Изменить стиль страницы

— Том! Том!

И вот он уже зашуршал в лопухах. Даже в темноте его шкура ярко выделялась — еще бы, окрас у него редкий. Сам белый, голова черная с белой звездой впереди (как у коровы), кончики лап — рыжие, а хвост — целиком черный. Когда Вероника вела это чудо на поводке по улице, люди оглядывались и показывали пальцем — особенно дети.

Теперь Том стоял у крыльца и изо всех сил вилял хвостом. Только бы ему не вздумалось залаять от радости! Вероника высунулась еще дальше и тихо скомандовала:

— Ждать!

Быстро накинув на рубашку халат, она осторожно спустилась на террасу и посмотрела на своего любимца. Бедный! Он был такой худой, бока совсем запали, язык свисал из пасти, как тряпочка. Но хвост его при этом вращался со скоростью пропеллера.

Вероника не зажигала на террасе света — главное сейчас не разбудить ублюдка. Если он проснется и обнаружит Тома — он точно его прибьет. В темноте она прокралась на кухню и осторожно, стараясь не шуметь, открыла холодильник. Слава Богу, продуктами в этом доме всецело ведала она. Пахан сюда почти не заглядывал. Она могла спокойно отыскать в нем какую-нибудь еду для собаки.

Через пять минут Вероника стояла у раскрытого кухонного окна с большой миской, от которой шел дразнящий запах борща. Но как дать ее Тому? Если Пахан случайно найдет под окнами пустую миску, он может что-нибудь заподозрить. Пока она стояла и размышляла, изголодавшийся пес сам прибежал на запах, который почуял даже из-за угла.

— Подожди, чертик, подожди, миленький… — шептала Вероника.

Затем она совершила настоящий акробатический этюд: с миской в руках просунула в решетку голову, плечи и торс (не пролезали только бедра), легла животом на подоконник и на вытянутых руках стала держать перед Томом миску. Сначала, радостно повизгивая, тот облизал руки хозяйке, а потом жадно набросился на еду. Пальцы у Вероники моментально занемели, но от счастья она не обращала на это никакого внимания. Значит, не только она осталась жива. Хоть одно родное существо уцелело после этого кошмара…

5

Когда Вероника проснулась, то обнаружила, что сидит на полу возле кухонного окна, положив голову на подоконник. Господи, да она вчера уснула здесь! Вероника вскочила и выглянула в окно — там, на траве, свернувшись калачиком, спал Том. Солнце уже угадывалось за сопкой. Интересно, сколько сейчас времени? Она выбежала из кухни и заглянула в гостиную — стенные часы показывали восемь. Слава Богу, что она проснулась. Обычно в это время Пахан уже будил ее громким стуком в дверь мансарды и начинал собираться на дело, после чего хмурая и заспанная Вероника плелась на кухню жарить яичницу. Каждый раз это заканчивалось слезами — она вспоминала Максима и то счастливое утро — их первое и единственное утро, проведенное вместе… Она изо всех сил пыталась отогнать от себя тяжкие мысли, но ничего не могла с собой поделать.

Вероника прислонила ухо к двери спальни и услышала шорох. Скрипнул стул, затем раздался отдаленный шум воды в унитазе. Значит, Пахан проснулся и скоро выйдет на террасу. Как же сделать так, чтобы он не заметил Тома? Вдруг ему взбредет в голову пнуть приблудную собаку или, чего доброго, пристрелить? Вероника тихонько открыла окно и позвала пса. В ту же секунду Том дернул чуткими ушами и открыл шоколадные глаза. Пышный черный хвост завертелся, как будто кто-то нажал на кнопку «включение». Том склонил голову набок и улыбнулся — Вероника всегда считала это радостное выражение на морде у собак улыбкой.

На дне кастрюли с борщом еще оставалась небольшая косточка. Вероника бросила ее за окно и тихо сказала:

— Возьми и иди в кусты! Уходи! Прячься!

Том был удивительно умной собакой, но Вероника почти не надеялась, что он ее поймет. Слишком уж странной была эта команда: только он пришел, только они снова встретились, как любимая хозяйка гонит его прочь. Почему? Однако пес превзошел все ее ожидания: он проворно схватил в зубы кость и в несколько прыжков скрылся с нею в густых зарослях иван-чая. У Вероники вырвался облегченный вздох. Когда на кухню вошел мрачный и надутый после вчерашнего Пахан, она, как ни в чем не бывало, возилась у плиты и даже что-то напевала себе под нос — ему назло. Пусть не думает, что ее легко сломить.

— Уже здесь, шалава? — злобно усмехнулся он.

— Доброе утро, Ле-ха, — через плечо отозвалась Вероника.

— Ты смотри там, не нахимичь ничего, — снова предупредил он, словно почувствовав ледяную ненависть, которую Вероника излучала даже спиной.

«Видимо, рано или поздно придется это сделать, — подумала она, — похоже, это единственный способ отсюда вырваться». А вслух сказала:

— Не беспокойся, не нахимичу, Ле-ха.

Удовлетворенный ее ответом, Пахан отправился на террасу, а Вероника с тревогой посмотрела за окно. Кажется, Том сидел тихо и не думал выходить из укрытия.

Все полчаса, которые потребовались Пахану на то, чтобы позавтракать, Вероника сидела как на иголках. Она молила Бога, чтобы ублюдок уехал до того, как Тому надоест сидеть в кустах и он простодушно вылезет оттуда — узнать, почему его так внезапно отвергли. Но, видимо, она плохо знала свою собаку. Том вышел, только когда Вероника снова призвала его тихим свистом. В это время Пахан уже десять минут как был в пути.

Почти целый день Вероника провела в раздумьях о том, что же ей делать дальше.

Итак, надеяться на то, что кто-нибудь вызволит ее отсюда, бесполезно. Милиция заодно с этим грязным скотом. Прохожие побоятся с ним связываться. Значит, Вероника должна рассчитывать только на себя. Единственное, что она может сделать, — это воспользоваться снотворными таблетками. Она должна как следует усыпить ублюдка и попытаться стащить у него ключ. Вероника уже думала об этом, когда только нашла эти таблетки, но боялась — ведь Пахан в первый же день пригрозил ей смертью. Теперь же она вдруг поняла, что от этого страха не осталось и следа. К черту! Пусть ее потом убьют, пусть ее ждет месть его гадких дружков. Но сейчас она во что бы то ни стало вырвется отсюда.

Стоя у плиты, где в двух кастрюлях дымился будущий обед, Вероника задумчиво держала в руках пузырек с таблетками. Было уже восемь часов вечера — обычно в такое время Пахан уже возвращался домой. Впервые за все время, пока она жила здесь, ей хотелось, чтобы Пахан поскорее приехал. Заветные таблетки словно жгли ей руки — так она жаждала воспользоваться ими, удостовериться, что сегодня эта вонючая туша не сможет забраться на нее, чтобы в очередной раз надругаться над ее телом. Часы тянулись, а Пахан все не приезжал и не приезжал. Вероника нервно бродила по дому — словно хищник по клетке. Однако она не подозревала, что в этот вечер судьба примет участие в ее решительных планах…

Пахан заявился лишь в полпервого ночи — и совершенно пьяный. Он был настолько пьян, что снова забыл запереть дверь своего «склада». Глаза его смотрели без преувеличения в разные стороны, язык заплетался. Когда Вероника предложила ему поесть — на вид абсолютно обыкновенную еду, — он лишь замычал и замотал головой. «Неужели чувствует, гад?» — подумала Вероника. Покачиваясь, сбивая плечом углы, Пахан доплелся до спальни и с грохотом рухнул на кровать.

— А вот тебе б…дь! — грозно выкрикнул он, обращаясь к кому-то на потолке, после чего голова его откинулась и послышался знакомый раскатистый храп.

Сейчас или никогда! Для того чтобы выбраться из этого проклятого дома, достаточно заполучить связку ключей — ту самую, которую Пахан всегда носил на шее, на толстой железной цепочке. Эти ключи не раз больно вдавливались ей в грудь, когда Пахан двигался на ней — тупо и беспощадно, будто она была не живым человеком, а резиновой женщиной.

Раздираемая стуком собственною сердца, Вероника стояла над спящим ублюдком. Итак, она должна снять у него с шеи связку. Цепочка короткая — значит, через голову она не снимется. Нужно искать застежку. Причем очень осторожно, чтобы этот скот не проснулся. Вероника облизала пересохшие от волнения губы и робко протянула руку к груди Пахана.