Но выспаться в эту ночь Ольге не пришлось. Ее разбудила Алена Васильевна.
— С нашей Варькой неладно, — сказала она. — Удрала из дому, глупая, удрала. Вот письмо оставила. Почитай, донька.
Ольга быстро оделась и взяла письмо.
Дорогая мамка, — писалось в нем, — ты меня, пожалуйста, не ругай, потому что я, твоя Варька, сейчас, как та ласточка, которая у нас из гнезда выпала весной. Очень я, мамка, без школы разнесчастная. Подамся я сама не знаю куда, может, в Одессу, к дяде Николаю, а не то попрошусь там в няньки в детские ясли за одни харчи, без жалованья.
Дорогая мамка, отцу пить не позволяй, разбивай без жалости все его гадкие шкалики. И пусть бабка Алена смотрит за новой учительницей, как за своей родной.
Дорогая мамка, знай, что денег я на дорогу не взяла, потому что не знала, куда ты их от отца на этот раз спрятала. Из-за этого мне придется добираться до Серебрянки рекой, а там наш знакомый Антон Федорович возьмет меня с собой в Одессу.
На письме были водяные пятна, по-видимому сидя над ним, Варька-разбойница неутешно плакала.
— Когда Варя ушла из дому? — с волнением спросила Ольга.
— Да совсем недавно. Письмо в окно бросила, сказала: «Утром мамке отдайте, когда с почты вернется». Я вышла, хвать Варьку за руки. Да где там… Ах, Варька, Варька, поганка… А люблю…
— Как мне пройти к реке? — стараясь казаться спокойной, заторопилась Ольга.
— От нас прямо… Увидите круглую башню. Огни на ней. А чуть выше — лодки…
Девушка бросилась к реке.
Дождь утих, показалась луна, и Ольга, подбежав к самой воде, невольно вскрикнула от радости. Она увидела Варьку в лодке, плывущей вниз по течению. Весел у беглянки не было. Она гребла длинной, шириной в ладонь, сосновой доской, стараясь держаться поближе к берегу. Но течение было так сильно, что лодку медленно, но верно выносило на середину реки, туда, где в колдовской игре лунного света с черной, словно отполированной водой виднелись невысокие, острые камни.
— Загребай лево кормы, к берегу, к берегу, видишь, несет на камни! — с тревогой крикнула Ольга.
Девочка молча продолжала грести.
— Вот чертовка! — нахмурилась Ольга и снова закричала: — Утонешь, куда ты плывешь, разбойница?..
В ответ Варя махнула рукой и стала грести усердней.
Черно-лиловые тучи смыкались вокруг луны. Еще немного, они снова накроют ее. В темноте с Варей может произойти несчастье. Ольга как бы в нерешительности поглядела на воду, покачала головой и, забежав вперед, разделась.
— Ой, что вы делаете? — не своим голосом закричала Варька.
Ольга с разбегу бросилась в воду. Не прошло и десяти минут, как она сидела на корме лодки, с трудом сдерживая желание крепко отколотить девчонку. Но Варька выглядела такой жалкой, что она только сказала:
— Утонуть могла, глупая!
— Ну и пусть… — склонившись с борта и зачерпнув ладонью речную воду, ответила Варька.
Взяв доску из Варькиных рук, Ольга умело отвела лодку от каменной гряды к берегу.
Одеваясь, она сердито глядела на девочку.
— Отпустите меня, ну, отпустите! — взмолилась Варька.
— И не подумаю. Скверная ты… Да ладно, в школу ты вернешься, — сказала Ольга.
Но Варька, казалось, не верила словам Ольги. Она долго стояла перед ней в каком-то тревожном раздумье, шмыгая носом и глядя на вытащенную на берег лодку.
— А вы не шутите? — наконец спросила она.
— Ну что ты! Конечно, не шучу!
Варька вздохнула и кивнула головой.
— Да, я знаю, не шутите. Спасибо вам. За все! Вы… — Варька хотела еще что-то добавить, но не смогла и вместо этого порывисто, благодарно прижалась к Ольге.
— Идем, идем, Варя, в тепло, домой, — сказала Ольга.
— Спасибо вам… — повторила Варька. — Не забуду, даже когда старой, как бабка Алена, сделаюсь!
— Хорошо, хорошо. Помолчи!..
Подойдя с Варькой к башне, Ольга остановилась и пытливо поглядела на реку Козыревку.
В свете башенных огней река казалась чистой и глубокой. Она текла вдоль садов, кое-где подмывая корни глядящих в нее яблонь. На другой стороне реки почему-то рябило, а вдали, вниз по течению, виднелся каюк с парусом, освещенным с кормы светом рыбацкого фонаря, и Ольга обрадовалась ему, как другу. Холод больше не донимал ее. Наоборот, теперь ей было жарко, так, словно все ее тело натерли шершавой парусиной. А ночь над рекой шумела ново, тревожно, нежно.
«Весна, наверное, здесь прелестна, — думалось Ольге. — В начале марта она уже будет всюду — и в ноздреватом снеге, и в ломком синем ледке… Затем март задышит ветрами юга на козыревские поля, сады и степи, затаившие в каждом своем комке зеленое буйство трав…» И все же это будет не та весна, что шумит на ее Черном море крутой волной. Море? Нет, она не изменит ему. Свой отпуск она проведет в Одессе.
На востоке, порой вспыхивающем зелеными огоньками, угадывался рассвет, мглистый, осенний. Начинался второй день Ольгиной жизни в Козырево. За то время ничего значительного не случилось. Но то, что ей удалось задержать Варю, радовало ее. Из девочки выйдет толк.
Домой они возвращались по знакомой, размытой дождем дороге. Черное небо над ними снова полнилось журавлиным криком. Но не было в том крике тоски, о которой обычно поется в девичьих песнях, а была трудная и крылатая радость тех, кому дано счастье завоевывать светлые дали.
— Журавчики, — повторила Варька и, подняв руку, весело закричала: — Эй, поглядите, какая ваша Варька счастливая!
Придя к Васильевне, Ольга легла спать, но уснуть не могла. Она думала о Варькиных сапогах, так согревших ее…
— Варька… Варька-разбойница! — бормотала она смеясь.
А в предутреннем небе всё еще пели журавли.
Матросская королева
Мать Левки служила на «Орле», каботажном грузовом судне, а Левкин отец вот уже второй год плавал на Дальнем Востоке.
Левке не раз случалось оставаться одному в доме. Но мальчик никогда на это не жаловался. Задумал идти в гавань встречать корабли — пожалуйста! Захотел навестить крыжановских рыбаков — милости просим! А вздумалось отправиться на Сухой лиман глядеть, как строится новый порт, — иди гуляй!
Но все же над ним был контроль… Дворовые девчонки, по просьбе матери-морячки, завели особую тетрадь и записывали в нее все Левкины грехи.
— Иуды! — ворчал он на них с обидой.
А впрочем, стоит ли с ними заводиться?.. Они самый ненадежный народ на свете. И все им надо. Все подавай. И небо. И море. И недра земли…
Небо? Ну какой же из Зинки Туркиной пилот? Косая. И длинная, как селедка!
Море? Это Дашка Гранецкая собирается водить корабли, а сама смертельно боится молний…
А недра земли? О них мечтает Сильва Корнева… Поглядишь на будущего шахтера, и смешно становится. Слабая, маленькая, вроде мотылька!..
В конце мая, когда дворовые ребята решили отправиться в пионерский поход по Днепру, до самой Каховки, Левка выступил против девчонок с пламенной речью: «И хилые они. И капризные. И всего боятся. А случись в пути какое-нибудь опасное приключение, тогда прощай жизнь — отвечай за каждую головой».
— Значит, без них, хлопцы! — решил Вася Владыко, выбранный старшим отряда.
Довольный Левка вернулся домой и приготовил рюкзак с походным имуществом. Но тут пришло письмо из Архангельска…
Мать Левки, которая в этот день была дома, вскрыла конверт, прочла письмо про себя и сказала:
— Едет к нам мать отца, бабка Вероника… Едет помирать у нашего теплого моря… Вот и будешь за ней присматривать.
— А Каховка? — спросил Левка хмурясь.
— Обойдется, — сказала мать.
Она собралась в свой очередной рейс и, выходя из дому, отдала строгий наказ:
— Когда получишь телеграмму, встретишь ее. Возьмешь такси. С бабкой обращайся вежливо. Балуй ее…