Соблазн был слишком велик. Вероника одним движением скинула рубаху, переключила с холодной на «горячую» и, ежась от холода, стала мыться. От воды ссадины на ногах сразу же защипало. Но она не обращала на это внимания и, торопясь, пока не кончилась вода, с мылом оттирала заскорузлую от пыли кожу. На уголке ванны она обнаружила флакон шампуня «Эльсев», плеснула себе на ладонь, кое-как вымыла волосы. И вдруг… Вероника услышала, как где-то в глубине дома хлопнула дверь. Она уронила мыло и прислушалась. Больше никаких звуков. Может, ей показалось? Быстро смыв с себя мыльную пену, она выключила воду и хотела уже вылезти из ванны, но тут дверь толчком распахнулась и в комнату вошел совершенно незнакомый, высокий и грузный мужчина в камуфляже.

2

Она проснулась от собственного крика. Снова ей всю ночь снились кошмары. То она бежала через знакомый уже корявый лес на голос Максима — она слышала его где-то вдалеке, но сколько ни пыталась догнать, только все дальше углублялась в чащу… То она оказывалась под землей и представляла, что она в желудке у какого-то огромного хищника, и сейчас он начнет ее переваривать… То проваливалась в болото и начинала барахтаться в мутной жиже, захлебываясь и теряя сознание…

Впрочем, явь была ничуть не лучше, чем сны. Свернувшись под хлипким лоскутным одеялом, Вероника вспоминала мерзости вчерашнего вечера, и ее охватывала ненависть с примесью отвращения. Сейчас у нее уже не осталось ни слез, ни даже жалости к себе. Только холодная, сводящая скулы ненависть к этому человеку.

…Не успела она вылезти из ванны, как этот пьяный ублюдок, ни слова не говоря, набросился на нее и принялся, прямо мокрую, тащить в спальню. Вероника кричала и упиралась, пыталась колотить по нему кулаками, но куда было ей справиться с этим амбалом. Некоторое время они боролись на кафельном полу, и Вероника пожалела о том, что у нее изломаны ногти. Оставались только зубы, однако ублюдок, несмотря на свои габариты, ловко уворачивался от них. Кажется, его даже развлекала эта возня — временами у него вырывался довольный, похожий на рычание зверя смех. Заметив, что ее крики действуют на него возбуждающе, Вероника сцепила зубы и решила, что с этой минуты она не проронит ни звука. Назло. Скотина! Если бы у него были волосы, она бы могла схватить за них, но, как нарочно, на голове у него топорщился короткий ежик. Напротив, длинные волосы Вероники давали ему большие преимущества. В какой-то момент он просто поволок ее за волосы по полу, и Вероника ничего уже не могла сделать. Он бросил ее на незастланную двуспальную кровать с несвежим бельем, скрутил обе руки за спину и, приперев эту конструкцию поперек мощной ногой, принялся суетливо расстегивать ширинку. Вероника в отчаянии оглядывалась по сторонам в поисках какого-нибудь подходящего предмета, которым в случае чего можно обороняться. Но поблизости ничего не было. Значит, сейчас этот ублюдок… От бессильной ярости и отвращения она замотала головой и завыла. Однако все оказалось еще хуже, чем она себе представляла: через несколько секунд прямо у нее перед лицом навис огромный синеватый член, которым мерзавец, гнусно хихикая, метился прямо ей в рот.

— Тварь! — процедила сквозь зубы Вероника и попыталась отвернуться.

Но насильник свободной рукой снова ухватил ее за волосы и повернул ее лицо обратно. Затем он грубо раздвинул пальцами сжатые губы и вставил ей в рот свою мерзкую колбасину. Из груди у него тут же вырвался хриплый похотливый вздох. Вероника зажмурила глаза от стыда и отвращения. Однако ублюдок уже не обращал на нее внимания — он пытался все глубже всадить свое отвратительное оружие в жертву. Вероника почувствовала, как горло у нее конвульсивно сжимается. Еще немного — и ее бы вырвало. И вдруг зубы ее сами собой сжались… Последнее, что она услышала, был громкий срывающийся вопль ублюдка — после этого от сильнейшего удара по лицу Вероника потеряла сознание. Она не знала, что именно он с ней делал потом, но, когда она очнулась — уже в своей кровати на чердаке, — все тело нестерпимо ныло от синяков, левая щека распухла, а в промежности жгло как огнем. Бесстрастно, с хладнокровием прирожденного медика, она села на корточки, раздвинула ноги и засунула пальцы во влагалище. Да, он порвал ей плеву. Она уже не была больше девушкой. Вероника зарылась головой в подушку и отчаянно, в голос зарыдала. Она так мечтала, чтобы это сделал Максим! Так долго к этому шла! Они уже год бродили вокруг да около — он не торопил, она не решалась… И тут все в один день, в одну секунду, с каким-то мерзким ублюдком… Лучше бы она тогда послушалась Аньку и уступила Максиму… Смешно вспомнить — она боялась забеременеть! Теперь-то залет ей уже обеспечен — если только ее не спасла счастливая случайность… Да что там говорить! Теперь, после проклятого землетрясения, вся ее жизнь покатилась в помойную яму! Она ведь до сих пор не знает, жив ли Максим! Жива ли Анька! Жив ли вообще кто-нибудь из ее знакомых! У нее больше нет дома! Ее самой, можно считать, тоже нет! Она плакала долго — пока не обессилела и не заснула воспаленным, тревожным сном…

Теперь, проснувшись, она задумалась: а как, собственно, она сюда попала? Скорее всего этот негодяй просто выкрал ее, воспользовавшись общей суматохой. Просто представился родственником — и увез к себе в логово. Вероника слышала о том, что здесь, на Сахалине, встречаются случаи своеобразного рабства. Людей, оставшихся без крова и без родных, нанимают в пожизненные работники — только за прокорм, убогий ночлег и ежедневную бутылку водки. Поначалу такие «рабы» думают, что они немного поработают, а потом начнут нормальную жизнь, но потом так втягиваются, что им уже ничего больше не нужно. Наверное, сейчас, после землетрясения, ряды рабовладельцев пополнятся…

Вероника снова ощупала свое тело и с трудом, сцепив зубы от боли, поднялась с кровати. На ней не было даже больничной рубахи, которая, видимо, так и осталась лежать в ванной. Вероника привычно завернулась в лоскутное одеяло и подошла к окну. Было раннее утро. Над речушкой висела белая пелена тумана, на сопке одна за другой просыпались птицы.

Некоторое время Вероника задумчиво смотрела на бледный утренний пейзаж, как вдруг заметила на берегу какое-то шевеление. Дымка уже начинала рассеиваться, и из-за сопок пробивались оранжевые косые лучи солнца. Прищурившись, Вероника отчетливо увидела, как по берегу реки шагает какой-то человек в высоких болотных сапогах. На плече его висел пластмассовый бидон, а в руках он держал удочку. Рядом с ним, спотыкаясь на камнях, бежала крупная серая овчарка. Не теряя ни секунды, Вероника с грохотом распахнула окно, просунула голову в решетку и что есть силы крикнула:

— Э-эй! Дяденька! Спасите меня! Э-э-эй! Слышите! Меня заперли здесь! Эй!

Она кричала довольно громко, но из-за тумана и из-за шума воды рыбак ничего не слышал. Его собака остановилась и навострила уши, но затем, видимо, послушавшись окрика хозяина, потрусила дальше. А Вероника так и осталась стоять у окна. Выругавшись, она в бессильной злобе ударила кулаками о подоконник.

Уже через минуту она услышала топот ног по ступенькам. Ну конечно, она разбудила зверя. Вчерашний мучитель был одет в джинсы на голое тело, через пояс которых складками свешивался волосатый живот. В утреннем свете его заспанное, небритое лицо выглядело особенно омерзительно. Вероника инстинктивно прижала рукой край обмотанного вокруг нее одеяла. Почему-то на ум ей пришло слово «пахан». Глаза ее смотрели прямо и вызывающе.

— Ну че ты дергаешься, телка? Все равно тебе от меня не уйти. Да и куда ты теперь? В городе ни одного целого дома не осталось — только КГБ да прокуратура… — Он загоготал — видимо, придя в восторг от собственной наблюдательности. — А я и прокормлю, и обогрею. Живи, блин, пока не надоешь… Много мне от тебя не надо — в доме прибраться да обед сварганить. Ну и баловства чуть-чуть, само собой… — Он скабрезно ухмыльнулся. — А за вчерашнее ты зла не держи — сразу не разобрался, что целка…