— Иди ко мне, не бойся! — позвала она смеясь.
Макка задумалась. Она наклонила голову к земле, отчего ее обезьянья мордочка стала похожа на цифру восемь.
— Отчего же ты не идешь? Иди, тебе все обрадуются: и бабка, и Павел, и батька с мамкой, когда вернутся с зимнего лова… — Перечислив таким образом состав своей семьи, Верка вновь повторила: — Ну, иди! Не бойся! Не хочешь? Тогда обожди…
Верка бросилась в дом и вынесла горсть сахара. Но Макка не обрадовалась. Сахар был похож на колючую холодную пыль… Верка сделала несколько шагов к кустам смородины, но Макка мигом исчезла.
— Вот глупая! — с досадой произнесла девочка.
Придя домой, она рассказала бабке Ксении и Павлу о маленькой мартышке. Павел, ученик седьмого класса, недоверчиво поглядел на сестренку и сказал, хмурясь:
— Не обманывай!
— Ты, Верка, выдумщица известная! — поддержала Павла старуха Ксения.
— Это я — выдумщица? — Верка возмущенно топнула ногой.
— Ты ногами не топай, — сказал Павел. — Разве не ты выдумала про жемчужное колесо, что само по себе скатилось в море?
— И про угря, который пел… — скрывая улыбку, добавила бабка Ксения.
— И про журавля, что нес на крыле котенка… А теперь вот обезьянка… — Павел с видом, словно Верка была ничего не стоящим человеком, махнул рукой.
Верка замолчала. Обвинения против нее были веские. Никто не поверил, что она видела обезьянку здесь, в поселке Солнечном, за кустами смородины. В конце концов и сама Верка решила, что она все выдумала. Ей, шестилетней девочке, еще живущей в сиреневом мире сказок, может быть, и вправду пригрезилась обезьянка так же, как и журавль с котенком на крыле?
Зима приближалась. Бабка Ксения обила дверь дома войлоком и застеклила окно, разбитое летом внучкой. Пришло время штормов. Верка внимательно прислушивалась к шуму моря. Если шумело оно ровно, без взрывающихся жемчужных фонтанов — значит, ждет рыбаков-глубинщиков удача. А вот если оно грохотало, накатываясь на скалы, — это подводный великан Санжей сердился на хищных катранов, что без всякой жалости рвут трудовые рыбачьи сети. Великан Санжей добрый и заботливый. Бабка Ксения не раз рассказывала о том, как он выходит ночами из воды, подбирает на берегу выброшенную штормом рыбешку и возвращает морю…
Однажды вечером Верка, выйдя во двор, услышала на чердаке не то плач, не то кашель.
— Кто там? — испугалась она.
Вместо ответа с крыши спрыгнула обезьянка и доверчиво прильнула к ногам девочки. Верка обрадовалась. Она подняла Макку на руки и с торжествующим видом ворвалась в дом, где Павел готовил уроки, а бабка чинила шерстяные носки.
— Взгляните, какая ваша Верка выдумщица! — загорланила Верка.
Павел и бабка были побеждены. Они удивленно, молча глядели на обезьянку.
— И впрямь мартышка… И, видать, голодная! — первой обретя дар речи, сказала старая Ксения. — Ну-ка, Павел, угощай длиннохвостую!
Макка ела все: и хлеб, и брынзу, и пирог с капустой. Пока она ела, трое решали вопрос, где будет спать мартышка.
— Со мной, валетом, — сказала Верка.
— На подоконнике, — предложил Павел.
— На топчане, в коридорчике. Все обезьяны баловницы… — решила бабка Ксения.
Но Макка сама выбрала место. Оно было на коврике, возле печки. И бабка Ксения не решилась оттуда прогнать ее. Мартышка дрожала, тянулась к теплу и даже у самого огня никак не могла согреться.
На другой день и взрослые и дети поселка Солнечного знакомились с Маккой. Та ни на шаг не отходила от Верки и, тихо покашливая, приветливо кивала головой. А Верка, гордая своей мартышкой, всем без устали объясняла:
— Она из Африки… Павел говорит, что там жарко, как в казане… Она из Африки!..
С каждым днем Макка все больше привязывалась к своей маленькой хозяйке. Она нисколько не сердилась, когда Верка дразнила ее, дергала за хвост и кричала;
— Эй ты, глупый обезьяненок!
Макка в свою очередь тянула Верку за косу, весело гримасничая. Но как только девочка надолго уходила из дому, Макка становилась печальной. Забившись в угол, не сводила глаз с двери, вся в тревожном и нетерпеливом ожидании. Вдруг Макка оживлялась и принималась усердно скрести свой затылок лапой, и все, кто находился в комнате, знали, что Верка вот-вот вернется домой.
А на дворе становилось все холоднее. Мартышка снова начала кашлять. Прижавшись к печке, она хваталась за грудь лапами и кашляла, порой всю ночь напролет, не переставая.
Макка худела. Она неподвижно лежала на коврике, грустно вздыхая, отказывалась от пищи.
— Ешь, ешь, вот творог, вот яблоки… — настаивала Верка.
Но Макка отрицательно трясла головой и что-то глухо бормотала. Ей снова грезилась Африка. В каждом шорохе ветра Макке слышались зовущие голоса подруг, веселых мартышек, перепрыгивающих с ветви на ветвь. И песни лесных полдней тревожили ее… Но до Африки не добраться. Лишь легкие серебристые облака неслись в сторону Африки, и каждое облако звало Макку с собой.
Павел также привязался к мартышке. Он не мог глядеть, как она чахнет у всех на глазах, с каждым днем становясь все слабее и слабее.
— Давай в школу отнесем ее, в живой уголок, там филин Степка и две ежихи. С ними веселее…
Но Верка решительно возразила:
— Задразните вы там обезьянку, я вас, мальчишек, знаю. Верно, бабка?
— Не в школу, а в зоосад надо отдать мартышку, — сказала Ксения, — в Африку надо отнести…
— Где же там Африка? — спросил Павел.
Бабка насмешливо покосилась на внука:
— Там, где три обезьянки, там и Африка…
— Не отдам ни за что на свете! — заревела Верка.
— Так, значит, не отдашь? Значит, хочешь, чтобы она умерла?.. Гляди, как кожа на ней обвисла… — Павел нахмурился и, не глядя на Верку, вышел из дому.
Придя в школу, он собрал своих друзей по классу — Сашу Измайлова и Таню Степную. Было решено: втайне от Верки отнести обезьянку в городской зоосад. В свой план посвятили и бабку Ксению.
Наступило воскресенье. Старуха увела Верку к морю.
— Дельфинов черноспинных глядеть будем, там сегодня их видимо-невидимо, а среди них один с золотой спиной…
Тем временем Павел, Саша и Таня завернули мартышку в старое фланелевое одеяло и направились с ней через поле, к трамвайной станции. Путь был недолог, каких-нибудь три километра. Но когда они повстречали на краю поселка агронома Полину Игнатьевну, дорога несколько «удлинилась»…
— Идем в Африку! — крикнул Павел.
— В Африку?
— Ага! Несем туда обезьянку!
Полина Игнатьевна укоризненно покачала головой и сказала:
— Эх вы, хлопцы, хлопцы, вы бы хоть на карте посмотрели, где она, Африка…
— А мы знаем: там, где три обезьянки, там и Африка!
Веселый ответ Павла всем понравился. Даже Полина Игнатьевна рассмеялась.
Дул тихий морозный ветер. Гулко, как бубен, звенела под ногами дорога. Шагать было весело, легко.
— Мы идем в Африку! Несем туда обезьянку! — напевала Таня Степная. Ей казалось, что все спрашивают ее, куда так торопятся ребята. И поле спрашивало, и небо, и дорога, и даже вязы при дороге…
— Да замолчи ты, сорока! — сказал Павел. — Совсем ты как наша Верка… Видать, все девчонки одинаковые…
Тане пришлось покориться.
Обезьянку нес Саша. Порой, высовывая голову из одеяла, она тревожно заглядывала мальчику в глаза. Ветер, который перебирал телеграфные провода, словно пробовал струны скрипки, не нравился ей. Он пах колючим, белым порошком, тем самым, что когда-то выбелил гавань.
Снег? Макка не ошиблась. Сначала над дорогой медленно поплыла одинокая, неизвестно откуда взявшаяся снежинка. А спустя несколько минут миллионы таких же снежинок закружились в воздухе.
— Идет снежный шквал! Держаться всем вместе. И без паники! — взяв Макку из рук Саши, приказал Павел.
— Есть, капитан! — ответил Саша.
Обиженно, почти по-ребячьи всплакнул где-то в стороне ветер и тут же, сразу набрав силу, загудел шквальной метелью.