, —

легкое заикание он искусно скрывал за небольшими паузами в разговоре.

Мне было неприятно лицезреть этого самодовольного громилу, купившего себе чистую невинную

девочку, и я показал сыну жестом, что хочу выйти на воздух. Пробираясь сквозь толпу, я заметил Кевина

22

Абеля. Попытка незаметно миновать его закончилась неудачей. Кевин, извинившись перед двумя дамами

бальзаковского возраста, стал пробираться вслед за мной к выходу.

– Дэн! – услышал я дружелюбный крик за спиной, вынуждающий остановиться и оглянуться. —

Давно не виделись!

– Привет, Кевин, – я попытался изобразить ответную радость.

Лет тридцать назад один знакомый пригласил меня на экзотическую рыбалку на акул в Карибском

море у берегов Доминиканы. Это была компания любителей острых ощущений. Именно там я и сдружился с

Кевином. У нас обнаружилось с ним много общего: мы любили один сорт сигар и виски, имели лабрадоров

и, даже знакомясь с компанией девушек, обязательно западали на одну и ту же. Вот только та девушка, как

правило, отдавала предпочтение Абелю. Не удивительно, ведь он был весельчак и балагур с масляным

взглядом и пошлой улыбкой, обнажающей безупречные зубы. Холеный, с живыми дерзкими глазами и

излишне энергичными движениями, Кевин в те годы был взбалмошный, властный и утонченный.

Моя вторая жена была лучшей подругой супруги Кевина. После нашего развода она продолжала часто

бывать в их доме, что отбило всякое желание навещать старого приятеля, и наша дружба как-то незаметно

сошла на нет.

Годы сделали некогда поджарого Кевина похожим на паука с большим животом и тоненькими

ножками. Нездоровый румянец на отвисших щеках выдавал проблемы с сердцем. Я успел отметить, что под

гнетом лишнего веса его вертлявая походка ничуть не изменилась.

– Позволь поздравить! Такое открытие мир давно ждал! Это же просто прорыв в области медицины!

Нобелевская премия обеспечена! – восклицал он, не давая мне вставить слова.

Абель был младше всего на пару лет, поэтому радость его была в высшей мере искренней. Когда

возгласы закончились, я сухо, но вежливо ответил:

– Не спеши с поздравлениями, на человеке такие операции еще ни разу не проводились.

Он заговорщицки подмигнул и, понизив голос, слегка наклонился к моему уху:

– Только не говори, что ты ложишься под нож, не узнав толком, как это работает! Наверняка, не один

бомж уже испытал это на своей шкуре?

– Кевин, я не провожу опыты на людях, – стиснув зубы, выдавил я, едва сдерживаясь, чтобы не

ответить грубо.

– Да ладно, не злись. Кстати, звонил тебе раз десять, почему ты не отвечаешь старым друзьям, а?

Забыл, как мы весело проводили время? – он обнял меня, изо всех сил пытаясь расположить к себе. —

Помнишь, как я помогал тебе обхаживать Элизабет?! Старина, а пойдем выпьем чего-нибудь!

– К сожалению, не пью, врачи запретили, – вежливо отказался я, убирая его руку со своего плеча.

– Уже готовишься к операции? – оживился Кевин, его и без того огромные навыкат глаза стали еще

больше, они возбужденно бегали, фокусируясь то на моем левом глазу, то на правом. – Когда? Дэн, ты

можешь быть уверен, я умею держать язык за зубами.

Я чувствовал, что теряю терпение:

– Пока ищем подходящего донора. Слушай, давай заеду к тебе на неделе, посидим, вспомним

былое, – пошел на хитрость я, готовый на все, лишь бы прекратить это навязчивое общение. – Мне надо

срочно найти Джима, – я изобразил обеспокоенность на лице и направился в зал.

– Завтра позвоню! – поспешно крикнул мне вслед Кевин.

– Ага, звони, – тихо огрызнулся я, злорадно улыбаясь сам себе. Уже два дня я отвечал на звонки

лишь узкого круга людей.

Вырвавшись из цепких рук бывшего друга, я направился к Джиму, который возле окна оживленно

беседовал с Ричардом Броуди, самым скандально известным миллиардером нашего города. Бежевый

костюм переливался дорогой тканью на его статной фигуре. Светская хроника пестрила новостями о его

новых пассиях, яхтах, дорогих антикварных вещах, скупаемых на ведущих аукционах мира, самой большой

коллекции авто в Бостоне и прочих атрибутах роскошной жизни. Он был красив, достаточно молод и не в

меру амбициозен. «Странно, не знал, что Джим с ним знаком», – промелькнуло у меня в голове. Лично я не

имел чести быть ему представленным. Броуди отличался просто мистическим нюхом на деньги, поэтому