Маша победительно рассмеялась, поправляя платок:

— Давайте обувь!

Я стал собирать обувь. Обувь представляла определенный интерес в смысле выполнения плана по ремонту.

— Занашиваете! — сказала не Маша, а та, которая с мешком. — Но это даже хорошо! Больше операций. Правда, Маша?

Маша тоже одобрила меня:

— Хороший человек! — Потом она спросила: — А дамская есть? Вопрос был чисто психологический.

— Дамской нет, — признался я.

— Потому-то вы и занашиваете, что в доме нет дамской обуви, — строго сказала Маша, принимая мои туфли. — Была бы, смотрела бы. Вот и покалечились вы к тому же… У вас что — перелом?

— Перелом, — застеснялся я.

— Открытый, закрытый?

Конечно, Маша была главной. Она осматривала обувь, рисовала на ней мелом и после каждой пары писала квитанцию, прижав книжку к стене.

— Это мы движение такое открываем, — пояснила она. — Собирать заказы на дому. С вас двенадцать семьдесят.

Я спросил:

— А когда эта пара будет готова?

— Завтра в двенадцать как штык. Приходите!

— Спасибо, — сказал я. — Но в чем я приду?

— Да! — сказала она. — И прислать некого. Ну, ладно. Я сама вам занесу. Вы будете дома в двенадцать часов?

— Буду, — уверенно сказал я, глядя на свои тапочки.

— Ну, пока, — повторила Маша.

— Будьте здоровы, — сказал я учтиво. — Кланяйтесь Леониду. Дамы ушли, оставив меня со светлыми надеждами, ибо должность дам на земле в том и заключается, чтобы мы не оставались без надежд

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мучительные дни потянулись у разведенных Сименюков. Хоть назад сводись. На работе Анютку прямо замучили жалостью, до плача. Одни говорит — не сознавайся; другая, наоборот, расскажи правду и извинись — дадут три года, скоро вернешься; третья советует, какого адвоката взять:

— Мужчину бери! Бабу не бери!

Катька поначалу обиделась, но. как узнала про несчастье — первая всплеснула руками:

— Анюточка, милая! Отдашь, не убивайся! — Потом подумала, добавила: — В случае чего — Сергей принесет…

— Принесет он тебе — как же! — Девочки зашумели, заобсуждали. — Жена в тюряге, а он за нее платить станет? Нашла дурака… Анютка вздыхает:

— Я их всего раз надела, да и то — на беду… Катька говорит:

— Все равно — теперь они ношеные. Но говорит без обиды, с сочувствием.

Телефонная станция и без того гудит, а тут горе же, каждая девочка хочет горю помочь и только соль сыплет на рану. А вчера в ночную смену — из Читы телефонистка Рита. Анютка и не видела ее сроду, только переговаривались по работе. Верещит от радости:

— Анюточка, это ты? Ой, как же это ты! А нам звонили, что ты погибла в автомобильной катастрофе! Молодец! Дай мне сто сорок один семь четыре восемь два!..

И еще жалели Анютку, что в такой момент ее муж бросает:

— Неужели он уйдет, когда тебе — тюряга? Неужели у него ест какая-нибудь или он для свободы разошелся?

— Анюточка, не дрейфь! Он у тебя еще не самый худший — смотри. Денег на кооператив дал, благородный все-таки… Будет у тебя двухкомнатная квартира.

— Другие разводятся хуже… А ты все-таки через этот развод в кооператив вступила!

— Вот тебе и двухкомнатная!

— Анютка, мы тебе передачу носить будем… Мы тебя всем коллективом на поруки возьмем! У нас здоровый коллектив, правда, Анютка. Плюнь на бывшего мужа, не унижайся! Храни женское достоинстве А вернешься — дом построят. Тебя же — без конфискации. Дура! И за детей не боись… Мы тебя за такого парня выдадим, несмотря на двух детей! Теперь на детях модно жениться, особенно если квартира. Все к благородству идет, вот увидишь!..

До слез доводили Анютку, не знала она как быть — шугануть девчонок или принимать их ласки.

А время шло, и, кроме тюрьмы, ничего в перспективе она не различала.

Конечно, характеристику с места работы Анютка взяла. Там уж девочки не поскупились, написали как про богиню и начальство уговорили печать приложить. Ладно. Но что значит характеристика перед каменным следователем, который эту характеристику не читая принял и только сказал будто с насмешкой:

— Для объективности…

Сережка замаялся — надо же, такое несчастье после развода! Сколько труда развод стоил — с детьми ведь?! Как быть? А тут еще соседка по квартире, Бубенцова:

— Вовремя развелись, нечего сказать… Морального кодекса на вас нет, молодой человек. Но мы и на вас кодекс найдем!..

И вот приходит он домой из своего эскабе. Анютка как раз после ночной смены сутки имела свободные. Приходит, говорит:

— Одевайся. Пойдем к Николаю… Должен же он нам помочь…

— Чем он нам поможет, я уже на все готова… Свидетели меня из рук не выпускают. Я сама протокол подписала, и теперь меня следователь как в петле держит… Люди скоро Новый год встречать будут, а мне — в могилу. Мало того что разведенная, так еще — под судом и следствием…

И плачет. Сережка говорит:

— Не верю я, что нельзя это несчастье довести до ума… Анютка слезы высушила особым манером: поморгав, чтобы краску не смазать.

— А деньги на это?

— Денег у нас нет, — говорит разведенный муж. — А с умом, так, может, и без денег обойдется… Я ему все рассказал — он велел приходить. Надо скорее, а то он в заграничную командировку уезжает…

Нет, не осталась Анютка без помощи в своем бедственном и страшном положении…

Новый год я пробовал встречать самыми различными способами.

Я встречал Новый год на месте — в коллективе, у соседей, дома, в городе, за городом, в селе и в окопе.

Бывали случаи, когда я встречал Новый год с незнакомыми людьми, и со знакомыми, и даже с родственниками.

Встречал я также Новый год с монетой в кармане, без монеты в кармане, в качестве должника и в качестве кредитора.

Я метался во все стороны и хватался за все приметы, стремясь к тому, чтобы Новый год был обязательно выдающимся во всех отношениях и райским, как яблочко.

Жизнь текла как хотела, и Новые года были такими, какими были, независимо от того, как я их встречал и чего я от них добивался. Даже те Новые года, которые я не встречал, вовсе и от которых ничего не требовал, все равно поступали как им заблагорассудится, всякий раз удивляя меня своим независимым диалектическим материализмом.

Поэтому я не придал никакого значения тому варианту встречи Нового года, который произошел сам по себе, без моих стараний.

Надо сказать, Маша действительно приходила. Она пришла не в двенадцать, как обещала, а в два и сказала, что Леонид запил на день раньше срока, каковым своим действием оставил меня без обуви. Маша сказала, что на первом же собрании они этого Леньку проберут до кишок, поскольку с ним такое безобразие не в первый раз. Это сообщение значительно облегчило мое положение, и я высказал мысль, что один человек предполагает, а другой человек располагает. Маша согласилась с моими соображениями, и это само по себе было приятно. Пожелав мне веселой встречи Нового года, а также счастья и успехов в труде и в личной жизни, она ушла.

Я посмотрел на свои тапочки как на осознанную необходимость. Не знаю, что бы я делал, если бы не успевал осознавать необходимость еще до того, как ощущал ее первые жесткие требования. Я, видимо, стал бы желчным склочником, а этого я остерегаюсь больше всего на свете, если не считать рака, холеры и контакта с администрацией. Но я, слава богу, твердо осознал первичность материи и вторичность сознания. Сознание есть вторичное сырье, это для меня не секрет. Идеалистическая поговорка «человек предполагает, а бог располагает» кажется мне всего лишь неуклюжей попыткой агностиков перетащить на свою сторону материализм. Ибо человек уже мало чего предполагает, зная, что бога нет и не предвидится. Бога нет, это я заметил давно. Однако что-то все-таки располагает моими предположениями, корректирует их, ставит с ног на голову, кладет боком и запихивает их обратно туда, откуда они изошли. Я знаю, что располагать так же смешно и нелепо, как поспевать за гулкими шагами истории в полуботинках, сданных в ремонт…